Простушка - Кеплингер Коди - Страница 27

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая

Добежав до машины, я тут же достала телефон, набрала знакомый номер и услышала знакомый деловитый мужской голос.

– Вы позвонили в «Тех Плюс». Это Рики. Чем могу помочь?

Я хотела поговорить с папой. Убедиться, что с ним все в порядке, сказать, что вместе мы все переживем. Поддержать его, понимаете? Я знала, что ему это нужно. После вчерашнего у него наверняка выдался ужасный рабочий день. Кроме того, если уж я так спокойно переживаю случившееся, возможно, я могла бы помочь ему преодолеть тяжелые времена.

– Здравствуйте, Рики, – проговорила я. – А мистер Пайпер на месте?

– Боюсь, нет. Мистер Пайпер сегодня не вышел на работу.

На мгновение я застыла, не в силах пошевелиться. Я знала, что это значило. Но отбросив закравшиеся сомнения, убедила себя в том, что у папы просто похмелье после вчерашней тяжелой ночки. Я надеялась, что этого хватит, чтобы вспомнить, почему он бросил пить. И завтра все будет нормально.

Хотелось верить, что все так и будет.

– Спасибо, – ответила я. – Хорошего дня.

Я повесила трубку и набрала другой номер. На этот раз мне ответил бодрый и громкий женский голос.

– Алло?

– Привет, мам. – Я старалась отвечать не слишком жизнерадостно. Притворись я чересчур веселой, она бы тут же заподозрила неладное. Ведь по жизни я та еще веселушка. – Не передумала идти в кино?

– О, Бьянка, привет! – воскликнула мама. – Да, конечно, идем! Послушай, дорогая, ты сегодня с папой разговаривала? У него все в порядке? Просто вчера он очень расстроился, и когда я уходила, был в слезах. – Судя по ее голосу, она понятия не имела, что у него вчера был срыв и он напился. Знай она об этом, то говорила бы напряженно и взволнованно. Может, даже испуганно. Но она была спокойна и лишь немного встревожена. И мне стало очень не по себе от этой слепоты. Конечно, папа бросил пить почти восемнадцать лет назад, но все же. Должна же она была хоть предположить, что срыв может случиться?

Однако мне не хотелось быть той, кто сообщит ей эту новость.

– С ним все нормально. Я только что с ним говорила, буквально секунду назад. Он сегодня работает допоздна, поэтому поход в кино – как раз то, что надо.

– О, тогда отлично. Рада слышать, – ответила она. – Какой фильм хочешь посмотреть? Я даже не знаю, что сейчас идет в кинотеатрах.

– Я тоже. Но, думаю, какая-нибудь комедия нам не повредит.

На следующий день папе не стало лучше.

И через день тоже.

В конце недели он вышел на работу, но я была уверена в том, что состояние похмелья стало заметно окружающим тоже. В доме теперь всегда было пиво или виски. Папа каждый день засыпал на диване или сидел, запершись в своей комнате. И со мной свое поведение не обсуждал. Как будто я слепая! Я что, должна была делать вид, что ничего не происходит? Притворяться, что все нормально?

Мне хотелось что-то сделать. Приказать ему остановиться. Сказать, что он совершает огромную ошибку. Но как? Как семнадцатилетней девчонке убедить отца, что она знает, как лучше? Если бы я попыталась его остановить, он мог бы обидеться. Подумал бы, что и я его бросила. Начал бы на меня злиться.

Отец бросил пить еще до моего рождения, и поэтому об обществе анонимных алкоголиков я знала не так уж много. У него был опекун из ассоциации – высокий мужчина с редеющими волосами из Оак-Хилл. Когда я была маленькой, мама всегда посылала ему открытки на Рождество. Но папа давно о нем не упоминал, и я сомневалась, что мне удалось бы раздобыть его номер телефона, даже если бы я попыталась. Но допустим, мне бы это удалось: что бы я ему тогда сказала? Как вообще работает эта система с опекунством?

Я чувствовала себя беспомощной и бесполезной, а главное, мне было стыдно. Я знала, что теперь, когда мамы рядом не было, ответственность лежала на мне. Я должна была что-то сделать, но не знала что.

