Молодая элита (ЛП) - Лу Мари - Страница 3

• Предыдущая
• 3/61
• Следующая

Сегодня. Сегодня та самая ночь.

Я поспешила к постели, наклонилась и вытащила из-под нее мешок, который сделала из простыни. Внутри лежало столовое серебро, канделябры, тарелки с гравировкой, всё то, что я могла продать за пищу и ночлег.

Да, я крала. Я уже несколько недель обворовывала дом, запихивая вещи под кровать в подготовке к тому дню, когда больше не смогу жить под одной крышей с отцом. Я немного набрала, но если продам все это хорошим перекупщикам, то смогу получить немного золотых талентов. Достаточно, чтобы протянуть, по крайней мере, несколько месяцев.

Вытащив из сундука с одеждой охапку шелков, я принялась кружить по спальне, собирая свои украшения. Серебряные браслеты. Жемчужное ожерелье, доставшееся мне в наследство от мамы, так как сестренка его не захотела. Серьги с сапфирами. Я схватила два отреза из тамуранского шелка — нужно чем-то прикрыть мои серебристые волосы. Я собиралась лихорадочно и сосредоточенно. Положила одежду с украшениями в мешок, спрятала его за постелью и натянула сапоги из мягкой кожи для верховой езды.

Дальше я села ждать.

Час спустя, когда отец отправился в свою спальню и дом погрузился в тишину, я подхватила мешок. Поспешила к окну и, приложив к стеклу ладонь, осторожно отодвинула левую панель в сторону. Гроза утихла слегка, но дождь шел достаточно сильно, чтобы заглушить мои шаги. Я в последний раз оглянулась через плечо, будто ожидая, что сейчас войдет отец.

«Куда ты собралась, Аделина? — спросит он. — Для такой, как ты, там ничего нет».

Я потрясла головой, избавляясь от отцовского голоса. Пусть обнаружит утром, что я исчезла, что он лишился своего замечательного шанса избавиться от всех долгов разом. Холодный дождь бил по рукам, кусая кожу.

— Аделина?

Резко развернувшись на голос, я увидела в дверях силуэт девушки — моей сестры Виолетты, потирающей со сна глаза. Она посмотрела на открытое окно, на мешок у меня за плечами, и на одну жуткую секунду мне показалось, что она сейчас закричит и начнет звать отца.

Но Виолетта просто глядела на меня. Я почувствовала укол вины, хотя при виде ее мое сердце и наполнилось негодованием. Дура. Почему я должна чувствовать жалость к тому, кто столько раз смотрел на мои страдания? «Я люблю тебя, Аделина, — говорила она, когда была маленькой. — Папа тоже любит тебя. Он просто не знает, как это показать». Почему я сочувствую сестре, которую так ценят?

Тем не менее я тихонько подбежала к ней, взяла ее маленькую ладошку в свою и прижала палец к своим губам. Сестра ответила обеспокоенным взглядом.

— Ты должна вернуться в постель, — прошептала она. В тусклом ночном свете я видела, как блестят ее темные глаза, как нежна ее тонкая кожа. Ее красота совершенна. — Тебе не поздоровится, если отец поймает тебя.

Я сжала ее ладонь и прикоснулась своим лбом к ее. Мы стояли так одно долгое мгновение, и казалось, снова стали прильнувшими друг к дружке детьми. Обычно первая отстранялась Виолетта, знавшая, что отцу не нравится то, как мы близки. Но в этот раз она наоборот прижалась ко мне, словно понимая, что сегодняшняя ночь — особенная.

— Виолетта, — прошептала я, — помнишь, как ты солгала отцу о том, кто разбил одну из его любимых ваз?

Сестра кивнула.

— Мне нужно, чтобы ты сделала это снова. — Отстранившись, я заправила прядь волос ей за ухо. — Просто ничего не говори.

Виолетта не ответила. Вместо этого она судорожно сглотнула и посмотрела через коридор в сторону спальни отца. Она не ненавидела его так, как ненавидела его я, и при мысли о том, чтобы идти против того, чему он всю жизнь ее учил — что она слишком ко мне добра, что любить меня глупо, — в ее глазах отразилась вина. Наконец она кивнула. У меня словно гора упала с плеч. Сестра меня отпускала.

— Будь осторожна. Береги себя. Удачи.

