Наследник - Кулаков Алексей Иванович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/79
- Следующая
– По десятку листов каждого цвета, батюшка, и три дюжины белых.
Попробовав, как пишется на новинке, Иоанн Васильевич был приятно удивлен.
– Изрядно, весьма изрядно.
– Батюшка. Чтобы чужеземцы всякие не переняли секрета новой бумаги, надобно амбар, где ее льют, крепко сторожить. А лучше и вовсе разобрать давильню, рамки и прочее и, умножив в числе, собрать в Александровской слободе, где и выделывать под неусыпным…
Легким движением сбив с сыновьей головы тафью, отец взъерошил тяжелую гриву волос.
– Хо-хо-хо, никак яйца курицу учить вздумали?
Заметив, как обиженно насупился отпрыск, царь слегка прижал его к себе.
– Ну-ну. Давно уже все приказы отданы, и людишки верные для присмотра подобраны. А насчет слободы – это ты молодец, славно придумал.
– А еще, батюшка, можно выделывать особливую бумагу для челобитных дел: с тисненым узором, изукрашенную державным орлом, – и указать, чтобы все прошения были писаны только на таких листах. И духовные[89] такоже, и купчие.
– Зачем же это?
– А цену той орленой бумаге из государевой мастерской положить в копейку за лист.
– Так.
Задумчиво повертев один из листов в руках и примерно прикинув, сколько просителей бывает в Челобитном приказе всего лишь за один месяц, Иоанн Васильевич едва не прослезился от гордости: ну что за умница сын у него растет! Ведь на пустом же месте, можно сказать, придумал, как казну пополнить!..
– Чего мнешься, сыно? Никак еще чего полезного измыслил?
– Ну…
Ужасно знакомым в своей небрежности жестом отослав подручника подалее, царевич прильнул к отцовскому уху. Только и слышно было, что обрывки тихих фраз:
– Печатнику Федорову указать, что… Гостинцем на именины Дуне, а заодно и Федьке с Ванькой радость будет. А я еще погляжу – может, чем и улучшить получится?..
Государь согласно кивнул:
– Дозволяю.
Выслушав еще одну просьбу, в ответ он лишь слабо удивился:
– Тебе серебро дарили – тебе им и распоряжаться.
Переждав краткий приступ сыновьей радости, великий князь покосился на замершего живым столбиком Салтыкова и очень тихо о чем-то вопросил.
– Исполню, батюшка.
– Вот и ладно. Все, беги уж, сорванец, – поди, дядька твой Канышев уже изождался своего ученика.
Моментально посерьезневший царевич поцеловал родительскую руку и был таков, провожаемый умильным взглядом Иоанна Васильевича.
– Золото, а не ребенок!..
– Четыре шага на меня!
Ссшию-сшсих-сших-сшдонн!
– Ха!.. Неплохо, Димитрий Иоаннович, неплохо. А по сравнению с позапрошлым разом так и вовсе хорошо.
Крутанув своей саблей довольно сложный винт, Канышев постарался аккуратно щелкнуть основательно притупленным острием по шлему царевича.
Суооу… Клац!!!
Увы, специально занижаемой скорости не хватило, и его карабель впустую «провалилась», скользнув по подставленному учеником клинку.
– Во-от так вот руку подкрутить и переступить немного в сторонку… Нет, в левую, чтобы ворогу несподручней было. А если еще сабелькой вот так отмахнешься с протягом да супротивник дураком окажется – аккурат сюда на миг малый после твоего отвода и посунется, подставляя шею с плечом. Тут уж не зевай! Давай-ка это дело спробуем.
Суооу-донн-клац!!!
