Черный Красавчик (с иллюстрациями) - Сьюэлл Анна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/39
• Следующая

– Именно это я и объяснил мистеру Бриггсу, дорогая, – подхватил Джерри, – и намерен твердо держаться своего решения, так что не расстраивайся, Полли (она начала было плакать). Я не вернусь к старому, даже если бы это позволило мне зарабатывать вдвое больше. Решено, женушка. Ну, улыбнись и не тужи, а я поехал на стоянку.

Со времени того разговора минуло три недели. Миссис Бриггс ни разу не наняла Джерри, и ему не оставалось ничего другого, как довольствоваться заработком, перепадающим от случайных пассажиров. Джерри тяжело переживал это, так как подобная работа была, разумеется, труднее и для человека, и для лошади. Но Полли старалась приободрить его, все время повторяя: «Ничего, папочка, ничего!

Вскоре все узнали, как и почему Джерри потерял своих лучших клиентов. Большинство сочли его глупцом, но двое или трое взяли его сторону.

– Если рабочие люди не будут неукоснительно соблюдать воскресенья, – сказал Трумен, – у них скоро вообще не останется никаких прав. А это – законное право каждого человека и каждого животного. День отдыха дан нам Господом, мы должны сами пользоваться правами, дарованными Законом Божьим, и для детей своих их сберечь.

– Хорошо вам, набожным ребятам, так говорить, – с саркастической улыбкой возразил Лэрри. – А я не отказываюсь заработать шиллинг-другой, когда только предоставляется возможность. Я не верю в Бога, потому что не вижу, чтобы верующие были чем-то лучше других.

– Если они не лучше, – заметил Джерри, – стало быть, они и неверующие. С таким же успехом можно утверждать, что законы нашей страны нехороши, – на том лишь основании, что есть люди, которые их нарушают. Если человек невыдержан, груб, не возвращает долгов, это не верующий человек, сколько бы он ни ходил в церковь. И если отдельные люди неискренни, плутоваты, это не бросает тени на религию в целом. Истинная вера – самое дорогое и лучшее, что есть в мире, это единственное, что способно сделать человека счастливее, а мир – более справедливым.

– Если религия для чего и нужна, – отозвался Джонс, – так это для того, чтобы ваши верующие не заставляли нас, неверующих, работать по воскресеньям – многие из них, как известно, это делают. Вот почему я и считаю, что религия – одно притворство. Например, разве стали бы мы выезжать по воскресеньям, если бы верующие не ездили в этот день в церкви и часовни? Но они от своих привилегий, так сказать, не отказываются, а мы должны из-за этого жертвовать выходными. Это им придется держать ответ перед Богом за мою бессмертную душу, если я не сумею ее спасти!

Его речь была встречена аплодисментами, но Джерри прервал их:

– Сказано красиво, но совершенно неверно. О своей душе каждый обязан печься сам. Ее нельзя положить к чужому порогу, словно подкидыша, и надеяться, что кто-то о ней позаботится. И потом, видите ли, раз вы постоянно торчите на козлах в ожидании заработка, люди думают: «Если мы его не наймем, это сделает кто-то другой; видимо, никакой выходной ему и не нужен». Конечно, они не зрят в корень, а то поняли бы, что если бы им каждое воскресенье не требовался экипаж, и вы бы здесь не стояли. Но люди редко добираются до сути вещей – это ведь может оказаться и неудобным. Однако, если бы вы, воскресные извозчики, дружно объявили воскресенье днем отдыха, все встало бы на свои места.

– А что же будут в этом случае делать добрые прихожане, которые не смогут послушать своих любимых проповедников? – ехидно заметил Лэрри.

– Не мое дело решать за других, – ответил Джерри, – но если они не в состоянии дойти до дальней церкви пешком, пусть посещают ближнюю; если идет дождь, пусть надевают плащи, как делают это в будни. Ежели дело хорошее, его следует совершить в любом случае, а ежели дурное, – так пусть вершится без нас. Праведный человек всегда свой путь сыщет, и это так же справедливо в отношении извозчиков, как в отношении прихожан.

Как-то две или три недели спустя мы вернулись в конюшню довольно поздно. Навстречу нам выбежала Полли с фонарем в руке (она всегда выходила посветить нам, если не было слишком сыро).

– Все улаживается, Джерри: миссис Бриггс присылала слугу сегодня днем, чтобы попросить тебя приехать за ней завтра в одиннадцать. «Да, конечно, – сказала я ему, – но мы думали, что миссис Бриггс нанимает теперь кого-то другого». А он и отвечает: дело, мол, в том, что хозяин действительно рассердился на мистера Баркера за то, что он отказался приезжать по воскресеньям, и пытался подрядить других извозчиков, но все было не то: одни едут слишком быстро, другие слишком медленно… Хозяйка говорит, что такого приятного и чистого экипажа, как у вас, нет ни у кого и что никто другой не подходит ей так, как мистер Баркер.

– «Все будет хорошо когда-нибудь еще». Ты была права, моя дорогая, как почти всегда. Беги, готовь ужин, а я распрягу Джека и живо сделаю все, что нужно, чтобы ему было хорошо.

После этого мистер Бриггс нанимал Джерри так же, как и прежде, но никогда не просил приезжать по воскресеньям. Однако настал день, когда нам пришлось поработать и в выходной, и вот как это случилось. Накануне вечером, в субботу, мы вернулись домой очень уставшие и с удовольствием предвкушали воскресный отдых, но нашим ожиданиям не суждено было исполниться.

В воскресенье утром Джерри чистил меня во дворе, когда подошла Полли. Было что-то тревожно-просительное в ее взгляде.

– В чем дело? – спросил Джерри.

– Видишь ли, дорогой, – ответила она, – бедняжка Дайна Браун только что получила письмо, в котором сообщается, что ее мать опасно больна и что, если она хочет застать ее в живых, ей следует приехать немедленно. Это в десяти милях отсюда, в деревне. Дайна говорит, если ехать на поезде, придется еще четыре мили идти пешком, а притом, что она очень слаба – ведь ее ребенку нет еще и четырех недель, – об этом, конечно, не может быть и речи. Вот она и просила узнать, не отвезешь ли ты ее в своей пролетке, и обещала честно расплатиться, как только добудет денег. Джерри поцокал языком:

– Надо подумать. Не о деньгах, конечно, а о потерянном выходном. Лошади устали, да и я тоже – вот в чем загвоздка.

– Да здесь загвоздки куда ни кинь, по правде говоря, – ответила Полли, – но ведь речь идет только о половине воскресного дня, к тому же мы должны поступать с другими так, как нам хотелось бы, чтобы и с нами поступали; а я прекрасно понимаю, что чувствовала бы сама, если бы умирала, не дай Бог, моя мать. И потом, Джерри, дорогой, я уверена, что это богоугодное дело не осквернит Святого воскресенья: если вытащить несчастного ослика из ямы в этот день не считается грехом, то помочь бедной Дайне – тем более.

– Ну, Полли, ты мудра, как пастырь. Так и быть, пойду сегодня к ранней службе, а ты можешь сказать Дайне, что я буду готов ровно в десять. Постой. Зайди по дороге к мяснику Брейдону, передай от меня привет и спроси, не одолжит ли он мне свою легкую двуколку на рессорах. Я знаю, по воскресеньям он ею не пользуется, а для лошади это большая разница.

Она ушла, но скоро вернулась и сообщила, что мясник с удовольствием одолжит Джерри свою двуколку.

– Отлично, – сказал Джерри. – Собери мне немного еды – хлеба и сыра, я постараюсь вернуться как можно раньше.

– А я испеку мясной пирог не к ужину, а к раннему чаю, – сказала Полли и ушла. Джерри же принялся за приготовления к отъезду, напевая песенку «Только Полли и никто другой», которую очень любил.

Джерри выбрал для этой поездки меня, и в десять часов мы двинулись в путь. Двуколка с высокими колесами была такой легкой, что по сравнению с четырехколесной пролеткой казалась почти невесомой.

Был чудесный майский день. Выехав за город и вдохнув сладкий от аромата свежей травы воздух, ощутив под ногами мягкую проселочную дорогу, я почувствовал себя, как в старые добрые времена, и вся усталость мигом слетела с меня.

• Предыдущая
• 29/39
• Следующая