Наследник - Кулаков Алексей Иванович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/79
• Следующая

– От непоседа! Доели уже?

– Да, батюшка. Позволь просьбишку малую?

– Ну-ка, ну-ка?

– Хочу видеться и играть с младшими, не спрашивая ничьего дозволения!

– Так кто же тебе запрещает? Играй.

– Боярыня Воротынская не дает. Говорит, что нечего мне делать на женской половине терема без твоего дозволу.

И Федю с Дуней мне не выводят. Только на воскресных заутренях их и вижу!

Царь недовольно шевельнул бровью (действительно непорядок!) и глянул на постельничего. Тот в ответ лишь молча поклонился – мол, устрою все в лучшем виде.

– Еще что?

– Позволь, батюшка, самому брать книги в твоей либерее.

– Хм? А что, печатник[60] Висковатов плохо выбирает? Впрочем, будь по-твоему – мне уже все уши прожужжали, как ты читать любишь.

Под выразительным взглядом старшего брата средний разом подскочил, готовый вот прямо сейчас бежать и веселиться. Царственный отец поцеловал в макушку одного, не забыв слегка насмешливо подергать за длинные черные пряди, потом оттер у второго со щеки след гречневой каши, в эту же щечку и поцеловав. Взъерошил обоим волосы, легонько перекрестил и отвернулся, отпуская. Отроки почтительно поклонились, быстро покинули родительские покои, еще быстрее миновали стражу у дверей приемной комнаты и…

– Давай наперегонки, кто первый до крыльца? Ми-ить?

– А давай!..

Разумеется, Дмитрий проиграл, «споткнувшись» всего лишь в двух шагах от финиша, и, пока довольный победитель радостно прыгал, он принял от поджидающей его Авдотьи две странных палки. Или мухобойки? Несколько изогнутых под паром прутьев лозняка образовывали округлую «ладошку», на манер сита расчерченную крупноячеистой сеткой из бараньих жил, а прутья затем еще и сужались в длинную рукоятку, намертво стянутую-обмотанную мягким замшевым ремешком.

– Иди сюда. Смотри: вот это отбивала.

Руки Ивана крепко вцепились в протянутую ему рукоять, и он тут же примерился, как будет рубить воображаемых врагов этим странным мечом.

Шить-шить!

– Да нет, не так – не ребром, а пластью. А вот это мячик.

На ладони старшего брата образовался пучок белоснежных перьев, чьи связанные меж собой стержни вдобавок скрывал небольшой кожаный мешочек.

– Это забава настоящих воинов! Представь, что вместо мячика в тебя летит стрела. А ты ее вот так – раз! И отбил обратно ворогу. А он в тебя… Лови! Раз – и опять стрелу метнул. Ну, до десяти попаданий?

– Ух!!!

Второй летний месяц года семь тысяч шестьдесят девятого от Сотворения мира[61] начался с теплого и чистого дождя. Хляби небесные разверзлись еще до рассвета, и теплый дождь, дробно зашелестев тяжелыми струями по крышам, основательно прошелся по дорогам и улочкам, прибив на них пыль (не доводя, впрочем, дело до непролазной грязи). Омыл чистейшей влагой купола и кресты многочисленных московских церквей, а поздним утром отправился дальше, оставив после себя быстро высыхающие мутные ручейки и удивительно вкусный и свежий воздух. Лучи яркого июльского солнышка заблистали, отражаясь и дробясь в остатках луж и зелени деревьев, как-то разом расцвела новыми красками жизнь…

– Что там?

Постельничий сторож, выбранный наследником престола Московского в качестве рассказчика и «показчика» всего того, что можно увидеть со стены Кремля, подтянулся чуть ближе.

– Мясницкая слобода, Димитрий Иванович.

Увидев, как четко изогнулась бровь в молчаливом вопросе, сторож поспешил уточнить:

– Мясники в ней живут, и лавки там же свои держат. Торгуют больше убоиной, но есть те, кто и дичиной занимается. Вон там колбасы да копчения разные выделывают, особливо же славится у них та, что с чесночком да потрошками бараньими… Кхем.