Мы обменялись прощальными взглядами. «Ты могла бы пойти со мной, — подумала я. — Но я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты слишком боишься. Возвращайся с улыбкой к своим переливающимся платьям, что дарит тебе отец». И всё же сердце на мгновение наполнилось нежностью. Виолетта всегда была хорошей и доброй. Она не виновата в том, что всё так сложилось. «Я желаю тебе счастливой жизни. Надеюсь, ты влюбишься и удачно выйдешь замуж. Прощай, сестренка».

Я не осмелилась ждать, что еще скажет сестра, развернулась, подошла к окну и поднялась на уступ второго этажа. И поскользнулась. От дождя все скользило, и мои сапоги искали, за что зацепиться на узком краю. Из мешка, звякая, посыпалось на землю столовое серебро. Только не смотреть вниз! Добравшись по уступу до балкона, я обхватила дрожащими пальцами перекладину и повисла над землей. Закрыла глаза и разжала ладони.

При приземлении ноги подогнулись. Воздух вышибло из легких, и какое-то время я могла лишь лежать у нашего дома, промокая под дождем и пытаясь отдышаться. Волосы прилипли к лицу. Я убрала их рукой и, перевернувшись, встала на четвереньки. Под дождем казалось, что всё вокруг покрыто отражающей пеленой, словно я сплю и вижу какой-то кошмар, но никак не могу очнуться. Я сосредоточилась. Нужно убираться отсюда, пока отец не обнаружил, что я сбежала. Наконец я поднялась на ноги и заторможено побежала к конюшням. При моем появлении кони беспокойно забили копытами. Я отвязала своего любимого жеребца, прошептала ему на ухо успокаивающие слова и оседлала.

Мы выехали в грозу.

Я гнала его, пока дом отца не остался позади и мы не достигли рыночной площади Далии. Она была безлюдна и покрыта лужами — я никогда не выходила в город в такой поздний час и пустое место, обычно кишащее людьми, заставило меня занервничать. Мой жеребец нетерпеливо фыркал под ливнем, пятясь. Его копыта погружались в грязь.

Спрыгнув с седла, я провела ладонями по его шее в попытке успокоить и направить вперед.

А затем я услышала его. Стук копыт скачущего галопом коня.

Я окаменела. Сначала стук раздавался в отдалении, едва различимый в шуме дождя, но потом — почти через миг — стал оглушающим. Я содрогнулась. Отец. Это он скачет за мной, это точно он. Ладони, до этого поглаживающие шею жеребца, мертвой хваткой вцепились в вымокшую гриву.

Это Виолетта рассказала отцу о моем побеге? Или он услышал звон упавшего с крыши серебра?

И прежде чем я успела подумать о чем-то еще, я увидела его, того, кто одним своим видом привел меня в ужас — отца, материализующегося из тумана влажной ночи. Его глаза горели. За все прожитые с ним годы я ни разу в жизни не видела такой ярости на его лице.

Я поспешила запрыгнуть на жеребца, но была недостаточно быстра. Всего лишь мгновение назад отцовский конь несся на нас, а уже в следующее отец был рядом со мной, и его пальцы сжались на моем запястье подобно железным тискам.

— Что ты делаешь, Аделина? — спросил он пугающе спокойным голосом.

Я безуспешно пыталась вырваться из его хватки, но он лишь крепче сжимал пальцы на моей руке, пока я не охнула от боли.

Отец дернул меня к себе, и я, споткнувшись, потеряла равновесие и упала. Грязь заляпала лицо. Всё, что я слышала — рев дождя и тьму в голосе отца.

— Поднимайся, маленькая неблагодарная воровка, — прошипел он мне в ухо, рывком поднимая с земли. Затем мягко продолжил: — Идем, любовь моя. Ты вся перепачкалась. Я отвезу тебя домой.

Я ожгла его злым взглядом и со всей силы дернула рукой, вырываясь. Его пальцы соскочили с моей руки, больно пройдясь по влажной от дождя коже, и на одну короткую секунду я освободилась. Но потом отец схватил меня за волосы, и я закричала, молотя руками по воздуху.

— Какой же у тебя скверный характер. Почему ты не можешь быть такой же, как твоя сестра? — пробормотал он, покачав головой, и потянул меня к своему коню.

Моя рука задела привязанный к жеребцу мешок, и на землю дождем посыпалось столовое серебро, громко звякая и блестя в ночи.

— Куда ты направлялась? Кто еще тебя захочет? Ты никогда не получишь предложения лучше, чем это. Ты хоть представляешь, сколько унижения я пережил, разбираясь с отказами жениться на тебе? Ты хоть знаешь, как тяжело мне было извиняться за тебя?

• Предыдущая
• 3/61
• Следующая