Приняв легкий детский клинок на кованый наруч и приятно удивившись силе удара (а вот скорость пока прихрамывала), боярин одобрительно кивнул и слегка замешкался, выбирая царевичу подходящего «чурбана» для отработки только что показанной ухватки. Можно было бы подозвать одного из постельничих сторожей, но это не чурбаны, это бревна целые. И по росту несподручно, и интерес не тот. Надо кого-то из родовитых мальчишек, но кого именно? Поставишь Шуйских – так Захарьины обидятся. Наоборот – то же самое, только еще и Мстиславский огорчится. А если его Федора к наследнику поставить, так Курбский недоволен будет. Можно выбрать княжича Старицкого, но, во-первых, его он выбирал в прошлый раз, а во-вторых, опять к нему начнут подходить с вопросами – отчего это ты, Акимушко, сынка моего вниманием обходишь? Нет ли здесь какого неуважения? Или, наоборот, подарки будут подсовывать да посулы разные говорить, только чтобы он их сына поближе к Димитрию пристроил. Ага, одному угодишь – десяток разом обидишь… Идеальным вариантом был бы Тарх Адашев, но выкликнуть его самому? Ну уж нет, упаси господи от такой радости. Впрочем, а чего это он ломает голову, когда можно поступить гораздо проще? Кивнув в сторону усердно машущих деревянными саблями княжат да бояричей, Канышев достаточно громко поинтересовался:
– Димитрий Иоаннович, кого себе в противники изберешь?
Судя по мимолетной усмешке, его ученик прекрасно все понял. Проследив за взглядом царевича, его дядька тут же одобрительно хмыкнул:
– Петр!
Старший сын князя Горбатого-Шуйского отскочил на пару шагов от теснимого им княжича Курбского. Поглядел на наставника, увидел вполне понятный жест – и тут же порысил к новому напарнику по воинскому учению, старательно давя довольную улыбку. Несмотря на полное безразличие на лице, доволен был и сам Дмитрий – предоставленной ему возможностью выбирать.
– Встали в стойку. Приготовились. И-раз, и-два, и-три!
Попытки с пятой нужные движения стали получаться слитно: встретить своим булатом чужую саблю, дать ей скользнуть вдоль обуха, мягко направляя в сторону к земле, и одновременно чуть переступить ногами… Хлестнув в конце танцевального па своим клинком по высокому воротнику, прикрывающему шею!..
– Довольно на сегодня. Теперь, Димитрий Иоаннович, с копьецом малость потрудись у столба – отработай тот подходец с обманкой, что я в прошлый раз показывал.
По примеру наставника уложив свою саблю на плечо, царевич поймал взгляд раскрасневшегося княжича и кивнул, вызвав у того дополнительный румянец удовольствия. И то сказать, из всех родовитых ровесников наследник выделял (едва заметно, но все же!) только Мстиславского, Ваську Скопина-Шуйского, худородного Адашева и его, Петра Горбатого-Шуйского!.. Ну еще княжича Старицкого иногда замечал, хотя батюшка говорил, что скорее присматривается.
Тук. Тук-тук! Тук-тук-тук!..
Некогда гладкий деревянный столб, примерно на треть своей длины вкопанный в землю внутреннего дворика Теремного дворца, был уже порядком попятнан едва заметными вмятинками, оставшимися от тупого (зато увесистого) наконечника тренировочной рогатинки царевича. И если с саблей Дмитрий был покамест твердым середнячком, делая успехи скорее в защите, чем в нападении, то с копьем уже стал довольно опасным противником – по крайней мере, ровесников он валил на землю вполне уверенно.
«Ноги, лицо, рука-бок, бедро-живот. Уф! А мы вот так!»
Подтоку рогатинки повезло больше, чем наконечнику, – буквально врубившись в твердую древесину, он смог оставить на столбе не обычную вмятину, а полноценную царапину. Подвернись под такой удар человек – большой и очень болезненный синячище был бы ему просто гарантирован.
– Неплохо, Димитрий Иоаннович.
Внимательно отслеживающий все успехи (и неудачи) своего подопечного, боярин Канышев ковырнул пальцем довольно глубокую борозду, глянул на подток, затем на совершенно не уставшего копейщика…
– Даже можно сказать, хорошо.
Выхватил из воздуха брошенную ему одним из помощников рогатину и медленно, в несколько движений, показал два новых финта. Потом отошел в сторонку, а его подопечный еще добрых полчаса терзал беззащитную деревяшку.
– Довольно.
– А поединок?
Порадовавшись удивительной выносливости десятилетнего ученика, боярин согласно хмыкнул, легким кивком предложив выбирать противника самому.
– Адашев!
Успешно отмахивающийся от наскоков двенадцатилетнего Ивана Даниловича Захарьина, подросток отскочил назад и оглянулся, умудрившись вдобавок разминуться с деревянным «клинком» даже и не подумавшего сбавить напор боярича.
– Подь сюда.
89
Завещания.
- Предыдущая
- 34/79
- Следующая