Горбун лорда Кромвеля - Сэнсом К. Дж. - Страница 30

• Предыдущая
• 30/115
• Следующая

– А что вы скажете о служках? – продолжал расспрашивать я. – Ведь в монастыре работает шестьдесят человек.

– Однако живет здесь не более дюжины, остальные – приходящие, – сообщил приор. – На ночь все рабочие помещения запираются, господин Багги и его помощник несколько раз совершают обход, проверяя, все ли в порядке. Я лично слежу за этим.

– В монастыре живут самые старые, проверенные служки, – добавил брат Габриель. – С какой стати им убивать королевского эмиссара?

– А с какой стати это делать кому-нибудь из монахов или горожан? – возразил я. – Впрочем, именно это я и пытаюсь выяснить. Завтра я поговорю с некоторыми из вас, – пообещал я, обводя взглядом встревоженные лица монахов.

В трапезную вновь вошли служки, убрали грязные тарелки и поставили на столы миски с пудингом. Пока не удалились, никто из сидевших за столом не проронил ни слова. Казначей отправил себе в рот полную ложку пудинга.

– Недурственно, – промычал он с набитым ртом. – В такую стужу горячий пудинг – самая подходящая еда.

Внезапно в дальнем углу комнаты раздался грохот. Все вскочили со своих мест и, повернувшись на шум, увидели юного послушника, без чувств лежащего на полу. Брат Гай издал отрывистый возглас и, путаясь в полах сутаны, бросился к Саймону Уэлплею, не подающему никаких признаков жизни. Я поспешил вслед за ним, брат Габриель и побагровевший от злости приор последовали моему примеру. Юноша был бледен, как полотно. Когда брат Гай осторожно приподнял его голову, он застонал и приоткрыл глаза.

– Все хорошо, мальчик, – мягко сказал брат Гай. – Ты потерял сознание. Ты ушибся, когда падал?

– Голова, – прошептал юноша. – Я ударился головой. Простите, я не хотел…

В уголках его глаз выступили слезы, и он зарыдал так, что впалая грудь его сотрясалась. Приор Мортимус презрительно фыркнул. Во взгляде брата Гая, устремленном на приора, вспыхнул неприкрытый гнев.

– Неудивительно, что мальчик упал без чувств, господин приор! Когда он в последний раз нормально ел? Вы что, не видите, как он исхудал? От него остались кожа да кости.

– Он получает хлеб и воду, – заявил приор. – Тебе прекрасно известно, брат лекарь, что на него наложено наказание. Правила, установленные святым Бенедиктом, позволяют подобные наказания и…

– Святой Бенедикт никогда не стал бы морить голодом одного из слуг Господних! – прервал его брат Габриель дрожащим от ярости голосом. – Саймон с утра до вечера работает в конюшнях, а потом вы заставляете его часами стоять на холоде.

Рыдания послушника перешли в приступ мучительного кашля, он задыхался, хватая ртом воздух, мертвенно-бледное лицо его приняло багровый оттенок. Лекарь приложил ухо к его впалой груди, где что-то хрипело и клокотало.

– Его легкие полны мокроты, – сообщил он. – Необходимо поместить Саймона в лазарет.

Приор вновь презрительно фыркнул.

– Не моя вина в том, что этот мальчишка слаб, как муха. Я надеялся, что физический труд сделает его более крепким и выносливым. Ему необходима закалка и…

– Брат Гай, ты можешь своей властью поместить Саймона в лазарет? – возвысил голос брат Габриель. – В противном случае я схожу к аббату Фабиану и попрошу его прекратить издевательство.

– Поступайте с этим идиотом, как вам заблагорассудится! – процедил приор и важной поступью вернулся к столу. – Недопустимая снисходительность и попустительство! В обращении с юношеством требуется строгость, а не мягкосердечие.

Он окинул трапезную вызывающим взором. Брат Габриель и брат Гай, поддерживая под руки жалобно всхлипывающего и кашляющего послушника, повели его к дверям. Брат Эдвиг, прочистив глотку, обратился к приору.

– Брат приор, я думаю, нам пора произнести б-благодарственную молитву и п-покинуть трапезную. Близится время вечерней службы.

