Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 28
- Предыдущая
- 28/65
- Следующая
Потом ограбили и сожгли церковь в большом богатом селе. Священнослужителей без сомнений и сожалений убили и распяли на дверях полыхающего храма. При чем тут церковь? Во-первых, там серебра оказалось в избытке, а подпалили пятки настоятелю — так тот еще и казну выдал. Ничего так, богато. Во-вторых, а кто, как не эти каталонские служители Господа, объявляют славен (а самое смешное — и сальджукцев, от которых и пошла вера) еретиками и призывают провести их тела сквозь очищающее пламя, спасая их грешные души? Интересно? А то, что людей и впрямь сжигают без чувства вины и сожаления, это как, тоже интересно? Что посеешь, то и пожнешь. Пусть ватажникам на то плевать и им застит взор серебро, Виктор прекрасно отдавал себе отчет в том, что делал.
После этих налетов они ушли во Фрязию, и не как Виктор в прошлый раз — вплавь, а воспользовавшись нормальным плотом, который очень споро изготовили и прятали в зарослях камыша. Конструкция, конечно, неказистая, но это смотря как подходить к этому вопросу. Переправляются двое с лошадьми и тащат с собой конец веревки, другой прицеплен к плоту. Пару-тройку раз перетянули плот туда-обратно, вот все и на противоположном берегу. Веревки свернули, а плот опять в камыши, до следующего раза.
Найти постоялый двор, владелец которого был не против слегка подзаработать на контрабандистах, оказалось не так трудно. Просто искать нужно не на наезженных дорогах, а в какой-нибудь глуши, там где путники — явление нечастое, а стало быть, и дела у трактирщика не больно хороши. Дальше все сделает жадная натура.
Серебро, взятое в церкви, переплавили еще в лесу, на первой же стоянке: был у Виктора под это дело походный комплект, чай, всю зиму планировал, что да как станет делать. Серебряные слитки и монеты были аккуратно припрятаны в месте, известном только Виктору и Горазду. Часть денег выдали на руки, и в другом придорожном трактире парни оттянулись на славу: и напились, и наелись, и отоспались, и вкусили греха. Именно тогда и проявилась ненасытная натура Звана в отношении противоположного пола. С девками он буквально сатанел, был ненасытен, груб и самодоволен. Ну и Бог с ним, зато в деле не рассуждал и действовал мгновенно.
Сейчас все сводилось к тому, что у них на руках скопилась приличная сумма. Очень приличная, даже если считать одно только серебро. Но были еще и лошади и товар. Один рулон сукна или ткани стоил не меньше сорока рублей, и это если отдавать оптом, а товар не больно высокого качества. Отдавать за бесценок не придется, дай только в Брячиславию переправить, там-то все шито-крыто будет: товар как товар, вполне себе честный, а через границу он пройдет с пошлиной и всеми остальными почестями. Так что приличную цену они возьмут.
И зачем им походная жизнь, полная лишений и опасностей, коли они могут себе позволить гулять сколько душе угодно? Закончатся деньги — не беда, выскочили на большую дорогу — и снова вольная жизнь. Эти настроения пока удавалось сбить заверениями, что вольготное житье начнется с приходом холодов и никак не раньше: дескать, обложатся запасами и залягут в свою берлогу. Ну и личный авторитет тоже имел немалое значение. Вот только слова Звана говорили о том, что настроения среди парней гуляют не очень хорошие. Они нынче не те увальни, что были при первой встрече, самомнение их стало куда как выше, а после нескольких налетов да пары трактирных потасовок с фряжцами появилась уверенность в себе и своих силах. Сложно становилось удержать их в узде, но пока вроде все нормально.
С лошадьми и рухлядью оставили двоих, не дело скакать десятки верст с добычей на руках, она только лишний раз будет сковывать отряд, а им сейчас нужна мобильность. Вообще-то Виктор не стал бы брать иную добычу, кроме денег и драгоценностей, то есть то, что имеет компактные размеры, но лишний раз нервировать людей все же не стоило.
Следующую карету взяли с той же легкостью. Возвращались кружным путем, так что сумели на рассвете посетить одинокий постоялый двор, который ограбили подчистую. Обчистили и находившихся на постое двух дворян, сопровождавших знатную девушку, а также пассажиров почтовой кареты, остановившихся там на ночевку. Вообще-то коней становилось уж слишком много, поэтому атаман повел людей прямиком к их товарищам, которые встретили их радостным гомоном. Это же понимать надо, четырнадцать каретных лошадей, деньжищи огромные, а еще и иная добыча.
