Денис Давыдов - Барков Александр Сергеевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая

– Здравствуйте, Денис Васильевич! – звонко проговорил юный Викентий Бод.

– Бонжур, месье Давыдов! – приветствовал прославленного генерала старый Бод.

– Мое почте... – растерянно пробормотал Давыдов и замер на полуслове. На груди Викентия сверкал орден Лилии. – Нет, это невероятно! Во сне или наяву. Нет не померк еще свет в глазах моих. Так и есть – орден Лилии.

– Поздравьте же скорее Викентия, господин генерал! Орден Лилии в петлицу! – с радостью вскричал старый Бод.

– Да, словно алмаз с неба, орден Лилии в петлице... – Давыдов в растерянности развел руками. – Как вам удалось это устроить, месье Бод?

– Я же говорил вам, господин генерал, что Франция – это Франция! Она непредсказуема! За то, за что в России отдают под суд, во Франции – награждают!

– Ничего не могу понять! Неужто помутился разум мой? Как так? Поясни, Викентий?

– Очень даже просто, Денис Васильевич! Я боролся вместе с русской армией против незаконного монарха и растлителя душ Бонапарта. Но папа все равно молодец. Выбил мне у властей такой орден!

– Да-а, это свойство далеко не каждому дано... – язвительно улыбнулся Давыдов.

– Я счастлив, что у меня такой папа! – воскликнул Викентий.

– Деловой отец! – показно захлопал в ладоши Давыдов.

– По сему случаю, в честь моего награждения, папа приглашает вас, любезный Денис Васильевич, отобедать в его ресторане.

– Вы разве не повар, месье Бод, а уже владелец ресторана?

– Да-да! Представьте себе! Мой ресторан называется теперь «Русские щи да каша». И я имел честь приготовить для вас, господин генерал, один маленький сюрприз. Мне много рассказывал о налетах ваших партизан Викентий.

– Непременно, непременно отведаю ваших щей да каши. Но не сей минут. А через час-другой.

– Через час? Другой? – Старый Бод застыл в недоумении, разинув рот.

– Да-да, мне необходимо закончить стихотворение, которое я задумал еще там в России, в смоленском бору.

– Так вы – поэт, господин генерал?

– Нет, я – солдат. Солдат, увлекающийся стихами.

– Ну, хорошо-хорошо! Не смею вам мешать! – раскланялся старый Бод. – Ждем вас у себя через час-другой, господин Давыдов! Виват, Россия!

– Виват, Франция!

– Любезный господин генерал, – сказал старый Бод, поднявшись со своего стула при встрече с Давыдовым в маленьком уютном ресторане «Русские щи да каша». – Судьба благодаря вашей доброте распорядилась счастливо и подарила мне нежданную встречу с потерянным, как мне казалось, безвозвратно сыном. Викентий родился для меня как бы заново. Воистину Золотой Викентий! Господин генерал, десять лет я служил в России поваром, я не приучен бросаться словами. И потому пью рюмку водки за вас, за ваше доброе сердце. За вашу заботу о моем единственном сыне! За вашу щедрость и искренность! Заканчиваю, ибо время, потраченное французами в бесконечных комплиментах друг другу при знакомстве, потеряно для истинной дружбы.

– Спасибо, господин Бод! Весьма тронут вашим радушным приемом и гостеприимством. Ибо, признаться, отвык от роскошеств за время тяжких походов и битв. Очень рад за Викентия!

– Вы знаете, господа, – многозначительно промолвил старый Бод, – что благородный император Александр предоставил французам счастливую возможность избрать себе такую форму правления, которая им самим более желанна. По сему случаю я надеюсь, что бедная моя Франция, наученная горьким и печальным опытом Бонапарта, не мудрствуя лукаво, внемлет голосу чести и разума. Наша страна наконец-то возвратится, как это говорится у вас, в России, на круги своя. Вернется к незаконно прерванному благоразумному правлении Бурбонов.

– Мне кажется, – продолжал Викентий, – настал тот час, когда в нашей истерзанной войнами стране необходимо как можно скорее навести спокойствие, порядок и упрочить благополучие граждан.

– Я слышал, – сказал Давыдов, – что наш император Александр благосклонно отнесся к возвращению на трон Людовика XVIII.

