Трагедия адмирала Колчака. Книга 1 - Мельгунов Сергей Петрович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/116
• Следующая

Часто мотивом здесь являлась прямая месть: «Люди, которые пробрались сюда с величайшим риском и опасностями, хотя бы через Слюдянку, где погибло, по крайней мере, до 400 офицеров; люди, прошедшие через эту школу, конечно, выслеживали лиц, которых они узнали в дороге, и, конечно, мстили. Для меня было ясно, что главным мотивом этой деятельности является месть, что все эти ужасы, которые творились по линии железной дороги, происходили на почве мести» [с. 136].

Гораздо более пристрастную характеристику «большевиков sauce royale» даёт нам бар. Будберг в своём апрельском дневнике: «Разные вольные атаманы — Семёнов, Орлов, Калмыков, своего рода винегрет из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом, послереволюционные прыщи Д.В., внутреннее содержание их разбойничье, большевицкое, с теми же лозунгами: побольше свободы, денег и наслаждений; поменьше стеснений, работы и обязанностей. Мне кажется, что большинство из них лишь случайно не на красной стороне[296]: кому не пришлось по случайно сложившейся обстановке, а кто по привычке шарахнулся на свою, оказавшуюся белой, сторону. У многих всё это случилось, конечно, невольно, и обвинять их самих было бы даже несправедливо» [XIII, с. 199]. Всё-таки это было не так. Напр., «орловцев» Колчак, имевший с ними непосредственные отношения, характеризует как «твёрдых и честных людей». Во всех этих отрядах, без исключения, наряду с признаками «нравственного уродства и анархичности» было и «своеобразное идейное служение стране», как справедливо отметил в дневнике ген. Болдырев [с. 18].

Было ли аналогичное в Зап. Сибири при формальном существовании социалистической власти? Конечно, было. И едва ли кто сможет эти факты «распущенности» поставить в вину существовавшей власти. Послереволюционная анархия разрушила начала государственности, и восстановить их в сознании и в практике было нелегко. Власть была бессильна подчас бороться с «анархией»… Приходилось лишь надеяться, что с установлением нормального быта положительное начало возьмёт верх над отрицательным.

14 июля отряд кап. Сатунина в 81 человек в с. Уллях Алтайской губ. объявил от имени Сибирского правительства республику и ввёл военное положение до Учредительного Собрания [«Сиб. Вест.», № 25]. «Военное положение» всегда облегчает проявление «политической мести», увеличивает случаи расстрела арестованных «при попытках бежать» и т.д. и т.д. Как раз кап. Сатунин был предан суду за превышение власти и за беззаконные расстрелы. Не приходится удивляться, что в освобождённой от большевиков Сибири в первые дни после переворота алтайский, бийский, енисейский и другие потребительские союзы[297] вынесли протест по поводу расстрелов «войсками Сибирского правительства кооперативных работников и общественных деятелей, не принимавших никакого участия в советских административных и военных органах управления» [Парфенов. С. 35]. 2 июля в «Алтайском Луче» мы читаем следующее письмо местного губернского комиссара труда В.И. Шмелева по поводу убийства кооператора Сычева, примыкавшего к большевичкой партии.

Как реагировала власть на требование Шмелева, мы не знаем, но мы увидим позже, как реагировали участники этой власти в отношении аналогичных случаев, имевших место при Верховном правителе адм. Колчаке.

Для борьбы с беззаконием в военных отрядах новая сибирская власть, по революционной традиции, пыталась назначать комиссаров, уполномоченных при командующих фронтами (напр., с.-р. Фомин при Гайде, В. Михайлов при Гусарике, командовавшем Барнаульским фронтом). Эсер Алексеевский в дни допроса адм. Колчака ехидно его спрашивал по поводу организации центральной контрразведки: неужели таким образом надлежало бороться с эксцессами? [с. 135]. Но что могли сделать комиссары Сибирского правительства хотя бы с таким, напр., самовластным начальником, каким был будущий ген. Гайда? Он с лёгкостью производил массовые расстрелы захваченных в плен мадьяр. Я говорю «с лёгкостью», потому что мы увидим, что Гайда был вообще довольно жесток и беспощаден. Вот сцена, зафиксированная в воспоминаниях кап. Кириллова, напечатанных в «Вольной Сибири» [IV, с. 55]. На ст. Посольская был захвачен помощник Гайды полк. Ушаков. Он и его адъютант-чех были «зверски» убиты. «На лице полк. Ушакова было много штыковых ран — всё лицо его было обезображено и изуродовано, уши, нос и язык отрезаны, глаза выколоты, всё тело его также покрыто было глубокими штыковыми ранами». Тела убитых были подобраны сибирскими войсками и чехословаками и засыпаны полевыми цветами… «В этот момент доложили, что прибыла партия пленных. Гайда, не оборачиваясь, резко и твёрдо сказал: «Под пулемёт». Партия пленных, где было много мадьяр, была немедленно отведена в горы и расстреляна из нескольких пулемётов…»[298]

Уполномоченным Правительством при I Среднесибирском корпусе был эсер Фомин. Падает ли на него ответственность за этот эксцесс?

Члены Правительства, избранные на тайном заседания Сибоблдумы, пока ещё были в нетях. Эсеры, вошедшие в Зап.-Сиб. комиссариат, несмотря на своё нерасположение к «буржуазии», не могли обойтись своими людьми при организации власти — страна и так была слишком бедна культурными силами. Гинс довольно образно рассказывает, как Михайлов, проявивший наибольшие организационные способности и тактичность, создавал деловой аппарат управления:

• Предыдущая
• 38/116
• Следующая