Как всегда, определили трофеи на хранение, вот только лошадей пристроили в деревне, подальше от постоялого двора, договорившись со старостой. Незачем привлекать излишнее внимание. После этого отправились в уже знакомую таверну, где обитали милые и податливые девахи из соседнего селения, которые обрадовались появлению щедрых клиентов. И то верно: парни не скупились и оставили о себе хорошую память, не то что прижимистые и расчетливые местные. Про заезжих иностранцев говорить и вовсе не приходится, а тут гулянка, при случае — с мордобитием и прочими прелестями.
Хозяин заведения упорно считал, что это наемники. А кто же еще? Вооружены до зубов, по повадкам — бойцы знатные. В прошлый раз с ними попытались было сцепиться наемники из охраны проходящего каравана, так получили на орехи с просто-таки поразительной легкостью, хорошо хоть только синяками и ссадинами отделались. Неизвестно, кто решил нанять славен, это не его дело, но парни вроде пользовались спросом, во всяком случае монета у них водилась. А откуда бы ей взяться? О разбоях в окрестностях ничего не слышно.
Когда пришла пора собираться, народ несколько заволновался. Вообще-то Виктор если и ожидал чего-то подобного, то от Звана, но тут прорезался голос у Ноздри, прозванного так за рваную ноздрю, что говорило о бурном прошлом и, чего уж там, неудаче, постигшей его в свое время, когда он свел знакомство с палачом.
— Атаман, а к чему нам дразнить гульдов? Пусть лучше успокоятся, тогда добыча будет пожирнее, а то разворошили муравейник. Ладно бы только в одном краю пошумели. Теперь туда лучше не соваться. Деньги в достатке, нам здесь рады, бабы, выпивка, еда, никто нас здесь искать не будет, чего будить лихо, а, братцы?
— Ноздря, ты стал атаманом? — Сказано вроде спокойным тоном, со слегка вздернутой бровью, но отчего-то не по себе от того голоса и вперившегося в упор взгляда.
Настолько не по себе, что народ подался назад, словно желая сказать — мы не с ним. Растерявшийся Ноздря огляделся по сторонам, словно ожидая поддержки. Все верно, первый взгляд — на Звана, без него тут никак не могло обойтись. Вот только он выставил вперед этого оболтуса, явно подольстившись и припомнив как заслугу тот факт, что Ноздря прошел через руки палача, а это ставит его на голову выше остальных. Выходит, решил прощупать почву, посмотреть, как поведет себя ватага, но сам высовываться не стал, подставил другого. Ну и что теперь делать? Людей терять не хотелось, в них вложено слишком много труда и надежд на них возлагалось не меньше.
— Н-нет, — сумел промямлить провинившийся. Он сразу же утратил весь апломб, едва понял, что его никто не поддержит.
— Что «нет», Ноздря?
— Не атаман я.
— А мне показалось, ты решил занять мое место, а ведь у меня с вами уговор на пять лет. Я тебя, паскуду такую, кормил, учил, снарядил, сделал из мяса — бойца, чтобы ты сейчас выказывал мне свое неповиновение и людей на бузу подбивал? Вы все ходили в рванье, грязные, ободранные, полуголодные, баб не видели месяцами. Вас было две дюжины, но могли ли вы напасть на караван, охраняемый хотя бы десятком наемников? А теперь вы хотите указывать мне, как быть?
— Атаман, да ты чего?
— Мы-то тут при чем?
— Да это он сам!
А Зван молодец, отмалчивается, боится, что если откроет рот, то Ноздря попросту укажет на него. Ну и не нужно до такого доводить, и без того одного уж потеряли. Но внушение не помешает. Вот же, зараза!
— Уговор был ясный, за нарушение наказание только одно.
Ноздря понял, что его уж ничто не спасет, а потому попытался выхватить пистоль. Хм. А хорошо все же он натренировал парней, ей-ей никто из местных не сравнится с ними по ловкости обращения с оружием. Для шлифовки навыков нужен еще боевой опыт, что позволит действовать более хладнокровно, но и сейчас очень даже неплохо. Но Ноздре это не помогло. Виктору не нужно извлекать кольты: нож скользнул в ладонь и был прикрыт кистью с самого начала разговора, осталось только взмахнуть рукой — и бузотер уже валится на сено, которым засыпан пол в конюшне постоялого двора, где, собственно, все и произошло.
- Предыдущая
- 28/65
- Следующая
