Сестра милосердия - Воронова Мария - Страница 66
- Предыдущая
- 66/72
- Следующая
Она сама могла бы догадаться и сократить свои визиты, чтобы у Воинова не зародились подозрения, будто она рассчитывает на что-то и за свои труды требует более тесных отношений, чем он хотел бы поддерживать с ней!
Элеонора почувствовала, как щеки заливает краска стыда. О, история повторяется и ничему ее не учит! Не имея собственной жизни, она навязывается людям. Шварцвальд выставил ее из дома, когда она в стремлении помочь нарушила границы его частной жизни, теперь Константину Георгиевичу пришлось осадить ее…
Его нельзя обвинять в неблагодарности, он очень ценит ее заботу и как-то сказал, что она подарила ему жизнь! Но даже если и так, то это совсем не значит, что теперь она может распоряжаться его жизнью или надеяться, что он посвятит ее ей! Подарила же, а не сдала в аренду…
Он поступил очень деликатно, нельзя на него сердиться. И он все еще хорошо к ней относится и искренне благодарен за все, что она сделала, если только она не будет ему надоедать!
Как глупо с ее стороны было думать, что здоровый Воинов будет нуждаться в ней так же, как и больной! Давно пора понять, что она нужна людям только во время трагических поворотов судьбы. В беде она незаменима, но для счастливой жизни слишком мрачная, жесткая и неудобная.
Она – друг, а не возлюбленная. Как спасательный круг. Воинов держался за него, пока тонул, а как выплыл, повесил на стену, ибо что делать с этим приспособлением на суше, совершенно непонятно. Только мешает.
Элеонора невесело рассмеялась. Мужчине нужна мягкая, нежная женщина, а не суровая дева-воительница с выражением лица «я хороню эпоху». Женщина, искушенная в готовке ароматных сдобных пирогов, а не диетических блюд. А Воинов мужчина, и еще какой!
Мужчины любят быть сильными, а она невольно станет напоминать ему о былой немощи. Это будет ему не очень приятно. Элеонора неожиданно вспомнила историю, рассказанную одной старой сестрой. У нее был как-то очень тяжелый пациент. Он долго болел, и жена самоотверженно за ним ухаживала. До болезни это была очень счастливая семья, двое детей. Сестра просто отдыхала душой, глядя, как супруги любят друг друга. Потом муж поправился и выписался, а сестра еще долго вспоминала эту пару, как доказательство, что любовь – это не миф и не сказки. Лет через пять муж снова поступил в больницу с какой-то ерундой, и сестра с изумлением узнала, что он оставил семью, и навещала его теперь уже совсем другая женщина…
Поэтому надо быть готовой к тому, что Константин Георгиевич постарается свести их общение на нет. Скоро он восстановится на службе и получит назначение. Если его направят в другой город, они смогут переписываться и сохранят дружбу на расстоянии, а если оставят здесь… Как горько будет знать, что Воинов ходит по соседним улицам и совсем не думает о ней. Лучше уж самой уехать, такие специалисты, как она, нужны везде.
Несмотря на печаль, овладевшую ее сердцем, Элеонора неожиданно для себя буквально выполнила предписания Воинова. Она спала. Проспала всю субботу, в воскресенье сходила на дежурство, а вернувшись домой в понедельник утром, снова крепко уснула.
Поэтому вторник, назначенный для визита к Воинову, наступил очень быстро, она не успела толком погрустить. Мелькнула мысль не ходить, но это дало бы понять Константину Георгиевичу, что она понимает их отношения иначе, чем он.
Идти с пустыми руками показалось глупо, и Элеонора купила плитку шоколада. Кажется, он тоже полезен.
Воинов встретил ее так радостно, что Элеоноре стало стыдно за свои обиды.
– Ничего не говорите, я вижу, что вы выполнили мои рекомендации. Но не могу понять – вы так прекрасно выглядите, потому что отдохнули, или я просто очень соскучился?
Он ласково улыбался, а Элеоноре хотелось сказать, что она разумная женщина и не нуждается в том, чтобы ей подсластили пилюлю комплиментами.
– Нужно посоветоваться, – продолжал Константин Георгиевич серьезно, – правда, я примерно знаю, что вы скажете, но хочу, чтобы решили именно вы.
– Не пугайте меня.
– Дело в том, что любезный доктор Калинин, будь он неладен, раздобыл мне путевку в санаторий.
– Но это же прекрасно!
– Может быть, но очень далеко. В Кисловодск.
– При вашем состоянии это именно то, что нужно.
– Но далеко, – повторил Воинов, – и долго. Там курс лечения целых шесть недель. Но я чувствую себя здоровым и думаю, что прекрасно обойдусь. Если бы вы могли еще поехать со мной! Или вместо меня, потому что неизвестно, кому из нас нужнее восстановительная терапия.
Она покачала головой:
– Это невозможно. Меня не отпустят с работы.
– Как жаль! Но я тоже вроде как занят, моя монография готовится к печати.
– Насколько я понимаю, на этой стадии процесса ваше присутствие необязательно. Елизавета Ксаверьевна за всем бдительно следит, мимо нее ни одна опечатка не проскочит.
Воинов грустно вздохнул:
– Я так и знал, что вы прикажете мне ехать. И Калинин с профессором ничего не хотят слушать, когда я пытаюсь отвертеться. Они ведь собираются мой случай описать и продемонстрировать на Пироговском обществе. Вот и решили с помощью санатория придать, так сказать, экспонату лоск.
– Шесть недель пролетят очень быстро.
– Может быть…
– Когда вам ехать? Нужно же собрать вещи в дорогу…
– О, за это не волнуйтесь. Я уже поручил Калинину. Он сам виноват, пусть старается. Вас я попрошу только принести мою форму, если не трудно.
Элеонора кивнула. Как мягко он избавляется от ее заботы…
– Что с вами? Вы расстроились, что я уезжаю?
– Нет, что вы, я только радуюсь за вас. Просто задумалась про форму. Ее же надо почистить и отгладить.
– Пожалуйста, только принесите, я все сделаю сам. Тут есть секреты, неведомые гражданским лицам, тем более женского пола.
– Хорошо.
– Или все же разрешите мне не ехать? А? Рана почти затянулась, температура нормальная, плеврит ушел. Зачем мне в санаторий, ума не приложу.
Тут в палату заглянул Калинин:
– О, Львова, привет! Рад тебя видеть. Константин Георгиевич, дайте ваш военный билет, я выпишу путевку и проездные документы.
Воинов достал потрепанную книжечку, но отдавать ее не спешил:
– Николай Владимирович, давайте я не поеду. Наверняка у вас найдутся более достойные кандидаты…
Калинин просто рассвирепел, видно, не первый раз слышал от своего пациента такие речи:
– Нет, вы полюбуйтесь на него! Мы со Знаменским голову себе сломали, как его с того света вытащить! У меня в мозгах все извилины распрямились и звенят, как натянутые струны! Да что мы, вон Львова иссохла вся! А он всю нашу работу фррр…. коту под хвост. Думает, санаторий это так себе, хиханьки, несерьезно, – тут Николай Владимирович не выдержал и расхохотался. – Вообще-то я нормальный хирург и сам так думаю. Но надо ехать, Константин Георгиевич. Если вы дальше будете артачиться, я просто дам наркоз и засуну вас в поезд.
– А я вам в этом помогу, – буркнула Элеонора.
Со вздохом Воинов протянул Калинину документы, и тот умчался, послав ей воздушный поцелуй.
– Делать нечего, покоряюсь вашей воле, – Константин Георгиевич театрально развел руками, – хотя видит бог, как мне не хочется снова с вами расставаться. И еще один деликатный момент… Мне тут с нарочным принесли жалование. Просто невероятное количество денег!
Элеонора невольно улыбнулась, вспомнив, что Константин Георгиевич, живущий на одно армейское жалование, считал себя крезом, и хвастался своими несметными богатствами. Он жил в целом экономно, но всегда был готов помочь деньгами.
– Поздравляю.
– И я хотел бы передать их вам.
– Зачем это?
– Ну просто…
Она вскинулась:
– Вы хотите заплатить мне, что ли?
Константин Георгиевич быстро и сильно схватил ее за руку:
– Я так и знал! – воскликнул он с досадой. – Так и думал, что вы поставите все с ног на голову. Я же не вставал в позу, когда вы с Елизаветой Ксаверьевной тратили свои деньги на меня, хотя лучше бы вставал.
- Предыдущая
- 66/72
- Следующая