Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/65
• Следующая

— Что это твой человечек использует при заряжании?

— Зван, покажи патрон.

— Мудрено. Не жалко бумагу изводить на такое? Ведь дорого!

— Не дороже жизни, воевода, — все так же серьезно ответил Виктор, надеясь про себя, что тот не станет разворачивать бумагу. Увидит пулю — опять вопросы начнутся, а оно ему не нужно. Лишний козырь, даже если это шестерка, помехой не будет. И без того все гранаты упакованы в поклажу, нечего на то другим смотреть.

— А как это твой человек обходился без подсыпки на полку?

— Дак так же, как и ты со своими пистолями.

— А ну-ка… Хм. Это что же, ты все карабины так приспособил? Не дороговато?

— Дак вопрос-то о жизни и смерти, чего уж мелочиться. А потом эту переделку я не иноземному мастеру в Брячиславле заказывал, мой кузнец и ладил, по образу и подобию. Мы и пистоли все переделали.

— Ладно получилось, и время экономится. Ну поехали дальше, поглядим, как с попаданиями. Ты мне вот что скажи. Когда я пистоли твои смотрел, они мне странными показались, вроде и похожи на мои, но отличаются.

— Это я мастеру Лукасу, что и твои пистоли ладил, подсказал, он и сделал. Так получается куда прочнее, не страшно и уронить, ничего не погнется.

— Я вот гляжу, у твоего карабина приклад отличается. — А на что он еще мог указать, коли из кобуры торчал только он?

— А как ему не отличаться! Те приклады и ложа в Звонграде переделывались, а мой — работа мастера Лукаса.

— А ну-ка… — Вот заладил!

Но делать нечего, достал, предъявил, чем вверг воеводу в ступор. А как иначе-то? Чай, тоже любитель доброго оружия. Ох, как бы не пожалел, что вот так просто указал выход из трудного положения этому Вепрю. Вон как глазки загорелись.

— И сколько же твое оружие стоит?

— Пистоли по сто семьдесят рублей, карабин — двести.

— Эка! Я сам жаден до доброго оружия, но у тебя аппетит повыше будет. Я еще тогда в лесу это приметил, да только и подумать не мог, что все так-то. Ладно, поглядим, что тут наши орлы настреляли.

Свистуха и впрямь оказался хорошим стрелком: хотя только одна пуля оцарапала ствол, это был отличный результат. Но когда поглядели на ствол, в который стрелял Зван, настроение воеводы сразу упало. Четыре из шести в стволе, две содрали кору — считай, все угодили в цель.

— Выходит, сам не зная, я выбрал лучшего твоего стрелка.

— Нет, воевода. Можешь выбрать другого. И скорострельность, и точность будут почти те же.

— И что, все могут так же, с плеча?

— Все.

— Может, ты и прав. Не дело таких стрелков в общем строю пользовать. Ладно, до крепости время есть, еще подумаю.

У Виктора был сослуживец, который любил поговаривать: «Мне бы только мизинчик всунуть, а там я и весь влезу». Не пустое бахвальство оказалось. После дембеля Волков как-то пересекся с парнем, случайно и ненадолго. Он как раз в Краснодар ездил с пассажиром. Случилась мелкая поломка, и нужно было купить запчасть. Остановился у солидного такого магазина, а на поверку оказалось, что владельцем его является тот самый сослуживец. Ну поздоровались, похлопали друг дружку по плечам, тот предложил вечерком пересечься, посидеть, да Виктору нужно было возвращаться. Поездка была в оба конца, просто пассажир крутился в огромном офисном здании по своим делам, а его временный водитель, пока суть да дело, решил устранить неисправность.

Так вот, он эту его поговорку никогда не забывал. Раз уж так все случилось и мизинчик угнездился (в том, что быть им разведчиками, нет сомнений), нужно давить дальше. Как говорится, проси много, получишь сколько нужно. Одним словом, пока они добрались до Обережной, Виктор сумел выторговать для десятка отдельное проживание.

