Воронья стража - Свержин Владимир Игоревич - Страница 68

• Предыдущая
• 68/98
• Следующая

Корсар, привыкший трезво взвешивать «за» и «против», беглым взглядом окинул корабль. Бодрствующая вахта, в случае заварухи, быть может, и успела бы поднять тревогу до собственной гибели, но отчаянного судовладельца это бы уже вряд ли спасло. Столь дотошная преданность хозяину не входила ни в число достоинств, ни в число недостатков ловца ускользающей добычи.

– Сколько? – правильно оценивая строящихся на шкафуте гугенотов моего эскорта, проговорил он, смиряясь с происходящим.

– О! – широко улыбнулся ему лжеиспанец, моментально теряя иберийский акцент. – Речь не мальчика, но мужа, так шо появляется реальный шанс на встречу с женой! Давай, приятель, не томи гостей – зови за стол. Там и почирикаем об шо и сколько.

Спустя считанные минуты корабль флота ее величества «Вепрь Уэльса», пока что единственный в этом флоте, вышел в английский пролив, держа курс на Кале.

Узкая полоска воды отделяет европейский континент от его отрезанной краюхи, именуемой Британией. В хорошую погоду в наши времена иные смельчаки решаются преодолеть его вплавь. И не просто решаются, а преодолевают. Однако сегодня этот сумасбродный подвиг им вряд ли бы удался. Ветер, резвый уже поутру, к полудню взял разбег, и обросшие белыми гривами волны, точно охотничьи псы на спину дикого зверя, бросались на улепетывающего «Вепря», стараясь вцепиться в палубу и вырвать из нее кусок. Вынужденные укрыться в единственной пристойной каюте в кормовой надстройке, мы с неослабевающим вниманием слушали байки Лиса, стараясь не отвлекаться на весьма чувствительную качку и грохот волн о борта каравеллы.

– Я представляю себе, какая нездешняя лыба была поверх лица Рейли, когда он бросился искать меня в Бейнарде. Я ж, типа, со стражником своим посидел, кости раскинул, один-другой пирожок ему скормил – тут вокруг него тени забытых предков и закружили! Играть с ним стало не в тему! Ну, я, шоб ему кайф не ломать, под мышки его зацепил, из упокоев своих выволок, прибрал все, двери закрыл, ключики ему обратно прицепил и тышком-нышком – на волю, в пампасы! Ну, типа, в вересковые пустоши по-вашему. Так шо вроде как все заперто, стражник, небось, божится, шо глаз не смыкал, а Главный Корнеплодарь Англии расточился, мэм, ну шо ваша мамаша! Шесть ей футов под кормой…

Жизнерадостный треп неунывающего «гасконца», конечно, немного отвлекал собравшихся от творящегося за иллюминаторами безобразия, но в целом не имел успеха. Даже фривольные замечания Сергея по поводу весьма деятельного призрака Анны Болейн не смогли отвлечь здравствующую королеву от тяжких размышлений. Ей, по ее мнению, следовало бежать в Нидерланды, где все еще находился английский экспедиционный корпус, посланный на помощь Вильгельму Оранскому. Я же настаивал на высадке в Кале. Того же мнения был и пан Михал Черновский, утверждавший, что все готово к приему Елизаветы и стоит ей ступить на землю старой английской колонии, как та без единого выстрела присягнет заморской королеве. А дальше уж была моя партия. Как бы то ни было, данное Рейли обещание добиться союза с Францией висело надо мной, как дамоклов меч. И если нынче, по доброй английской традиции,[36] мы не отправимся кормить рыб в Па-де-Кале, то в «отчизне» мне еще предстояла ласково-куртуазная бойня с Черной вдовой и выяснение отношений с братцем-близнецом, вряд ли успевшим по мне соскучиться.

