По полям и по воде - Гарт Фрэнсис Брет - Страница 5

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая

Наш катер меняет свой курс и, минуя исчезнувшие берега, выходит на затопленную равнину. Раз или два возле нас возникают какие-то черные глыбы. Это проплывающие мимо развалины домов. В северной части горизонта появляется небольшой просвет, и звезды указывают нам путь по водной пустыне. Достигнув мелководья, мы решаем рассадить команду по лодкам и разъехаться в разные стороны по затопленной прерии. Я заимствую у какого-то матроса непромокаемую куртку, и благодаря этому наряду мне не без некоторых колебаний позволяют спуститься в одну из лодок. Мы берем курс нa север. Еще совсем темно, хотя просвет в тучах расширился.

Было, наверное, около трех часов утра. Мы выгребали из водоворота, образовавшегося вокруг купы тополей. Вдали яркой одинокой звездой сиял сигнальный огонь нашего катера. Вдруг тишину нарушил крик рулевого:

— Огонь впереди!

Все взоры обращаются в эту сторону. Через несколько секунд впереди появляется мерцающий огонек. Он горит ровным светом, потом снова исчезает, как будто его заслоняет какой-то темный предмет, плывущий прямо на нас.

— Табань! Пароход!

— Стоп! Какой еще пароход, черт побери! — отзывается рулевой. — Это дом, да к тому же большущий.

Это действительно большой дом, огромной черной глыбой вырисовывающийся в свете звезд. Когда он проплывает мимо, мы видим, что свет исходит от единственной свечи, горящей в окне. Меня вдруг охватывает какое-то воспоминание, и я с бьющимся сердцем прислушиваюсь.

— Там кто-то есть, ей-богу! Весла на воду, ребята, держись рядом! Эй, там, полегче! Дверь заперта. Полезай в окно. Нет, вот другая дверь!

Через минуту мы уже шлепаем по полу, на несколько дюймов залитому водой. Перед нами большая комната, в дальнем конце которой сидит закутанный в одеяло старик. В одной руке он держит свечу, а в другой книгу, чтением которой он, по-видимому, поглощен. Я бросаюсь к нему с возгласом:

— Джозеф Трайен!

Старик не двигается. Мы подходим ближе. Я тихонько кладу ему руку на плечо и говорю:

— Посмотрите на меня, старина! Где ваша семья? Где ребята, где Джордж? Здесь ли они? В безопасности ли?

Он медленно поднимает голову, смотрит на меня, и под его взглядом мы невольно отступаем. Это спокойный, невозмутимый взгляд, в нем нет ни страха, ни гнева, ни страдания, и все же от него кровь стынет у нас в жилах. Старик снова склоняется над книгой и больше не обращает на нас никакого внимания. Мои спутники смотрят на меня с состраданием и молчат. Я делаю новую попытку.

— Джозеф Трайен, неужели вы меня не узнаете? Я землемер, приезжал межевать ваше ранчо — Эспириту Санто. Посмотрите на меня, старина!

Старик вздрагивает, плотнее заворачивается в одеяло и начинает бормотать:

— Землемер, приезжал межевать ваше ранчо — Эспириту Санто...

Он без конца повторяет эти слова, словно хочет выучить их наизусть.

Я в отчаянии смотрю на своих спутников. Вдруг он испуганно хватает меня за руку и говорит:

— Тише!

Все умолкают.

— Слушайте! — Он обнимает меня за шею и шепчет прямо в ухо: — Я переезжаю!

— Переезжаете?

— Т-сс! Не говорите так громко. Переезжаю. Ай, что это? Слышите? Вот! Прислушайтесь!

Мы прислушиваемся и слышим, как под полом журчит и хлюпает вода.

— Это они... Это он их подослал! Старый Альтаскар. Они тут всю ночь сидят. Сперва я услышал их голоса в ручье, когда они пришли сказать старику, чтоб он переселился выше на гору. Они подходили все ближе и ближе. Они шептали из-под двери. Я видел на пороге их глаза, злые, жестокие глаза. Ах, почему они не уходят?

Я прошу гребцов обыскать весь дом, посмотреть, нет ли где-нибудь следов остальных членов семьи. Трайен тем временем принимает прежнюю позу. Он так напоминает мне фигуру, которую я видел в ту ветреную ночь, что меня охватывает какое-то суеверное чувство. Когда люди возвращаются, я вкратце рассказываю им все, что знаю о старике, который между тем продолжает бормотать:

— Почему же они не уходят? Они угнали весь скот... все, все погибло... остались только шкуры да копыта... — И он в отчаянии стонет.