Волков давил на то, что снаряжения у них при себе изрядно, да все дорогое, а ну как кто позарится? Опять же кто они — тати, принятые на службу, о том стрельцам и посадским станет известно совсем скоро. И как тут избежать поножовщины? Ведь те не удержатся, начнут тыкать в прошлое да спесь свою показывать, а народ в десятке горячий. Согласился воевода. Правда, избу они должны поставить за свой счет. Вот и ладушки. Как договориться с селянами, Виктор уже придумал. Никуда они не денутся, потянутся к бабке Любаве за помощью. Вот в качестве извинения пусть поначалу поставят избу просторную да печь выложат, а материал, так уж и быть, новый десятник закупит за свой счет.

— Горазд! Радость-то какая.

Беляна, всплеснув руками, тут же бросилась обнимать покрытого толстым слоем пыли сына. Тот попытался было отстранить ее, да куда там, вцепилась, как репей. А там и ребятки подоспели, с громким криком облепили старшего. Из-за угла дома степенно появился Богдан, оглаживая усы и бороду. Ему по возрасту и положению вроде как прыгать и бросаться с объятиями не полагается, но видно, что очень хочется, — глазки, устремленные на Виктора, блестят такой радостью, огнем и задором, словно родню близкую и любимую встречает. Может, так оно и есть.

В последнее время Богдан сильно изменился, стал более аккуратным, на лице появилось выражение, присущее человеку, живущему полной жизнью и всем довольному. Замкнутый и вечно хмурый мужчина словно преобразился, осунувшиеся плечи расправились, а слегка приволакивающая походка стала размеренной и степенной. Отпустило мужика, ну и слава богу. А вот Виктор все еще чувствовал, что его никак не отпускает: зубами уже не скрежещет, но вот прибить пару-тройку гульдов нипочем не откажется, даже, наоборот, с превеликим удовольствием это сделает.

— Ой, ребятки, проходите! Мы сейчас мигом. Только недавно караван отправили, но у нас на леднике пельмени. Мы тотчас! Пока умоетесь с дороги, они уж и поспеют. Ну чего улыбаетесь, охламоны?

А чего им не улыбаться? Они уж давно позабыть успели, что такое дом. То по лесам шастали, потом с Добролюбом по Гульдии метались, а как только чуть вспомнили об уюте домашнего очага, когда поселились на постоялом дворе, нарисовался Градимир со службой государевой. Больше месяца они провели в походах и разъездах, практически и не бывая в крепости, хотя там имелось у них отдельное жилье в виде большой избы и подворья. Воевода рассудил здраво: коли разведка, так и надлежит ей заниматься разведкой, а не за стенами отсиживаться, вот парни и шерстили округу из конца в конец.

Сходили в Гульдию, поразведали, что там да как. Опасно это было, правда. После последнего их рейда соседи все еще не успокоились, но, как говорится: назвался груздем — полезай в кузов. Из того, что удалось вызнать, сделали вывод: войны в этом году можно не ждать. Кто знает, может, и их стараниями. Впрочем, много чести. Не готовы враги, вот и вся недолга.

По возвращении им даже не дали и пару дней передохнуть в едва отстроенной избе, воевода опять погнал в поле. Злые на всех и вся, парни за пару недель спеленали и доставили пред ясны очи Градимира три ватаги контрабандистов. «Ватаги» — громко сказано, эти субчики огласки не любят, поэтому действуют группами по три-четыре человека. Про них вроде все давно знали, а за руку взять ни разу так и не удавалось. Но сколько веревочке ни виться… Вот и размотали клубок новые разведчики Обережной.

Думали, хоть теперь отдохнут, но воевода снова отправил за стены. Когда он обозначал задачу, Виктор не выдержал. Нет, все понятно: элитное подразделение со специфическими задачами, результативность на высоте… А у нас как? Кто везет, того и грузим. О том, что люди не железные, начальству вроде и невдомек. Мол, давай-давай, через «не могу», через «не хочу», лишь бы результат был. Градимир, похоже, ничем не отличался от остальных. Завелась в уезде новая ватага лихих. Надо бы разобраться, изловить да на суд полкового воеводы представить.

Посадские веки вечные гоняться будут, а эти аспиды уже на один караван напали, купец насилу отбился. Неудача у татей вышла. Значит, вскорости опять полезут на дорогу или деревеньку какую пограбят, жить-то чем-то нужно. Справедливости ради нужно заметить, что и конная сотня не отсиживалась в казармах. Ее направили патрулировать тракт, но таким способом банду не взять, это все понимали.

• Предыдущая
• 46/65
• Следующая