В те несколько недель, что прошли после маминого отъезда в Теннесси, дома я старалась не попадаться папе на глаза. Никогда раньше я не видела его пьяным и не знала, чего ждать. В памяти остались лишь обрывки разговоров, подслушанных в детстве. Когда-то отец был вспыльчивым и легко выходил из себя. Сейчас мне трудно было представить его таким, и если честно, не хотелось нарываться. Вот я и сидела в своей комнате – а он в своей.

Я все время повторяла, что это должно закончиться, но до поры до времени нужно держать его тайну при себе. К счастью для меня, мама оказалась достаточно наивной и велась на мои россказни о том, что все нормально, хотя актриса из меня была никудышная.

Я думала, что сложнее всего будет скрыть свои секреты от Кейси – она буквально видела меня насквозь. Поначалу я пыталась избегать ее, не брала трубку, когда она звонила, и придумывала отговорки, когда она звала меня куда-нибудь. Я так и не перезвонила ей насчет девичника в «Гнезде», который она предложила устроить тогда, в туалете. Я знала: стоило нам остаться наедине, и она бы засыпала меня вопросами. Поэтому всегда пыталась использовать ничего не замечавшую бедняжку Джессику как буфер между нами.

Но прошла неделя, и у меня появилось странное чувство, что это Кейси избегает меня.

Она звонила все реже.

Перестала спрашивать, хочу ли я пойти в «Гнездо» в выходные.

Она даже поменялась местами с Жанин за нашим столиком в столовой, чтобы сидеть на другом конце – как можно дальше от меня. И пару раз я ловила на себе ее неодобрительные взгляды.

Мне хотелось спросить ее, в чем проблема, но я боялась разговора начистоту. Я понимала, что если мы с ней начнем говорить, я больше не смогу врать насчет папы. Ей-то уж точно. Но это был его секрет и его позор, и я не вправе была его выдавать. Никто, в том числе и Кейси, не должен был об этом знать.

Вот и пришлось временно терпеть ее крайне странное поведение.

Моей единственной отдушиной в эти несколько недель был Уэсли. Конечно, в глубине души я сама себе ужасалась, но что тут скажешь? Сейчас больше, чем когда-либо, я нуждалась в побеге от реальности, в своей дозе кайфа, а Уэсли всегда был на расстоянии вытянутой руки. Дозаправка три-четыре раза в неделю – вот что помогало мне не терять рассудок.

Черт, да я, похоже, стала наркоманкой. Может, я давно сошла с ума, просто не замечаю?

– И что бы ты без меня делала? – спросил он однажды ночью. Мы лежали, запутавшись в шелковых простынях на его огромной кровати. Сердце все еще билось от экстаза, который он только что заставил меня испытать, а его губы у моего уха только добавляли остроты ощущениям.

– Жила бы счастливой и полной жизнью, – пробормотала я. – Может, даже стала бы оптимисткой, не будь тебя рядом.

– Лгунья. – Он игриво укусил меня за мочку уха. – Тебя ждало бы глубокое несчастье. Признай это, жупа. Я ветер в твоих крыльях.

Я закусила губу, но не смогла удержаться и рассмеялась. А ведь только-только отдышалась!

– Ты процитировал Бетт Мидлер[15]… в постели! Кажется, я начинаю сомневаться в твоей сексуальной ориентации, Уэсли.

Его глаза воинственно блеснули.

– Неужели? – Он улыбнулся и снова приблизил губы к моему уху: – Мы оба знаем, что моя мужественность никогда не вызывала сомнений… По-моему, ты просто меняешь тему, потому что знаешь, что это правда. Я свет всей твоей жизни.

– Ты… – Я искала, что сказать, но Уэсли прижался губами к моей шее. Кончик его языка скользнул по моему плечу, и в голове повис сплошной туман. Разве можно спорить в такой обстановке? – Размечтался. Я просто использую тебя, забыл?

Он рассмеялся, уткнувшись носом мне в шею.

– Очень смешно, – ответил он, по-прежнему целуя меня в шею, – ведь я почти уверен, что твоего бывшего уже давно нет в городе. – Его рука скользнула между моих колен. – Но ты-то еще здесь, правда? – Он начал гладить пальцами внутреннюю поверхность моего бедра, и стало совершенно невозможно придумать сколько-нибудь остроумный ответ. Кажется, мое смятение ему нравилось, потому что он снова рассмеялся. – Не думаю, жупа, что ты меня ненавидишь. По-моему, я очень даже тебе нравлюсь.

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая