Вечный лес - Сван Томас Барнет - Страница 33

• Предыдущая
• 33/37
• Следующая

Я поставила повозку у края поля, в тени оливкового дерева, чтобы бедный Эвностий не изжарился под своей соломой.

– Эвностий, я ухожу, – шепнула я, стоя рядом с волом, будто разговаривая со своим любимым животным. Поблизости никого не было, и некому было подслушать, что именно я говорю. – Я буду наблюдать за тобой издали. Как только ты войдешь во дворец, я сразу пойду в условное место. Если ты не вернешься до того времени, как зажгутся огни, значит, ты в темнице, и я приложу все силы, чтобы освободить тебя. А если вернешься…

– Только с детьми. Или дети придут без меня. Если случится именно так, забирай их и вези в нашу страну, не пытаясь освободить меня. Обещаешь, Зоэ?

Ему я пообещала, но про себя сказала: «Великая Мать, тебе я этого не обещаю».

Я не торопясь отошла от повозки и смешалась с толпой крестьян, кивая им и улыбаясь, но, стараясь помалкивать, чтобы не выдать себя звериным акцентом. Вокруг меня все болтали без умолку – покупатели с продавцами, продавцы с покупателями. Но вдруг разговоры стали затихать, и вскоре толпа смолкла. Будто ветер с шумом пронесся по ячменному полю и улетел. Это Эвностий вылез из повозки. Я видела, как он отряхнул с себя солому и направился через поле к мощеной дороге, ведущей во дворец.

«В городе он будет в безопасности, – подумала я, – даже суеверные крестьяне с ним ничего дурного не сделают, хотя наверняка попытаются напугать или станут потешаться». Но я ошиблась. Они смотрели не со страхом, а с благоговением на этого высокого, в семь футов, рогатого и хвостатого демона, который… откуда же он взялся? Из повозки? Скорее всего, возник прямо из воздуха. Они не швыряли в него камни, не смеялись, они расступились и дали ему дорогу, будто не он, а они пришли к нему в город и находятся там его молчаливого согласия. Они видели не демона, а бога; может, на них подействовала его смелость или в нем действительно было что-то божественное. Вот он уже дошел до дороги, догнал крестьян, идущих на аудиенцию к царю. Навстречу ему попалась группа благородных горожан, направляющихся на рыночную площадь. Внутри крытых носилок послышалась напевная речь, носильщики остановились, занавески раздвинулись, и оттуда выглянули дамы в платьях с открытыми лифами. Дети выбегали на крыши домов, размахивали руками, показывали на Эвностия пальцами, но не смеялись. Один маленький мальчик спросил высоким нежным голоском:

– Мама, это минотавр?

– Да, сынок. Наверное, это последний минотавр.

– Он пришел сюда, чтобы сделать нам что-нибудь плохое?

– Я думаю, он пришел, чтобы принести нам удачу. Посмотри, он так похож на бога, которому мы поклоняемся. У него точно такие же рога![36]

Эвностий шел, выпрямившись во весь рост, глядя прямо перед собой. Сегодня он ни разу не споткнулся. Его рыжая шелковистая грива переливалась на солнце, рога казались мощным, но не грозным оружием. Он подошел к портику дворца и поднялся по ступеням, а благородная цель придавала смелости. Стражники вышли ему навстречу, но не схватили, а пригласили войти, и, сопровождаемый ими, Эвностий скрылся между красными, сужающимися книзу колоннами и оказался во дворце царя Миноса, его брата Эака и их наследников Теи и Икара.

Эвностий испугался. Ему казалось, что он тонет в чаше с медом. Слишком красивый дворец. Слишком ласковая встреча. Одни улыбки – и никакой опасности, как у королевы пчел. Он мог сразиться с чудовищами и, конечно, с солдатами. Молодость и отсутствие красноречия не помешали бы ему поспорить с грозным и хитрым соперником. Но неумолимая доброжелательность, тирания вежливости – это было выше его сил. Он совершенно растерялся.

Сначала радужный город с игрушечными людьми, а теперь здесь, прямо перед ним – маленький царь в головном уборе, украшенном тремя перьями, восседающий на своем троне из гипса, по обе стороны которого стоят каменные грифоны, величественные, но такие же нестрашные, как те – зеленые, красные и голубые, которые смотрят с настенных росписей, уютно устроившись в зарослях тростника рядом с водоплавающими птицами.

Но где же пики, преграждающие путь? Этих мальчиков с тонкими талиями, почти его ровесников, совсем непохожих на стражников, Эвностий мог бы раскидать в разные стороны одним движением руки!

Но они не стерегли его, а сопровождали, будто он был послом.

Царь устраивал прием и давал аудиенцию. Крестьяне стояли рядом с придворными, запах земли смешивался с ароматом нарда и сандарака[37]. Перед царем все равны – и тот, кто пришел искать зашиты или просить о милости, и тот, кто принес дары. Эвностий в замешательстве остановился у входа. Он едва передвигал ноги, казалось, его копыта были отлиты из бронзы. Голова кружилась от многообразия цветов и костюмов. Мужчины выглядели великолепно в своих изысканных набедренных повязках, правда, фасоны их не сильно отличались друг от друга, за исключением двух: одна доходила почти до колен, другая едва прикрывала часть тела, давшую ей свое название.

Здесь можно было увидеть все – и шерстяную одежду крестьян, и льняные наряды придворных. Но женщины… Каких только юбок не было – похожие и на колокол, и на перевернутый цветок шафрана, и на многоярусную корону, и, представьте себе, там даже была женщина в… как же это называется? Даже мужчины этого не носят, только в некоторых восточных странах. Шароварах.

Царь улыбнулся и жестом показал Эвностию, чтобы тот приблизился к трону. Собравшись с силами, Эвностий прошел сквозь толпу просителей, миновал праздных зевак, рассевшихся на расположенных вдоль стен каменных скамьях, и, подойдя к трону, встал, как я и учила его, на колени, ожидая, когда на него обратят внимание.

– Поднимись и говори.

– Я пришел из Страны Зверей, – начал он.

– Я знаю, сын мой.

У Миноса было молодое лицо, но волосы белые, как морская пена. Что за птица, может быть, феникс, дала ему перья для головного убора? Какие ныряльщики собрали среди кораллов и морских анемонов[38] раковины багрянки, чтобы окрасить пурпуром его набедренную повязку? Браслеты из лазурита, коралловое ожерелье, похожее на стайку морских коньков, – женские украшения, но женственности в этом мужчине не было вовсе.

Минос подошел к Эвностию. «Он величественнее Эака, значительнее многих окружающих его людей, – подумал Эвностий. – Сильнее и добрее. Он бы, излечив свои раны, не остался в Стране Зверей, чтобы похитить сердце юной дриады, а если и остался, то никогда не покинул бы свою любимую».

– Ты Эвностий, последний минотавр. Брат рассказывал мне о тебе. Ты был его другом. Я уже послал за ним.

Эак вошел в зал и, увидев там Эвностия, вовсе не удивился, а сразу направился к нему. Будто они, как в старые добрые времена, встретились, чтобы вместе поохотиться. В лесу он казался прекрасным чужеземцем. Его красота не потерялась и здесь, только среди этих стен, расписанных веселыми танцующими дельфинами, и в окружении таких же веселых людей он был своим, он был дома. Эак не носил никаких украшений, кроме серебряного обруча на голове. Он не нуждался в них. Цвет его кожи был благороднее цвета бронзы, а волосы сами ложились изысканным узором, будто сотканным искусной мастерицей.

Эвностий вдруг остро ощутил свою нелепость. Какой-то он растрепанный. Какая на нем некрасивая – из серой домотканой шерстяной ткани – набедренная повязка. Клочки сена пристали к рукам и ногам. А копыта, эти ужасные копыта, которые не спрячешь ни в одни сандалии мира! Но никто не смеялся над ним, а Эак, как показалось Эвностию, смотрел на него с непонятным изумлением и даже восторгом.

Эак протянул руку. Это был уже знакомый Эвностию дружеский жест, на который он теперь не ответил. Красивые и губящие. Кора и Эак. Стоит им улыбнуться, и враги их бросают свои кинжалы или теряют головы. И никто, кроме таких же, как они, не способен причинить им боль. А я, простой, грубый и некрасивый, посмел ступить в это святилище красоты.

• Предыдущая
• 33/37
• Следующая