Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна - Страница 60

• Предыдущая
• 60/86
• Следующая

А потом Прошка сказал: «Смотри!» и показал в сторону залива.

Мне эта немыслимая штуковина напомнила помесь огромного жирного паука и швейной машинки «Зингер». Оно словно бы ползло на коленях множества суставчатых ног и прошивало насквозь лед у себя под пузом. На «спине» у монстра крутились лопасти, а внутри, между сочленениями «ног», быстро-быстро вращались валы. Сооружение двигалось почти бесшумно и казалось живым организмом.

– Экая чуда-юда! – восхитился юный Зрючий. – Расчистило колею, что и галера пройти сможет. Мощно!

Я дар речи потеряла, словно меня наконец-то настиг шуточный гейс Диху. Все здесь вполне вписывалось в мою картину мироздания, даже Хийтола с многохвостой Хозяйкой Лисиц, даже видючее зеркало и дети Богини Дану, которые не в сагах, а во плоти, но только вот эта здоровенная фиговина окончательно развеяла иллюзию похожести и расставила все точки над i. Этот мир был другой, совсем другой, совсем-совсем чужой. Параллельный, черт возьми! Или перпендикулярный. Или неэвклидовый.

– Чудны дела твои, Господи, – прошептал восхищенный не меньше моего Прошка. – И всяк славит тебя по-своему: кто делами своими, а кто – Силами. Я этот руболед только в грамотке видел, на немецком, мельком, батюшка пожадничал и не дал купить на Тверском торге. Эхма! Когда же у нас сподобятся такое же поставить? Чай, и покупать не пришлось бы, своих мастеров вдосталь, только денег давай – все сделают в лучшем виде.

Мальчишка бодро строил планы практического применения Алатырьской и Летючей Сил в феодальном народном хозяйстве, а я просто стояла, разинув рот, и смотрела на чужой мир совсем другими глазами. Словно только что по-настоящему проснулась и осознала, где именно я нахожусь – в ином времени и пространстве.

Катя

А потом я увидела корабль. Честно говоря, в мореходном деле я разбиралась, как коза в апельсинах, и когг от каракки не отличу даже под страхом смерти, не говоря уж о том, чтобы знать, какая мачта как правильно называется. Но у корабля в тысяча пятьсот тридцатом году от Рождества Христова не могло быть гребных колес – это я помнила точно.

Кораблик был небольшой и неуклюжий на вид – к одинокому, чуть скособоченному парусу прилагалась палубная надстройка сложной конструкции с гребными колесами по обеим сторонам. И чтобы никто не сомневался, кому принадлежит чудо здешней техники, на парусе была изображена уже знакомая мне рука с факелом. Кораблик занимался делом, он тянул за собой другое, более присущее эпохе судно – пузатенькое такое, трехмачтовое, с надстройками на корме и носу.

– А лоцман-то гильдейский, поди, с жаловальной грамотой, – вздохнул завистливо Прошка, провожая взглядом кораблик-анахронизм.

Я промолчала. Если честно, хотелось подойти к ближайшей стене и постучаться об нее головой, чтобы мозги встали на место.

– Не дрейфь, Ка… Килху, мы на обычном поплывем. Оно и дешевле, и не время сейчас для таких мореходов.

В голосе Прохора особенной радости не чувствовалось. Он, конечно, бодрился, но не очень-то надеялся на щедрость сида и его желание приобщаться к достижениям здешней цивилизации. Да и ходят ли такие корабли через все Балтийское море? До Норвегии путь не близок.

– А кто это у нас тут? Ужели юный Зрючий? – спросил незнакомый голос у нас за спиной.

Мы с Прошкой обернулись на говорившего. Более самодовольного типа я в жизни не видела – ни в двадцать первом, ни в шестнадцатом веке, это точно. А может, виной тому гофрированный воротник-фреза, подпиравший подбородок незнакомца так, что аккуратная бороденка клинышком вызывающе торчала вверх. Но я, как успел вдолбить Диху, сразу же согнулась в поклоне, а потому разглядывать чужака начала с загнутых вверх носков сапог. Такие, кстати, я только на Иване Дмитриевиче Корецком видала. Дорогая обувь в шестнадцатом веке точно так же, как и в мое время, отражала высокий статус хозяина. Его длиннополый кафтан с прорезными рукавами, сшитый из бархатной ткани и подбитый пушистым белым мехом, на груди застегивался шелковыми петлицами. А пуговицы-то не простые, а золотые! И ведь не боится, что воры срежут.

– Бог в помощь, Мастер, – ответил Прошка, изо всех сил стараясь держаться уверенно. – Доброго дня!

– И тебе, отрок, того же, – улыбнулся незнакомец.

Под кустистыми бровями не рассмотреть, какого цвета его глаза, но блестели они так, словно в портовой грязи углядел сокровище.

– Как звать тебя, отрок? Куда путь держишь и чей будешь?

Этот вопрос задавали здесь чаще всех остальных. Имя зачастую значения не имело, гораздо важнее – из каких земель родом да из какого семейства человек происходит, кому служит и в какого бога верует. И если встречный-поперечный не распоследняя шваль подзаборная, то обязательно принадлежит к некой общности. Однако Прошке расспросы эти совсем не понравились.

– Зачем тебе мое имя, господин? Оно никому, кроме моего доброго опекуна, здесь не известно, а он велел зазря не хвалиться ни именем, ни званием. Отроку обычаем велено помалкивать, – авторитетно заявил боярский байстрюк и быстро зыркнул на меня.

Мол, смотри, не проболтайся.

– О как! Похвальные речи для столь молодого человека, – зацокал языком Алатырьский Мастер. – Очень хорошо.

На пальцах его, унизанных кольцами, я высмотрела перстень со знакомой уже символикой гильдии. И тоже невольно встревожилась. Что, если этот «человек-аккумулятор» задумал нашего Прошку украсть? В средневековых ремесленных гильдиях частенько практиковались в похищении талантливых учеников и подмастерьев.

– Значит, мне стоит поговорить с твоим опекуном, юноша. Проводи-ка меня к нему.

Говорил Мастер на русском, но с едва уловимым акцентом.

– А нет, так я слугу твоего попрошу, – и на меня кивнул. – Тебя же Килху зовут?

– Я вас плехо панималь. Их бин нихт русиш ферштейн. Йа-йа! – Я изо всех сил затрясла головой и добавила уже на здешнем свежевыученном английском: – Мне хозяин приказал за отроком присматривать, чтобы тот в драку не влез. Остальное не мое дело, уважаемый сэр.

Не знаю, что меня так вдохновило на подвиги. Возможно, мужские штаны и мужской облик сами по себе добавляют куража. А может быть, я окончательно уверилась в своей наследственной сидской удаче, что она меня не подведет.

– Нам уже и домой пора, Килху. Опекун, чай, заругается, – вдруг «вспомнил» Прошка и потянул меня за рукав. – Уж простите нас, добрый господин, но ничем вам помочь не можем.

– Я ведь добром прошу, по-хорошему, – прищурился Мастер. – А могу и по-плохому. Кликну слуг и подмастерьев, и будет у нас совсем иной разговор.

Мы медленно, шажочек за шажочком отступали, а гильдеец надвигался.

Взгляд у него был нехороший. Уверенный такой. Дескать, никуда вы, голуби, не денетесь. Кричать станете – не докричитесь, удерете – догонят. Я ухватила Прошку за руку, стиснула покрепче, чтобы мокрая мальчишкина ладонь не выскользнула. И одними губами шепнула:

– Ходу!

Мы сорвались с места в карьер не сговариваясь, петляя между бочками, тюками и штабелями, поскальзываясь, спотыкаясь, но не падая, нет. Спину жег взгляд гильдейского Мастера.

– Ох, пронеси, Господи! – на бегу причитал Прошка. – Царица Небесная, защити и помилуй! Поднажми, Катька, поднажми, неровен час, догонит!

До трактира домчались в один миг. Сама бы я нипочем не добралась бы до безопасного укрытия в лабиринте узких выборгских улочек, но то ли боярский сын в отличие от меня не страдал топографическим кретинизмом, то ли бежал, ведомый инстинктом зайца, удирающего от гончей.

Вломились в трактир, с грохотом, через ступеньки прыгая, взбежали по лестнице, и, только когда хлопнула тяжелая дверь за спиной, я смогла выдохнуть. Прошка, тот просто сполз по двери и так и остался сидеть на полу, открыв рот и дыша часто-часто.

– Что опять? – буркнул Диху, поднимая на нас глаза от книги. Наше появление явно оторвало сида от каких-то важных дел. Оптимизма его мрачный вид не прибавлял.

• Предыдущая
• 60/86
• Следующая