Грохот волн, как грохот тарана в ворота осажденной крепости, наводил на тоскливые мысли, невольно воскрешая в памяти изрядно позабытые слова молитв. Рядом со мной, едва шевеля губами, Элизабет Тюдор шептала проникновенные строки сорок пятого псалма:

Чуть в стороне, на свойственной ему латыни, обращался к Господу брат Адриен, должно быть, прося дать ему силы и возможность закончить начатое. Так что внимание Лисовской аудитории было в явном ущербе, и, казалось, никто не может собрать его воедино. Но то, что представляется очевидным, далеко не всегда верно. Произошедшее в следующую минуту вполне доказало правильность этого утверждения. Появление невиданного, непрошеного гостя невольно повергло присутствующих в состояние едва ли не суеверного ужаса.

Существо, возникшее вдруг в тесной каюте, не вошло, не влетело, а просто-напросто появилось из дубовой просмоленной двери, точно всего лишь забыло ее открыть. Оно было ростом примерно фута в три, может, чуть менее, одето в очень узкую красную куртку, желтые штаны, пузырями заправленные в высокие черные сапоги. Судя по окладистой бороде, закрывавшей половину груди, наш гость, вероятно, был мужского пола, но, невзирая на общую схожесть с гомо сапиенс, к таковым явно не относился.

– На дно пойдем! – оптимистически заверил он, не здороваясь.

– Ты силен, Господин вечности! – пробормотал брат Адриен, поднимая руку, чтобы осенить себя крестным знамением.

– Не крестись! – возмущенно гаркнул человечек, выхватывая из-за спины маленький плотницкий молоток-киянку. – Обижусь, уйду! Все потонете!

– Клабаутерманн! – прикрывая ладошкой рот, выдохнула Олуэн.

– Ну да! – хмыкнул бородач. – А вы здесь Белую Даму ожидали увидеть?

Несомненно, это был клабаутерманн – прямой потомок лесных дриад и предок гремлинов. Не тех, конечно, порожденных фантазией голливудских кукольников, а фейри, проживающих в механизмах от мотора до компьютера, где они время от времени открывают и закрывают форточки Windows. В годы Второй мировой войны в нашем мире один из гремлинов умудрился даже подбить немецкий истребитель. Но это уже совсем другая история.

Клабаутерманны не живут в механизмах. Их обиталища – носовые фигуры парусников. Это духи срубленных дубов, настолько сроднившиеся с деревом, что продолжают считать его своим домом и после того, как лесной великан превращается в античного героя, древнего короля или же, как в данном случае, – в яростного вепря, уже который год мчащегося вперед над пенной равниной. На счастье бороздящих моря, клабаутерманны не таят зла на людей за столь непочтительное обращение с их многовековым жилищем. И хотя порой они склонны озорничать, выстукивая молоточком слышанные в юности песни канувших в Лету друидов, помыкать экипажем, выживая разбойников и бунтовщиков с территории, которую считают своей, в целом эти дивные существа хранят корабли от многих бед. Но появление этого фейри на глаза непосвященным – недобрый знак, предвещающий кораблекрушение.

Лишь корабельные плотники, чувствующие душу всякого дерева, могут видеть клабаутерманна в иное время. Им добродушные фейри спешат поведать, где наметилась течь в бортах, где беспощадный червь точит корабельную древесину, где скрытые от глаз трещины грозят бедой плавучему дому. Увы, мы не были корабельными плотниками. Я успел перехватить руку иезуита, не давая ему закончить защитный жест. Удовлетворенный этим, коротышка перевел взгляд на Елизавету:

– Из-за вас ведь на дно пойдем!

– Из-за меня? – Огнекудрая Диана удивленно встряхнула головой.

– А то! – мрачно усмехнулся корабельный дух. – Проклятие корреда над родом Тюдоров!

– Проклятие корреда?

Я, Олуэн и Елизавета Английская выпалили это в один момент. В моем случае это был явный прокол. Откуда, спрашивается, наваррскому принцу знать, кто такие корреды? Тварь-то чисто английская, да еще из таких, о которых на трезвую голову и поминать-то неохота! Кожа темная, морщинистая, точно обгорелая. Глаза – словно плошки круглые, красные, да пламенем так и пыхают. Ноги копытами заканчиваются, руки – кошачьими когтями. Живут в пещерах ниже уровня моря. Промышляют колдовством и дерзким разбоем. Так что смертному с подобными красавчиками по доброй воле лучше не встречаться!

• Предыдущая
• 68/98
• Следующая