– Скажите мне на милость, господа, кто бы из вас мог предположить, – не утерпел, вновь наполняя рюмки вином, старый Бод, – что такое победоносное шествие по Европе и скорое вторжение в Россию непобедимого Бонапарта закончилось столь трагично? Что русские разобьют великую армию и победителями войдут в Париж?

– Мы с отцом поднимаем бокалы, – добавил Викентий, – за двойное торжество. Во-первых, за здравие и успехи наших русских друзей. И, во-вторых, за законное воцарение Бурбонов. Словом, господа, за Людовика XVIII и за долгожданный мир на земле!

Давыдов высоко поднял свой бокал, гордясь тем, что он русский, гордясь славою своего оружия, своим храбрым воинством, а также тем, что он воочию, так зримо и торжественно ощутил свою причастность к освобождению Европы.

– Горячо поддерживаю и одобряю ваши желания, господа. Пью за здравие Людовика! За установление мира и спокойствия в Европе!

– И дай-то Бог, чтобы Франции поскорее возвратилось ее былое величие, – добавил старый Бод.

– Только тот может по-настоящему понять чужие боль и горе, кто хоть раз в жизни испытал это сам, на собственном опыте. Недавно я остро почувствовал себя русским именно у вас, на чужбине, когда стоял на Вандомской площади перед знаменитой колонной со статуей Наполеона. Той самой статуей, которую на днях снесли... «О чем задумались, месье?» – спросила меня одна пожилая женщина. «О громкой славе вашего непобедимого императора, – ответил я ей, – и столь тяжком и горьком его бесславии...»

– Оказывается, вы не только поэт, господин генерал, но и философ! – воскликнул восхищенный его словами старый Бод. – Да здравствует наш русский гость!

– Скажите мне, господин Бод, кого вы более всего любите на свете? – поинтересовался Давыдов.

– Более всего? – призадумался на минуту седой Бод. – Пожалуй, более всего на свете я люблю женщин и вино. Одна красотка из предместья Парижа подарила мне Викентия. И через два года бежала из моего дома с офицером. Но я не растерялся и не пал духом. Я постарался достойно воспитать своего единственного сына. Он предан Родине и любит музыку. Впрочем, об этом вы можете судить сами. Итак, более всего я люблю Париж! Люблю женщин и вино! Люблю, когда публика в моем ресторане веселится от души и танцует, люблю несмотря на свой почтенный возраст...

– Разделяю ваши чувства, – ответил Давыдов. – Однако должен вам признаться, что с вином и женщинами мне не шибко везло в жизни...

– За любовь! – воскликнул сияющий Викентий.

Не по летам пылкий, предупредительный и энергичный господин Бод воодушевлял всех во время трапезы. Обед удался на славу. Официанты старались изо всех сил и были учтивы как никогда. Их взгляды полны доброты и признания. Тарелки они не ставили перед гостем по прямой линии, а подавали с подносов плавными элегантными движениями. Вилки и ножи опускали на скатерть с неизменной улыбкой. Официанты держали их в двух пальцах, а мизинец был аристократически оттопырен.

Боевому, утомленному войной, истосковавшемуся по родному крову генералу захотелось вкусить простого, любимого им с детства блюда, к тому же не шибко обременительного для хозяев. И он попросил гречневой каши с жареной телятиной.

– Не лучше ли будет, наш дорогой господин генерал, – добавил старый Бод, – предложить вам отведать еще соленых грибов, томатов и огурцов? И все это покрыть сверху петрушкой и укропом?

Давыдов в знак признательности развел руками:

– Покорно благодарю вас, господин Бод... Давненько не был дома и не едал ничего подобного.

– Да еще непременно, – заметил Викентий, – пусть нам подадут хрен, квас с изюмом и моченой брусники...

Все дружно рассмеялись и захлопали в ладоши.

Воистину то была непринужденная, застольная и столь трогательная, французская на русский манер, песня без слов.

Словом, кухня оказалась отменная. Оживленная беседа длилась более часа, то и дело звучали тосты, вино лилось рекой, но никто за столом не был пьян. Все были только навеселе. Викентий часто хохотал от души.

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая