Молитва - Янси Филип - Страница 54

• Предыдущая
• 54/113
• Следующая

продвинувшись в духовной дисциплине, все равно ведут подобную борьбу. (Если вы

сомневаетесь, почитайте жизнеописания католических монахов-траппистов, вся жизнь

которых посвящена исключительно общению с Богом. Они сталкиваются с теми же

препятствиями, что и мы, мирские люди, уделяющие богообщению лишь часть своего

времени.) Как научиться молитве? «Молитесь… — отвечала на этот вопрос мать Тереза. —

Если вы хотите молиться лучше, молитесь больше».

Великий английский проповедник Лесли Уезерхед, прозванный «врачевателем душ

человеческих», испытывал то же, что и многие:

«Мне всегда было трудно молиться. Часто молитва напоминает мне бесплодную игру в

прятки — Бог прячется, а мы его ищем. Я знаю, Господь очень терпелив со мной. Если бы не

Его терпение, я бы давно отпал от веры. Но, честно говоря, мне тоже приходится быть

терпеливым с Ним. Я перестал бы общаться с любым из друзей, если бы он отвечал мне так

тихо и так скудно. Однако долго обходиться без молитвы я не могу. Мои нужды побуждают

меня молиться. И еще у меня есть ощущение, что Бог имеет веские причины, чтобы

прятаться, и что мои поиски в конце концов обернутся бесконечно ценной находкой… Я

хотел бы получать от молитвы больше удовлетворения, но поисков мне не избежать. Иисусу

тоже порой бывало нелегко молиться. Самые отчаянные Его молитвы остались без ответа.

Тем не менее, молиться Он не переставал. Честно говоря, мне трудно рассказать что-нибудь

впечатляющее о своих молитвах, но я не перестаю молиться, потому что «жаждет душа моя

к Богу крепкому, живому» (Пс 41:3), и я твердо знаю, что вне Бога нет ничего, кроме

смерти».

Маленькое оконце

Немецкий богослов, иезуит Карл Ранер, способствовавший обновлению католической

теологии в двадцатом веке, в работе «Молитва: необходимость и благословение» воспел

повседневную молитву:

«О, ежедневная молитва! Ты скудна и слегка потрепана, как

сами будни. Для тебя трудны великие мысли и сильные чувства. Ты

— не торжественная симфония, звучащая под высокими сводами

собора, а скорее задушевная песня, льющаяся из сердца, добрая,

немного монотонная и наивная. Но ты, молитва каждого дня, —

оплот верности, надежды и бескорыстия. Ты служишь Великому

Богу, не ожидая награды. Ты приносишь свет в самые серые наши

дни и делаешь великими обыденные мгновения. И ты — человек,

молящийся каждый день, — творишь молитву не для себя, а для

славы Господа. Ты молишься не ради результата, а ради веры.

Порой ты движешься устало, но все же продолжаешь путь. Подчас

твоя молитва исходит не из сердца, а лишь из уст. Но не лучше ли

славить Господа хотя бы устами, чем вовсе оставаться немым? И

разве нет надежды, что слова, сошедшие с уст, не откликнутся в

сердце? И в дни, бедные молитвой, когда мы ругаем себя или

других за то, что молимся одними лишь устами, очень часто наши

молитвы — это все же голос сердца, нищего, но верного сердца. В

молитве сердце, несмотря на слабость и усталость, на потаенную

досаду и недовольство, упрямо стремится вверх. Оно старается

пробить хотя бы маленькое оконце, чтобы сквозь него в душу,

заваленную будничными заботами, упал тонкий лучик вечного

света».

Какое молитвенное правило выбрать?

В середине самого сложного и смутного периода своей жизни Генри Нувен, который

тогда преподавал в Йельском университете, взял годичный отпуск и провел семь месяцев в

траппистском 42 монастыре на севере штата Нью-Йорк. Там он задал вопрос своему

духовнику: как достичь глубины в молитве, если ты постоянно занят? Нувен жаловался на

то, что когда он пытается молиться, его мысли постоянно отвлекаются на множество вещей,

которые представляются более важными и срочными, чем молитва. Наставник

порекомендовал Нувену составить расписание для молитвы, и в отведенное время считать ее

делом более важным, чем все остальное. Он предложил молиться один час утром, перед

работой, и полчаса перед сном — правило гораздо менее жесткое, чем у самого наставника-

монаха.

Нувен выбрал более реалистичный вариант — полчаса в день. Сначала его мысли

разбегались, словно дикие звери. Но он не отступал, говоря себе: «Раз уж я отвел эти полчаса

для молитвы, я буду молиться». Со временем ему стало легче: иногда он чувствовал, что его

42 *Трапписты — католический монашеский орден строгого устава. Монахи обязаны молиться

одиннадцать часов в сутки, трудиться, а также соблюдать строгий пост, облегчаемый только для больных,

и молчание, прерываемое лишь для молитв и песнопений. — Прим. ред.

душа настраивается на более спокойный лад. «Вначале кажется, что когда молишься, ничего

не происходит, — замечает Нувен. — Но по мере того как молитва входит в привычку,

начинаешь понимать: изменения все-таки есть».

Как и Нувен, я тоже чаще всего оцениваю действие молитвы, оглядываясь назад. Сам

процесс молитвы воспринимается как работа. Хочется сделать себе послабление, взгляд все

время падает на часы. Однако позже в течение дня меня посещают мысли и чувства,

источником которых стала моя утренняя молитва. После молитвы мне легче увидеть в

происходящих событиях и в людях, с которыми я встречаюсь, то, что видит в них Бог.

Утренняя молитва, как стойкий аромат, остается со мной в течение всего дня.

Когда я читаю наставления прославленных молитвенников о молитвенной дисциплине,

я, честно говоря, испытываю огромное внутреннее сопротивление. Мать Тереза

предписывала всем сестрам своего ордена каждое утро отводить час для молитвенных

размышлений (монахини должны были вставать в половине пятого и перед утренней

молитвой обливаться холодной водой). Некоторые средневековые авторы рекомендовали

делать паузу перед каждой молитвой и говорить самому себе: «Кто знает, может быть эта

молитва — последняя в моей жизни». По их мнению, такое напоминание помогает

полностью сосредоточиться на молитве. Когда я читаю подобные чить. Но оно нам кажется

более полезными, более вожделенными, чем тишина и общение с Богом.

Давайте скажем честно: электронные устройства стали сегодня конкурентами молитвы.

В некоторых книгах о молитве присутствует утверждение, что время, проведенное с

Богом, — это апогей каждого дня верующего человека, а на любую искреннюю молитву,

слетевшую с уст, движимых Духом Святым, придет немедленный чудесный ответ. Но вместо

этого молящемуся приходится бороться со скукой, усталостью и навязчивым ощущением

того, что он тратит время впустую. «Что же не так?» — спрашивает он.

Проницательный социолог Даниэль Янкелович указывает на радикальные изменения,

произошедшие в западной культуре в 70-х годах двадцатого века. Раньше в обществе

ценилось самоотречение, умение «отложить вознаграждение». Ради достижения

долговременных целей каждый из супругов готов был работать на двух работах или

переехать в другой город. Родители часто оставались вместе ради детей, даже если брак не

удовлетворял их. В семидесятые годы все изменилось. Этика самоотречения

трансформировалась в этику самоудовлетворения. Мы вслушиваемся в свои внутренние

потребности и жаждем немедленно их удовлетворить — без жертв, без ожидания. Все, что

нам хочется иметь, мы покупаем в кредит. Ото всего, что нам кажется сложным или

утомительным (как, например, проблемный брак), мы стремимся как можно скорее

избавиться.

• Предыдущая
• 54/113
• Следующая