Последний инка - Свет Яков Михайлович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая

Таким образом, Альмагро-младший стал правителем-самозванцем.

В его стане царила полная анархия. Старые ветераны чилийского похода ни в грош не ставили двадцатидвухлетнего вождя. Вожаки-альмагристы грызлись между собой, и даже после того, как Альмагро казнил одного из главных смутьянов, положение не слишком прояснилось.

Но юный вождь не мог все же обуздать своих соратников. Им Альмагро нужен был лишь как некий символ, его именем они прикрывали свои мелкие замыслы и грязные дела. Единственная их цель заключалась в том, чтобы, пользуясь воцарившейся в Перу смутой, овладеть богатой добычей. В свое время их обделили в Ка-хамалке, в Чили им досталась скудная пожива, и теперь они стремились с лихвой наверстать упущенное.

Инка Манко из своего убежища в Вилькапампе внимательно следил за ходом событий. Он ненавидел Писарро, и гибель старого тигра его очень обрадовала. Но он не доверял и альмагристам.

Три года назад альмагрист Оргоньес причинил ему немало неприятностей, и он не сомневался, что убийцы Писарро такие же враги его народа, как и павший под их ударами завоеватель Перу.

Однако Альмагро-младшего Манко искренне уважал. С ним Манко вел переговоры с открытой душой, и если бы Альмагро был хозяином в собственном стане, он, несомненно, приобрел в лице инки верного союзника. Но вожаки альмагристских банд то и дело нападали на порубежные земли Вилькапампы, обуздать их юный Диего не мог, и Манко не решался оказать должную помощь мятежному вождю бородатых дьяволов.

С каждым днем положение альмагристов ухудшалось. К июлю 1542 года почти вся страна была во власти Ваки де Кастро, а 16 сентября у горной гряды Чупас, в двенадцати километрах к северу от города Уаманга, на пути из Лимы в Куско, войска Ваки де Кастро наголову разгромили альмагристов.

Почти половина их погибла в бою. Так же, как и в битве у Са-линас, победители по пятам преследовали побежденных. Палачи работали день и ночь, четвертуя и вешая пленников.

Вака де Кастро отдал строгий приказ: всех убийц Писарро казнить жестокой казнью. Альмагро-младшего взяли в плен и, хотя он неповинен был в убийстве Писарро, Вака де Кастро приказал его повесить на центральной площади Куско. Главные заговорщики погибли еще до битвы у Чупаса, а из девятнадцати головорезов, повинных в гибели Писарро, после этой битвы уцелели немногие. Уцелели двое убийц Писарро – Гомес Перес и Диего Мендес. Их поймали, но они бежали, подкупив стражников.

За головы их объявлена была награда, и нигде в Перу им нельзя было найти надежное убежище. Нигде, кроме Вилькапампы. И Гомес Перес и Диего Мендес, прихватив с собой еще пятерку альмагристов, через ущелья Пантикальи добрались до рубежей Вилькапампы.

Беглецы нашли путь к сердцу Манко. Они заверили его, что сюда, в Вилькапампу, их послал Альмагро-младший, а для инки имя этого благородного юноши, полуиндейца по крови, было священно.

И он приютил у себя кровавую семерку.

18 октября 1542 года, в день Луки Евангелиста, Гомес Перес, Диего Мендес и пятеро их спутников прибыли в резиденцию инки. Манко знал нравы белых дьяволов. И все же он не подозревал, на что способны эти двуногие шакалы и какой ценой они готовы смыть с себя кровь растерзанного ими старого тигра.

Манко отлично принял незваных гостей.

– Вы, – сказал он, – враги моих врагов и друзья моего друга. Поэтому живите у нас с миром и знайте, что мой дом – это ваш дом.

Семеро альмагристов поселились в столице Вилькапампы, Виткосе, и жили там как у Христа за пазухой.

Виткос, этот город-солдат, взобрался на макушку горы, которая возвышалась в самом центре Вилькапампы. Манко сам наметил место для своего дворца и крепостных сооружений. Конечно, на этой горной вершине было тесно, но зато путь к городу был немыслимо трудным. Враг мог одолеть гору, лишь растянувшись в длинную колонну: по узким тропам пехотинцы и всадники волей-неволей должны были передвигаться лишь гуськом. А с вершины открывался широчайший обзор – в ясные дни видно было все кругом на много миль. Никто не мог незаметно подобраться к этой твердыне.

Удаляясь в 1538 году в Вилькапампу, Манко вывез из Юкая и предместий Куско опытных каменщиков. Великие кудесники были среди них – творцы каменных поэм Кориканчи и Саксауамана. Виткос был городом каменной прозы. Здесь строили не изящные храмы, а казармы, оборонительные стены и бастионы. Но строили на века, не жалея камня. День и ночь, как муравьи, ползли по крутым тропам камненосцы. Труден был путь вверх с пятипудовым камнем на спине, но Виткос, вероятно, воздвигали куда веселее, чем каменные частоколы Тиуанаку.

«Об эти стены враги обломают зубы», – думали строители Вит-коса, и от этого отраднее становилось у них на душе и легче спорилась тяжелая работа.

Самых искусных каменщиков Манко, однако, держал не в Вит-косе. Милях в двадцати к северу от Виткоса, в излучине Урубамбы, там, где эта сердитая река прогрызла ущелье-петлю немыслимой глубины, стоит гора Мачу-Пикчу. На ней лет за сто до Манко построили несколько храмов.

Теперь Манко решил заложить на вершине Мачу-Пикчу священный город. Ведь Кориканчу осквернили и опоганили бородатые дьяволы, ведь жрецы свирепого бога христиан до основания разрушили почти все древние храмы тауантинсуйского царства.

Бога Солнца, лучезарного Инти, изгнали из Куско. Путь туда ему заказан. А у Инти должно быть свое убежище, надежный приют в надежном месте. И на Мачу-Пикчу пришли каменщики. Они построили…

Нет, до поры до времени мы сохраним тайну священного города. Ее мы раскроем позже, когда наша хроника дойдет до скорбных и грозных событий последних лет Вилькапампы…

Манко носил гордый титул сапа-инки, инки-самодержца, но руки его были в мозолях, и камни он носил не хуже любого грузчика. Бездельникам царской крови (а их было много – ведь все родичи инки считали себя солью земли) от него не было житья, и многие из них бежали к испанцам. Неволя была им слаще этой мозолистой свободы. Манко охотно отпускал на все четыре стороны длинноухих тунеядцев. Ему нужны были не царедворцы, а мастеровые и воины, люди, сведущие в каменном деле и в искусстве метать копья и отражать атаки вражеской конницы.

Жрецов Манко не слишком жаловал: они ему мешали, они путались под ногами, совали свой нос во все и во вся. Кроме того, хотя Манко и приютил на горе Мачу-Пикчу бога Инти, но былая вера в небесных покровителей у инки основательно пошатнулась. Ведь Лучезарный не испепелил своим жарким пламенем наглых захватчиков. Виракоча безмолвствовал, когда Писарро творил суд и расправу в Кахамалке и грабил храмы Куско, Ильяпа не поразил испанцев молнией и громом. Манко, однако, ненавидел христианских богов и предпочитал им своих нерасторопных и малодушных тауантинсуйских небожителей. И он считал, что тауантинсуйские жрецы все же зло куда меньшее, чем алчные и лицемерные католические попы. Однако жрецов он выслал из Виткоса на Мачу-Пикчу. Там поселил он и избранных дев, вывезенных из Куско и Юкая. Жрецы ворчали, они привыкли вершить все государственные дела, но Манко свои решения менять не любил, и Виткос так и остался безбожным городом-биваком, полукрепостью-полулагерем…

Во всей Вилькапампе вряд ли насчитывалось в ту пору больше сорока – пятидесяти тысяч жителей, и, таким образом, у Манко было подданных куда меньше, чем у его деда и отца. Но десять тысяч бойцов насчитывалось в войске инки, и в случае крайней нужды число воинов без труда можно было удвоить.

У своих учителей-испанцев Манко перенял многое. Правда, у него не было ни конницы, ни артиллерии, но он познал все хитрости белых дьяволов, и даже старый тигр Писарро, если бы, не дай бог, ему довелось воскреснуть, не смог бы напасть врасплох на владения инки. И в долине Урубамбы, и в предгорьях Пантикальи, и на далеком Апуримаке день и ночь строили крепкие дозоры, и при первой же тревоге на вершинах гор занимались сигнальные огни, и весть о появлении врага в мгновение ока доходила от дальних рубежей в Виткос. У Манко был мудрый военный советник, старый полководец Кискис, у которого были свои счеты с испанцами. Это бы не человек, а меч, закаленный в бесчисленных боях. Всякое соглашение с бородатыми дьяволами он считал преступлением. Нет, больше чем преступлением – ошибкой. «Только кровь, – говорил

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая