Железный Сокол Гардарики - Свержин Владимир Игоревич - Страница 60

• Предыдущая
• 60/87
• Следующая

Так, в битве при Сауле (нынешнем Шауляе) вместе со всеми пятьюдесятью пятью ливонскими рыцарями сражался отряд из двухсот псковитян. Для меченосцев это была фатальная битва. Шестеро выживших влились в Тевтонский орден. А поскольку побоище произошло в 1236 году, то это исключает возможность разгрома ливонских псов-рыцарей на льду Чудского озера в 1242 году.

К слову, эта знаменитая битва развивалась несколько иначе, нежели гласит расхожая легенда. Новгородскую дружину, возвращавшуюся из набега на земли Дерптского епископа, догнал наскоро собранный отряд, в котором действительно имелось какое-то количество рыцарей местного тевтонского ландмейстерства. Число их было невелико. Созданная вскоре после разгрома Ливонская Рифмованная Хроника упоминает в боевых потерях всего двадцать божьих воинов. Этому источнику вполне можно доверять, поскольку для рыцаря смерть в бою считалась высшей честью, а потому не могло быть ни нужды, ни желания занижать количество павших героев. Удивление вызывает другое: согласно все той же Ливонской Хронике, убитые падали в траву.

Нашествие орды надолго прервало череду войн. Интересы потомков Александра Невского приобрели совершенно другое направление. Когда же в конце концов наследники Рюрика укрепились настолько, что смогли противостоять ослабевшей Орде, потерянные некогда северные земли вновь стали камнем преткновения. Дерпт снова начал фигурировать в царских бумагах как Юрьев, а Ревель[38] именоваться Колыванью. Русь усиленно рвалась к морю, и былые притязания активно поднимались на щит.

Первая война из названных Ливонскими произошла не так давно и сложилась для царя Ивана довольно успешно. Множество замков добровольно открыли ворота московским полкам. Но все же боевые действия затягивались, а на их продолжение ни Ивану Грозному, ни полякам не хватало средств. Перемирие не дало спокойствия Ливонии. Не желая находиться между царским молотом и королевской наковальней, ландмейстер ливонских рыцарей Готтард Кетлер передал все права на орденские владения владыке Речи Посполитой и получил взамен титул герцога Курляндского. Теперь на территории Ливонии Москва должна была столкнуться с Краковом – старый «щит» рассыпался в прах.

В обозе Ивана Грозного находился датский принц Магнус, которого государь всея Руси уже видел послушным ливонским корольком. Однако трон для него еще нужно было отвоевать. А по этому поводу у ближайших соседей – Польши и Швеции – имелось свое, аргументированное клинками и пушками мнение.

Копыта звонко стучали по мощеной улице. Там, где большак переходил в городские предместья, нас встречали относительная чистота и порядок. Конечно, ливонским городам было далеко до голландских, где мытье улиц было возведено в ранг священного обряда. Но зато Парижу, где вонь стекающих на ратушную площадь нечистот лишала чувств и заставляла придумывать тонкие парфюмы, они могли дать сто очков форы.

На нас с Лисом, казалось, никто не обращал особого внимания. Да и с чего бы, собственно? Лис в шитом золотом кунтуше с плетеными шнурами смотрелся благородным шляхтичем. Мой доспех, сработанный институтскими мастерами по образцам знаменитого Филиппо де Негроли, также не оставлял сомнений в знатном происхождении его владельца. Сложнее всего было миновать приграничье, но и здесь наш внешний вид, золотые монеты и непревзойденное умение Лиса вести переговоры дали замечательный результат. Впереди маячил Феллин, у въезда в который нас, сам того не зная, ожидал Гюнтер Мунк – хозяин постоялого двора «Три голубя». Если Генрих Штаден говорил правду, а мне представлялось, что на сей раз доля правды в его словах присутствовала, этот корчмарь был именно тем человеком, который требовался, чтобы приступить к решению стоящей перед нами неразрешимой задачи. Кому, как не ему, было знать окрестные новости и слухи – словом, все то, без чего ввязываться в бракоразгромный процесс герцога Эстляндского было по меньшей мере неразумно.