— Ниже по течению есть другие лодки. Лачуга не могла уплыть далеко, и, может, семью успели спасти, — с надеждой говорит рулевой.

Мы берем старика на руки и переносим в лодку. Он совершенно беспомощен, но все еще сжимает в правой руке Библию, хотя ее укрепляющее дух слово недоступно его помутившемуся разуму. Съежившись, он сидит на корме. Мы медленно гребем к катеру. Между тем бледный луч, пробивающийся на горизонте, возвещает приближение дня.

Я так устал от пережитых волнений, что, как только мы добрались до катера и я убедился, что Джозеф Трайен удобно устроен, я завернулся в одеяло, прикорнул возле парового котла и тотчас же уснул. Но и во сне передо мною маячил образ старика, а беспокойство за Джорджа то и дело всплывало где-то в глубине моего сознания. Около восьми часов утра я был разбужен машинистом, который сказал мне, что недавно подобрали одного из сыновей старика и что он на палубе.

— Это не Джордж Трайен? — быстро спросил я.

— Не знаю уж, который, да только он славный малый, — отвечает машинист, улыбаясь какому-то приятному воспоминанию. — Он тут на баке.

Я спешу на нос и нахожу там не Джорджа, а неугомонного Уайза, который сидит на бухте каната, немного более грязный и оборванный, чем при нашей первой встрече.

Он с нескрываемым восхищением рассматривает разложенную перед ним сухую одежду. Мне невольно приходит в голову, что обстоятельства, быть может, несколько уменьшили его природную веселость. Но он успокаивает меня, с места в карьер обращаясь ко мне:

— Вот денечки-то, а? Как, по-вашему, куда девались межевые знаки, которые вы там понатыкали? Ах, ты!

Последовавшая за этим восклицанием пауза выражает его восторг, вызванный парой высоких сапог, которые он с трудом натягивает на ноги.

— Значит, это вы вытащили старика из лачуги? Он совсем спятил. И дернуло же его остаться там, вместо того чтобы удрать со старухой! Он меня не узнал: принял за Джорджа.

Приводя этот разительный пример родительской забывчивости, Уайз, видимо, и сам не знает, смеяться ему или плакать. Воспользовавшись охватившей его борьбою противоположных чувств, я справляюсь о Джордже.

— Почем я знаю, где он! Если б он смотрел за скотом, а не гонял по прерии, вытаскивая из воды баб да ребятишек, он бы мог хоть что-нибудь спасти. Бьюсь об заклад, что он потерял все до последней шкуры. Послушай, — обратился он к проходившему мимо матросу, — когда нам дадут какой-нибудь жратвы? Я так проголодался, что готов ободрать и проглотить целую лошадь. Вот пообсохнет маленько, пойду-ка я в живодеры. Тут на одних шкурах, рогах да на сале вон сколько заработать можно.

Мне оставалось только дивиться его неукротимой энергии, которая в более мягком климате могла бы принести такие прекрасные плоды.

— Что вы теперь будете делать, Уайз? — спрашиваю я его.

— Делать-то сейчас и вовсе нечего, — отвечает практический молодой человек. — Наверно, придется обождать, покуда все не уладится. Земля немногого стоит и еще не скоро войдет в цену. Хотел бы я знать, где теперь старик будет забивать новые вехи.

— Меня беспокоит ваш отец, Уайз, да и Джордж тоже.

— Мы со стариком отправимся к Майлзу. Том еще на прошлой неделе отвез туда старуху с ребятишками. Ну, а Джордж, наверно, уже там или у Альтаскара.

Я спросил, сильно ли пострадал Альтаскар.

— Он-то, должно быть, немного скота потерял. Джордж наверняка помог ему загнать стада на холмы. А его каса вон как высоко стоит. Бьюсь об заклад, что там воды и вовсе не было. Да... — Уайз призадумался, а потом с восхищением добавил: — Эти слизняки совсем не так глупы, как мы про них думаем. Голову даю на отсечение, что во всей ихней Калифорнии ни одного из них не затопило.

Появление «жратвы» прервало эту восторженную тираду.

— Я поеду дальше и постараюсь отыскать Джорджа, — говорю я.

Изумленный подобным чудачеством, Уайз с минуту таращит на меня глаза, но вдруг его осеняет.

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая