Наследник - Кулаков Алексей Иванович - Страница 51
- Предыдущая
- 51/79
- Следующая
– Знаешь ли ты, кто написал эту книгу?
– Мне сказали, что это была знатная гречанка, государь-наследник.
– Ирина, супруга порфирородного Алексея Комнина, басилевса Византийской империи, жившая четыре века назад. В девичестве же ее звали Евпраксией, и была она внучкой самого Владимира Мономаха. Так что этот трактат, рекомый «Мази», есть часть моего наследия… Вернее… – Рука в черной перчатке мягко легла на потрепанный том. – Одна из пяти частей. Возможно, ты знаешь, где можно найти остальные?
– У меня дома, государь-наследник, и сегодня же они будут доставлены пред твои очи.
Яркие синие глаза сереброволосого отрока как-то странно замерцали.
– Ты преподнес мне очень дорогой дар, Тимофей сын Викентия.
Почти не глядя прижав указательный палец к губам по-детски непоседливого младшего брата, порывающегося что-то ему сказать, царевич поймал взгляд мужчины.
– Чего ты хочешь взамен?
Медленно достав из поясного кошеля небольшую грамотку, проситель с полупоклоном передал ее наследнику через одного из стражей. Юный мальчик с необычайно взрослыми глазами небрежно ее принял, стянул прочь тесьму, развернул, вчитался…
– Странными путями ходишь, купец. Впрочем, своего ты добился – я оценил твое хитроумие и запомнил тебя самого.
Руки в перчатках бережно скатали бумагу и вернули обратно тесьму. Аккуратно положив грамотку на книгу, царевич завершил беседу:
– Завтра после полудня я прибуду в твой дом. Ступай!
Отвесив земной поклон, Тимофей медленно попятился назад, успев услышать, как младший из братьев протянул с явными просительными интонациями:
– Мить, а можно мне с тобой? Ну Мить!..
– Если батюшка разрешит.
– Так побежали, спросим?..
Не помня себя от радости, купец дошагал до Благовещенского собора, где вознес самую искреннюю молитву. А на выходе из него, как оказалось, его уже поджидала статная, красивая и весьма недовольная верховая челядинка:
– Что же ты, дурень, сразу не сказал, что у тебя есть грамотка от святого старца Зосимы?! В тот же день моего господина увидел бы. А и просто покажи ее любому из постельничих сторожей да объясни, от кого сие послание и кому предназначено… И-эх! Поспешай к себе да готовься – великий государь дозволил Димитрию Ивановичу навестить тебя сегодня же. Ну, чего замер?..
– Может, его плетью вразумить?
Услышав мужской голос, гость торговый немедля развернулся и обнаружил за своей спиной сразу двух постельничих сторожей.
– Да не мешкай же… Дурень.
Ошалев от такой скорости событий, Тимофей припустил к себе и еле-еле успел опередить кавалькаду из полусотни дворцовых стражей, переполошивших его соседей и намертво перекрывших любые подходы к дому купца. Рявкнув на изрядно перепугавшуюся дворню и отмахнувшись от жены, прямо с порога приставшей было к нему со своими «что да почему», он только и успел переменить одежду на более приличествующую случаю, как резкая тишина во дворе и сдавленный возглас супружницы откуда-то из-за спины засвидетельствовали прибытие благословленного самим Господом целителя.
– Ох, батюшки!..
Вороной и игреневый аргамаки, словно по незримой команде, преклонили колени, укладываясь на подсохшую землю подворья, а следом за ними перед двумя царственными отроками склонилась в земных поклонах и сама купеческая чета со всеми своими домочадцами.
– Веди.
Правильно истолковав сухое и удивительно властное повеление, Тимофей провел старшего и младшего царевичей в свою «рабочую» светлицу, тут же буквально кинувшись к одному из массивных сундуков, в изобилии окованных широкими и толстыми полосами железа. Позвенел связкой ключей, с громкими щелчками открыл (едва не уронив себе на ногу) почти полупудовый навесной замок, откинул тяжеленную крышку и тут же запустил руки в темное нутро.
– Вот!..