Приор Мортимус кивнул, торопливо прочел благодарственную молитву, и монахи встали со своих мест. Те, кто сидел за длинным столом, почтительно ожидали, пока старшие монахи покинут трапезную. Когда мы подходили к дверям, брат Эдвиг наклонился ко мне и проговорил полным подобострастия голосом:

– Господин Шардлейк, м-мне очень жаль, что в-вам дважды помешали ужинать. П-поверьте, очень жаль. Прошу вас, п-простите нас.

– Я вовсе не в претензии, брат. Чем больше я наблюдаю жизнь вашей обители, тем больше у меня рождается соображений относительно моего расследования. Кстати, если речь зашла о расследовании, я был бы очень признателен, если бы завтра вы выбрали время побеседовать со мной. А еще я надеюсь, что вы окажете мне любезность и позволите просмотреть ваши расчетные книги. Нам с вами необходимо обсудить некоторые вопросы, имеющие непосредственное отношение к вверенному мне делу.

Признаюсь, обескураженная гримаса брата казначея доставила мне немало удовольствия. Я кивнул ему на прощание и подошел к Марку, стоявшему у окна. По-прежнему шел снег, укутывая землю белым покрывалом и приглушая все звуки. За сплошной снежной пеленой трудно было разглядеть фигуры монахов, которые вереницей двигались к церкви. Колокола вновь начали свой перезвон, возвещая о начале службы, последней на сегодняшний день.

Как только мы оказались у себя в комнате, Марк выдвинул свою узкую кровать и растянулся на ней. Разумеется, я устал не меньше моего юного товарища, однако не спешил следовать его примеру, ибо ощущал необходимость упорядочить все разрозненные впечатления сегодняшнего дня. Сполоснув лицо водой из кувшина, я уселся у окна. Из церкви доносилось пение хора.

– Слышишь, монахи служат вечернюю мессу, – обратился я к Марку. – Просят Господа не оставить их души наступающей ночью. Скажи, какое впечатление произвело на тебя святое братство Скарнси?

– Не знаю, – простонал Марк. – Я слишком устал, чтобы думать.

– И все же дай себе труд пошевелить мозгами, лежебока. Сегодня твой первый день в монастыре. Неужели у тебя нет никаких соображений?

Марк неохотно поднялся на локте и сосредоточенно нахмурил брови. В колеблющемся свете свечей лицо юноши казалось старше, чем в действительности: переменчивые тени, скользя по его лбу и щекам, делали более глубокими едва наметившиеся мимические складки. Когда-нибудь, подумал я, на месте этих призрачных морщин появятся настоящие, такие же, как те, что ныне бороздят мое собственное лицо.

– Мне кажется, жизнь этого монастыря полна противоречий, – изрек, наконец, Марк. – С одной стороны они здесь ограждены от всех искушений внешнего мира. Носят черные одеяния, целыми днями молятся. Как сказал этот брат Габриель, они здесь защищены от греха, что царит повсюду. Кстати, вы заметили, что за ужином этот похотливый пес так и пожирал меня глазами? Но с другой стороны, монахи живут здесь в холе и неге, которым позавидовали бы многие миряне. В домах тепло, повсюду ковры и гобелены, а что до пищи, то сегодняшний ужин был одним из самых вкусных в моей жизни. Да еще и в карты режутся, словно это не монастырь, а таверна.

– Да, ты прав. Если бы святой Бенедикт увидал, какой роскошью окружили себя его так называемые последователи, он был бы возмущен в точности так же, как и лорд Кромвель. Аббат Фабиан ощущает себя настоящим лордом, да, в сущности, и является им. Ведь, подобно большинству монастырских аббатов, он заседает в Палате.

– Мне показалось, приор не слишком жалует аббата.

– Приор Мортимус строит из себя убежденного сторонника реформы, противника роскоши и праздности. И тем, кто находится под его началом, он не дает спуску. Осмелюсь предположить, он из тех, кто получает наслаждение, измываясь над людьми.

– Этот приор напомнил мне одного из моих школьных учителей, – ухмыльнулся Марк.

– Школьные учителя не имеют обыкновения доводить своих подопечных до обморока, – возразил я. – Будь он учителем и обращайся с учениками так, как с этим несчастным юношей, родители быстро нашли бы на него управу. Кстати говоря, в монастыре нет монаха, который занимался бы исключительно послушниками. Они находятся в полной власти приора.

• Предыдущая
• 30/115
• Следующая