Под удивленным взглядом царевича разговорившийся дворцовый страж еще раз кашлянул и совсем не в тему добавил:

– Хотя ежели по мне, так конская у них лучше будет.

Никак не прореагировав на этот крик души, мальчик указал на новое место.

– Что там?

– Торговые ряды, Димитрий Иванович. От там, по Никольской улице, Верхние, по Варварке Средние ряды идут, а вон тамочки и Нижние будут. Все там можно купить, были бы копийки[62] в кошеле.

– Это?

Служивый примерился взглядом вдоль детской руки, сразу же увидев в том направлении большое каменное здание.

– Гостиный двор[63]. Разные иноземцы там свои товары заморские раскладывают, да и наши гости торговые из набольших[64] там же обитают.

Царевич заинтересованно склонил голову, явно прикидывая, как бы ему посетить этот двор. Постоял в задумчивости несколько минут, тряхнул развевающейся на ветру гривой, после чего протянул было руку – указать следующее место. И тут же ее опустил, услышав дробный топот чьих-то ног по расположенной невдалеке лесенке. Насторожились было постельничие сторожа – и опять расслабились, опознав в новоприбывшем Мишку Салтыкова, сынка государева оружничего. Наследник же окинул своего подручника внимательным взглядом, отметив как довольно запыхавшийся вид, так и недлинный сверток в руке, и полностью потерял интерес к прежнему своему занятию. Пока все они спускались со стены, Салтыков успел ему что-то шепнуть – что-то, явно оказавшее немалое влияние на весь их дальнейший путь. Поначалу казалось, что Дмитрий направился в небольшую церковь Святых Константина и Елены. Но было это до тех пор, пока он внезапно не обогнул ее невысокое строение, подойдя вплотную к квадратной краснокирпичной громаде Тимофеевской[65] башни, вызвав у скучавшей воротной стражи своим появлением небольшой переполох.

– Поздорову, Дмитрий Иванович!

В ответ на слаженный рев десятка здоровых глоток он вежливо склонил голову, что уже само по себе было немалым признаком расположения. Остановившись у двух половинок закрытой, но незапертой деревянной решетки, царский сын надолго застыл, разглядывая проходящих мимо ворот москвичей. Затем ненадолго ожил, сжав в правой руке одну из резных перекладинок решетки, не видя, как запереглядывалось его сопровождение, готовясь уговаривать и мягко «не пущать» в город. Несколько зевак, коих всегда хватало рядом с Кремлем, увидев длинные черные волосы и богатые одежды девятилетнего мальчика, разом остановились, а затем начали потихонечку подходить ближе; сенная девка, невесть по какой нужде оказавшаяся рядом с башней, стала двигаться как сонная муха; на невысокой колоколенке Константино-Еленинской церквушки обнаружил себя пономарь… А царевич, не обращая никакого внимания на всю суету за своей спиной, еще немного постоял, затем резко отвернулся и подошел к одному из воротных стражников.

– Кто таков?

Служитель Постельного приказа с достоинством выпрямился (не позабыв словно бы ненароком снять шапку) и спокойно ответил:

– Егорий Колычев.

Юный Рюрикович помедлил, затем протянул руку к его оружейному поясу:

– Дай.

Глянув на своего десятника, затем лапнув рукоять сабли, Егор запоздало сообразил, на что именно ему указали. Что ж, нож так нож! Вытянув его из потертых ножен, он с коротким поклоном подал рукоятью вперед, стараясь при этом не обращать внимания на дышащих чуть ли не в затылок сотоварищей. Служба есть служба: наследника престола надо беречь от всего и всех, так что никакой обиды тут и быть не может.

– Хорош.

Осмотрев короткий клинок, Дмитрий провел подушечками пальцев по лезвию, ощутив пару когда-то глубоких, а теперь старательно заглаженных точильным камнем царапин. Оценил общий надежный вид, взвесил на руке, несколько раз подбросил и поймал (сторожа одобрительно переглянулись, отметив явную сноровку), напоследок спросив:

– Он чем-то памятен тебе?

• Предыдущая
• 22/79
• Следующая