Аккуратно разложив все четыре тома на маленьком столе, хозяин отошел в сторонку, внимательно наблюдая за лицом государя-наследника. К его немалому огорчению и тревоге, оно осталось полностью бесстрастным, зато глаза вдруг налились светом и замерцали, все сильнее и сильнее затягивая в свои бездонные глубины… Непонятное наваждение разрушил удивительно мягкий голос десятилетнего мальчика, пронизанный нотками непонятной нежности.
– «О движении и покое».
Закрыв первую из четырех книг, юный властитель открыл вторую. Перелистнул с полдюжины страниц, исписанных мелкими значками старогреческого, и опять прочитал вслух ее название:
– «О пище, питье, сне и пробуждении».
В третьей рукописи его чем-то заинтересовала последняя страница, но ничего читать он так и не стал. А дольше всего маленький властитель разглядывал четвертый том. Открыл, отщелкнув два чуть-чуть погнутых бронзовых замочка, очень бережно пролистал, опять закрыл и провел ладонью по глубокой царапине, что делила надвое изрядно вытертую надпись на обложке:
– «О беременной и об утробном, а такоже об уходе надлежащем за ребенком».
Самолично завернув все четыре инкунабулы обратно в куски мягкой замши, наследник сделал короткий жест одному из постельничих сторожей, тут же повернувшись к младшему брату и застывшему в тревожном ожидании купцу:
– Веди.
«Хм… в отличие от прошлой моей пациентки, тут о больном явно заботятся. Или это уже успели слухи разойтись? Впрочем, вряд ли – раз у купчихи на лице висит почти с килограмм свинцовых белил».
Еще раз оглядев большое и самое главное – распахнутое во всю ширь окно, Дмитрий повернулся к стоящему прямо посреди светлой горницы ложу. Подошел и медленно повел рукой вдоль тела. Нахмурился, повел еще раз, затем коротко распорядился:
– Перевернуть на живот.
Вновь рука, затянутая в тонкую черную перчатку, прошлась над телом болезного.
«Раны от когтей и клыков на спине и руках – вполне нормально зажили. Так, сломанные ребра и трещины в позвонках тоже заросли, а вот порванный нерв – почти нет. О, так его еще и передавило! Несколько межпозвоночных грыж, общее истощение, явная апатия… Хотя глазами лупает довольно энергично».
Задержав ладонь над правой рукой, целитель был вынужден констатировать, что сгибающее сухожилие придется сшивать сразу в двух местах.
«Что же, бедный мишка дорого продал свою жизнь, и неудачливому охотнику очень повезло, что тот не прожил хотя бы на пару мгновений дольше. Хм… и где мне взять толкового хирурга? Можно, конечно, попытаться и самому, но как-то… М-да, проблема».
Вытянув из ножен узкий клинок, царевич поддел острием ткань рубашки, потянув затем лезвием на себя. Хмыкнул, разглядывая довольно жуткий на вид рубец и полосы от медвежьих когтей, затем бросил в сторону хозяина:
– Принеси мне чистую тряпицу и самого крепкого вина, что у тебя есть.
После чего, задумчиво похлопывая о ладонь все тем же кинжальчиком, негромко осведомился:
– Как звать тебя, добрый христианин?
– Е… Кх-кх… Елпидий[124].
– Мить?.. Ой.
Добросовестно молчавший (несмотря на буквально изводившее его любопытство) царевич Иван, увидев в руках старшего обнаженную сталь, все же не выдержал и нарушил собственное обещание.
– Говори уж.
– Мить, а ты его что, резать будешь? Да? А ему не больно будет?
Услышав еще одно оханье, Дмитрий повернул голову, обнаружив дородную купчиху и быстро спрятавшуюся за нее долговязую девицу примерно тринадцати-четырнадцати лет. Дальше подпирали стены сразу три довольно миловидные женщины, одна из которых имела явное сходство с купцом, а за ними что-то тихо бубнил мужичок с животом героических пропорций, явно не решаясь переступить порог. Ну и охрана, куда же без нее!
– Родные – останьтесь, остальные – вон.
Повернув голову обратно к брату, он с легкой приободряющей улыбкой осведомился:
– Страшно?
– Не-а.
– А тебе, именуемый «надеждой»?
Облизнув потрескавшиеся губы, Елпидий, высохший чуть ли не до состояния скелета, обтянутого кожей, чуть дернул затылком в отрицании.
124
В переводе с греческого – Надежда.
- Предыдущая
- 51/79
- Следующая