– Скажи мне, о рыцарь печального образа действия, – прервал молчание Лис. – Шо ты нахмурился, как середа на пятницу?

– Честно? – вздохнул я.

– Да уж постарайся. – Лис скосил на меня глаза. – Понимаю, с непривычки тяжело, но ты попробуй – может, еще понравится.

Я отмахнулся. Даже прибаутки напарника сейчас не радовали.

– Ума не приложу, как подступиться к делу. Юхана убивать нельзя – это вне всяких сомнений.

– Может, в лобовую? Прикидываемся горными абреками, с криком «Всем лежать, остальным строиться!» врываемся в покои герцогини, хватаем ее, бросаем поперек седла и на горячих скакунах уносимся в туманную, но в то же время светлую даль?

– Конь тоже прямо в покоях будет? – на всякий случай уточнил я. – Это к тому, что с такой добычей из замка не выйти. Я тебе больше скажу: даже если герцогиня пойдет, скажем, к ручью полюбоваться природой и мы там ее захватим – проблемы это не решит. Конечно, Вишневецкого, ясное дело, интересует Катарина сама по себе, но и права на трон Ягеллонов, с нею связанные, гетману тоже отнюдь не безразличны. Благодаря Якобу Гернелю звезды предвещают ему счастливый брак и личное возвышение, с этой женитьбой напрямую связанное. В случае же похищения Катарины, впрочем, как и добровольного побега, ни о каком браке речь идти не может. Она по-прежнему останется законной женой Юхана. Да и поляки никогда не признают королем человека, демонстративно поправшего святые узы католического брака.

– Слушай, а может, состряпаем дезу, что, мол, Катарина с Байдой, предчувствуя отъезд безутешной красавицы в юханные края, темной сырой ночью, у малознакомого попа… Как там – «Венчается раб божий» и далее по списку.

– Мысль неплохая, – вздохнул я. – Если нечто, препятствующее свадьбе, произошло до нее, брак считается недействительным. Но, во-первых, в таком случае Катарину упекут в тюрьму за двоемужие, а во-вторых, даже если этого удастся избежать, Речь Посполитая все равно не допустит к трону православную чету.

– Капитан! – Лис остановил коня и хлопнул себя по лбу. – Есть светлая идея.

Я насторожился.

– Лис, может, не надо?

– Нет, ты сначала послушай! – возмутился мой друг.

Я смирился. Когда Сергея с неофициальным дружеским визитом посещали светлые идеи, ему лучше было не перечить. Чаще всего они не лезли ни в какие ворота, но иногда в них удавалось рассмотреть блестки рациональных зерен.

– А давай, – дождавшись соответствующего выражения на моем лице, продолжил он, – сделаем ее девственницей.

В первый миг я даже не нашелся, что ответить. Предложение звучало настолько нелепо и так противоречило его обычному образу действия, что я счел необходимым уточнить:

– Ты, часом, ничего не перепутал?

– Не боись, все учтено могучим ураганом. Операцию по возвращению кое-куда кое-чего ненужного уже научились делать хрен зна когда. А если медицинский осмотр покажет, что цельность сохранна, то брак можно признать не свершившимся.

– Ну, знаешь ли… – Я развел руками, не находя слов. – Конечно, не свершившийся брак – мысль хорошая, но не думаю, что ты представляешь, как ее осуществить.

– Да как? – дернул плечом Лис, явно увлеченный красотой своей идеи. – Запросим на базе инструкцию…

– Все! Хватит! Достаточно! Не желаю больше тебя слушать!

– Ну во-от. Дискриминация. Тогда предлагай что-нибудь лучшее.

– Я предлагаю доехать до «Трех голубей», перекусить, а там, может, что в голову и придет.

Над входом в корчму «Три голубя» красовалась странная вывеска, созвучная, впрочем, направлению наших мыслей. Две белые птички умильно взирали друг на друга, демонстрируя влюбленность. Еще одна косо глядела на эту парочку, своим присутствием создавая воспетый поэтами тупоугольный треугольник. Может быть, конечно, вся эта амурная дребедень мне лишь почудилась, лишь одно было несомненно – мы действительно находились во владениях Гюнтера Мунка.

• Предыдущая
• 60/87
• Следующая