Черный Красавчик (с иллюстрациями) - Сьюэлл Анна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/39
• Следующая

– Конечно, – ответил мистер Йорк, – и я вас прекрасно понимаю, но беда в том, что конюшни у нас здесь большие и нам трудно подобрать конюхов, чтобы все были один к одному. Я сделаю, что смогу, но не более того. А то, что вы рассказали про кобылку, я буду помнить.

Они двинулись к выходу, но Джон задержался и сказал:

– Еще хочу обратить ваше внимание: у нас коней не запрягали с ремнем-мартингалом, вороной вообще не знает, что это такое, а по поводу каурой барышник говорил, что характер ей испортил мундштук от мартингала.

– Ну, у нас им придется привыкать к этой сбруе, – ответил ему Йорк. – Лично я предпочитаю не задирать коню голову, его светлость весьма разумно относится к лошадям, но вот что касается ее светлости, тут дело совсем другое: ей нужен стиль; если у коней не запрокинуты головы, она и глядеть на них не пожелает. Я всегда был против двойного мундштука, однако, когда выезжает миледи, головы у лошадей должны быть запрокинуты!

– Очень жаль, просто очень жаль, – вздохнул Джон. – Однако мне пора, я не хотел бы опоздать на поезд.

Джон возвратился к нам, погладил, ласково простился. Голос его был грустен.

Я потянулся к нему мордой – как еще мог я проститься с ним?

Джон ушел, и я больше никогда его не видел.

На другой день лорд В. пришел смотреть нас и остался чрезвычайно доволен нашим видом.

– Мой друг мистер Гордон дал прекрасную рекомендацию этой паре, и я уверен, что они будут очень хороши. По цвету они, конечно, не пара, но, я полагаю, они составят превосходный выезд для сельской местности, а еще до возвращения в Лондон нужно будет подобрать вторую лошадь к Барону. Вороной должен быть хорош и для верховой езды.

Йорк пересказал его светлости все, что говорил о нас Джон.

– Ну, что же, – ответил лорд В., – вам придется внимательно следить за кобылой и на первых порах не слишком затягивать мартингал. Полагаю, что лучше постепенно приучать ее к этому ремню. Миледи я скажу об этом.

После обеда нас с Джинджер запрягли в карету, и как только часы на конюшне пробили три, нас подвели к парадному подъезду. Подъезд был великолепен, и замок был раза в три больше нашего прежнего дома, но я нашел его далеко не столь уютным, как Биртуик, – если, конечно, коню позволительно иметь собственное мнение. Два лакея, одетые в темно-серые ливреи, красные панталоны и белые чулки, стояли наготове. Тут же мы услышали шуршание шелков: миледи спускалась по каменным ступеням. Она подошла взглянуть на нас. Миледи была высокого роста, с горделивой осанкой, она казалась чем-то недовольной, но ничего не сказала и уселась в карету.

Я впервые чувствовал на себе мартингал, и, хоть и очень неприятно не иметь возможности опустить голову и посмотреть себе под ноги, ремень не вынуждал меня держать ее выше обычного. Я немного тревожился за Джинджер, но она выглядела спокойной и довольной.

На следующий день ровно в три мы снова были у подъезда, опять лакеи стояли наготове, опять послышалось шелковое шуршание, миледи сошла по ступеням, и повелительный голос произнес:

– Йорк, подтяните головы коням, их неприятно видеть!

Йорк спустился с козел и почтительно сказал:

– Прошу извинения, миледи, но коней так не запрягали в течение трех лет, и милорд считает, что в видах безопасности их надо постепенно приучать к новой сбруе. Однако если ваша светлость прикажет, я немного подтяну.

– Подтяните, – распорядилась она. Йорк подошел и подтянул ремень, мне показалось, на одну дырочку, но даже одна дырочка дает ощутимую разницу: к лучшему или к худшему. Нам же в тот день пришлось подниматься на довольно высокий холм, и только тут я понял, что имели в виду другие лошади, рассказывавшие мне о мартингале. Мне, конечно, хотелось чуть наклонить голову, напрячь плечи и тянуть экипаж, как я привык делать, но тянуть-то пришлось с высоко поднятой головой, тяжесть пришлась на спину и ноги, что оказалось очень утомительным.

Когда мы прибыли на место, Джинджер сказала:

– Теперь ты знаешь, что это такое, но это еще ничего. Если так и будет, я не стану противиться, поскольку за нами здесь хорошо ухаживают, но если ремень вздумают затягивать все туже, я покажу им! Я не выношу, когда мне задирают голову, и мириться с этим не буду!

День ото дня, по дырочке в день, ремень становился все короче, и я, кто всегда охотно давал себя запрягать, теперь с ужасом ожидал этого. Джинджер помалкивала, но явно теряла терпение. Наконец, ремень перестали укорачивать, и я было подумал, что самое трудное осталось позади, что я должен исполнять мои обязанности, даже при том, что из удовольствия они превратились в постоянную муку. Однако самое страшное еще ожидало нас.

Однажды миледи спустилась позднее обычного, и шелка ее шуршали очень сильно.

– К герцогине Б., – приказала она и добавила: – Йорк, когда вы, наконец, поднимете лошадям головы? Сделайте это сейчас же, я больше не желаю слышать глупости о привыкании и прочем!

Йорк сначала подошел ко мне, а конюх придерживал Джинджер. Мне так высоко закинули голову, что я едва терпел, затем Йорк перешел на сторону Джинджер, которая нетерпеливо мотала головой и покусывала мундштук по своей недавно приобретенной привычке. Она отлично представляла себе, что ее ожидает, поэтому, как только Йорк расстегнул ремень, чтобы укоротить его, Джинджер воспользовалась возможностью и резко взбрыкнула задними ногами. Она сильно задела Йорка по носу и сбила с него шляпу, конюх же еле устоял на ногах. Оба набросились на Джинджер, но она без труда одолела их, отчаянно лягаясь, брыкаясь передними и задними ногами, пока не ударила прямо по дышлу и не упала, больно ушибив мне бок. Бог знает, что еще она могла бы выкинуть, если бы Йорк быстро не сел ей на голову, чтобы заставить ее затихнуть.

– Отпрягайте вороного! – кричал Йорк. – Бегите за подъемом! Дышло, дышло снимайте! Не можете распрячь – режьте сбрую!

Один из лакеев помчался за подъемом, кто-то бегом вынес из дома нож.

Конюх торопливо отпряг меня, освобождая от Джинджер и от кареты, привел меня в стойло, оставил в сбруе и бросился обратно на помощь Йорку.

Я был возбужден случившимся до такой степени, что, будь у меня привычка лягаться или брыкаться, я бы сделал это, но, не имея этой привычки, я просто стоял, разозленный, с ушибленной ногой, с головой, все еще закинутой вверх, привязанной ремнем к кольцу на седле, не в силах опустить ее. Мне было так скверно, что хотелось ударить копытом первого, кто подойдет.

Вскоре в конюшню вошли два конюха, ведя довольно замызганную и ободранную Джинджер. За ними следовал Йорк, который сделал необходимые распоряжения и подошел взглянуть на меня.

В следующую минуту ремень был расстегнут, и я смог расслабиться.

– Будь они неладны, эти ремни! – проворчал он. – Я знал, что добром не кончится, хозяин должен расстроиться не на шутку, но что делать? Если муж не в силах унять жену, так кучер и подавно. Я умываю руки! А если она теперь не попадет на гулянье в саду у герцогини, я здесь ни при чем.

В присутствии слуг Йорк не говорил такие вещи, при них он почтительно отзывался о хозяевах. Теперь он занялся тем, что тщательно ощупал меня, и скоро обнаружил ушиб повыше колена, где нога распухла и мучительно болела. Йорк приказал промыть ушибленное место теплой водой и смазать мазью.

Лорд В. был сильно рассержен, когда узнал о происшествии, и выбранил Йорка за то, что тот послушался миледи, в ответ на что Йорк объявил, что впредь предпочел бы выполнять распоряжения только его светлости. Ничего из этого не вышло, поскольку все осталось по-прежнему. Я считал, что Йорку следовало бы решительнее заступаться за коней, но не мне судить.

Джинджер больше не запрягали в карету; когда она поправилась, один из младших сыновей лорда В. взял ее себе: он считал, что Джинджер будет хороша на охоте.

Я же был принужден возить карету, теперь уже с новым партнером по имени Макс, смолоду приученным к ремню-мартингалу. Я спросил у Макса, как ему удается вынести это?

• Предыдущая
• 17/39
• Следующая