Все лорды Камелота - Свержин Владимир Игоревич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/106
• Следующая

Я уважил просьбу старого друга. Когда поперек проезжей дороги вельможный принц узрел наш раскинувшийся «цыганский табор», думаю, ему стало дурно. Распряженные повозки, бродящие в задумчивости волы и возницы, в панике улепетывающие из лагеря при приближении невесть откуда взявшегося противника. Все это наводило его на грустные мысли.

Объезжать растянувшийся без малого на полмили обоз по дикой пустоши – занятие мало приятное. Того и гляди коню ноги поломаешь. Трава по грудь, кустарники, – поди разбери, где там в них камень торчит, где ухаб прячется. Тут, пожалуй, и коня угробишь, и себе хребет поломать недолго. Стало быть, идти приходится только шагом. Но шагом неловко.

Валлийские лучники, для острастки выпустившие по приближающемуся неприятелю по паре-тройке стрел, конечно, отошли к лесу, по-рачьи пятясь, но где-то там и притаились. Чуть промедли, враз сочтут стрелами количество всадников в отряде. И с места этих упрямцев не сгонишь, одно слово – валлийцы. Но ведь и скотты из того же куска глины слеплены, им тоже упрямства не занимать. И как потом прикажешь объяснять, что продвижение отборного войска остановил брошенный на произвол судьбы обоз? Невозможно такое объяснить, кто же слушать станет.

Постоял принц Ангус пред оставленными возами, покатал желваки на скулах, да и ткнул вперед копьем, указуя гвардии своей место для прорыва. Ну а что там прорывать? Оно, понятно, возы бочком друг к другу приставлены да дышло в дышло повернуты, а между ними щиты да колья: конь со всадником в броне не перепрыгнет.

Но ведь защитников-то нет! Впрочем, кого другого тоже нет. Стало быть, самим придется спешиваться и возы растаскивать. А из лагеря-то дух мясной за милю в нос шибает. Бочки с элем открыты да брошены, котлы паруют… Тут уж поневоле вспомнишь, что с утра в седле не евши. А у костров добро всякое валяется, возницами в панике брошенное: где пояс с чеканными бляхами, где плащ с фибулой бронзовой, а где и кошелек с парой монет. Для бриттов, может, и малость, ну а скотту на что-нибудь, да сгодится. И посреди лагеря шатер стоит. Бо-ольшущий! Поди, для самого герцога Ллевелина ставили. Там, ежели посмотреть, то может сыскаться что-то и поценнее стертых динариев да дедовских украшений…

Я напряженно следил за лагерем, ожидая, когда же чья-то алчная рука откинет полог герцогского шатра. По всей видимости, это высокое право было предоставлено самому принцу Ангусу. И вот оно, заветное движение…

Душераздирающий визг, способный заглушить вопль участниц конгресса воинствующих девственниц, застигнутых прессой на мужском стриптизе, потряс округу. Ангус отпрянул назад, сшибая стоявших за его спиной рыцарей. Из шатра высунулась голова, щелкающая зубами и верещащая на такой высокой ноте, что листья на деревьях начали стремительно опадать, с перепугу, вероятно, решив, что наступила осень.

Когда наша объевшаяся животина устроилась вздремнуть после сытной трапезы, над ней спешным образом возвели вышеупомянутый шатер. Я подозревал, что принц отнюдь не будет рад близкому знакомству с тварью, вчера разметавшей его войско. Но о том, что стыдливую виверну, застигнутую в неглиже, при этом охватит такая буйная истерика, я и помыслить не мог. Не знаю, что там перевернулось в ее богобоязненной душе, но рептилия визжала, стрекотала, каталась по земле, колотила хвостом, выпускала клубы зловонного дыма, и все это одновременно.

– Чего это с ней? – недоуменно спросил Лис.

– Не знаю. Ну, похоже, нам пора. – Я отстегнул с пояса рог и протрубил сигнал к атаке.

Грозный отряд принца Ангуса, еще полчаса назад бывший, возможно, самой боеспособной частью каледонского войска, перестал существовать, превратившись в небольшую банду мародеров, облаченную в доспехи. Притаившиеся в лесу пехотинцы герцога Ллевелина дождались своего часа. Ободряемые боевыми кличами, они неслись к лагерю, спеша, по возможности, взять живьем одного, а если повезет, то и двух каледонских рыцарей.

– Живьем! Живьем брать! – неслось над толпой.

– Ангус! – орал я, горяча Мавра. – Где ты там, Шнеково отродье?! Ты искал меня? Я перед тобой!

– Да, битва будет жесткой, – услышал я голос Лиса за спиной. – Каши на всех не хватит.

Орущие и улюлюкающие копейщики, в большинстве своем рачительные йоркширцы, яростной толпой вливались в проходы, устроенные скоттами, проползали под возами, перепрыгивали через колья, спеша захватить добычу и вернуть оставленное в лагере добро. Как верно заметил мой друг, каши здесь хватало явно не на всех. Каледонские рыцари в отличие от состоятельных сэров Арморики не слишком богаты, но все же и за каждого из них порядочный клан, скрипя зубами и проклиная вас на чем свет стоит, может выложить десяток золотых монет. Такой шанс может не представиться больше никогда. Рыцарь на коне, да в окружении оруженосцев и драбантов для пешего ратника почти недосягаем. Один такой сэр, не слишком напрягаясь, может разогнать, а то и перебить дюжину-полторы вчерашних охотников и скотоводов, не отвлекаясь от поисков достойного соперника для благородного сражения.

Сейчас же, внутри лагеря, было не могучее рыцарское войско, а пара сотен переполошенных вооруженных людей, начисто потерявших боевой порядок. Тут уже кто кого сломит. И перевес отнюдь не в пользу гостей.

Понимая это, каледонцы торопились сложить оружие перед немногочисленными рыцарями, оставленными герцогом Ллевелином, предпочитая плен почетный плену постыдному. Однако мой личный противник был не из таковых.

Не успев вскочить на коня, он яростно рубился мечом с наседающими на него пехотинцами. Я с немалым сожалением осознавал, что полученные некогда от меня уроки не прошли даром. То один, то другой ратник падал наземь с рассеченным бедром, с отрубленной рукой, а то и с раскроенным черепом. «Остановить хорошего фехтовальщика может только пуля, – говаривал мой учитель Николя ле Фонте. – Или же превосходный фехтовальщик».

– Расступись! – рявкнул я на пехотинцев, бестолково пытающихся достать принца своими копьями. – Он мой!

Не смея ослушаться знатного лорда, а впрочем, получившие весьма достойный повод, чтобы ретироваться без ущерба самолюбию, бойцы отпрянули в стороны, образуя круг.

– Ты искал меня, Ангус? – Я остановил Мавра в нескольких шагах от тяжело дышащего принца.

– Ты, как обычно, пользуешься обстоятельствами, Торвальд, – бросил он, утирая пот со лба. – Ты верхом, я пеший. Ты свеж, а я утомлен боем.

– Передохни, – ухмыльнулся я. – Верхом? Это можно исправить. – Соскочив с коня, я встал перед сыном Шнека и вынес вперед руку с мечом. Голубоватый клинок Катгабайла хищно блеснул, предчувствуя новую жертву, и рубины в его рукояти налились кровавым светом. Он не зря именовался «Ищущим битву».

– Ты злой рок моего рода, – переводя дух, прохрипел Ангус.

Я молча пожал плечами. У меня не было желания вдаваться в дискуссию. Со своей колокольни принц был, безусловно, прав.

– Ты уже отдохнул?

– Я могу простить тебе смерть отца, могу простить то, что ты лишил меня законного венца, что привел в цепях к Артуру, но позора Эсгервуда я никогда тебе не прощу!

По-моему, противник просто тянул время. Если первые три упрека имели ко мне непосредственное отношение, то к Эсгервудскому посмешищу я был абсолютно непричастен. Оно целиком и полностью было «заслугой» Лиса.

В ночь, когда все произошло, я преспокойно спал в своем шатре, и у меня имелся тому свидетель, вернее, свидетельница. Пользуясь этим, словоохотливый Рейнар собрал вокруг себя стайку молодых оруженосцев с целью поведать неоперившимся юнцам о наших подвигах. Все бы, пожалуй, могло обойтись, но в тот момент, когда мой славный напарник живописал сплав по Миссисипи в компании с Пугачевым и Чингачгуком, закончилась та самая огненная вода, без которой повествование о походе команчей в Париж было бы просто неуважением к нашим краснокожим друзьям.

• Предыдущая
• 16/106
• Следующая