Наследник - Кулаков Алексей Иванович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/79
• Следующая

– Смотри мне в глаза, княгиня. Приглашали к дочке ворожей или каких иных лекарок?

Для четы Хворостининых все выглядело так, будто царевич на малое время задумался, а потом вдруг резко начал их подозревать. В чем-то нехорошем.

– Нет, государь-наследник.

– Ложь.

«Как паникой-то княгиня фонит! Думает, что я ее вот прямо сейчас побегу митрополиту сдавать – дескать, привечает у себя колдуний?»

Впрочем, все объяснялось гораздо проще – уловив тревожный взгляд Евдокии Никитичны на руку дочери, вернее, на янтарное колечко, надетое на мизинец этой самой руки, целитель понял, чего она так опасается. Заберет он это кольцо, дочку не вылечив, – как тогда ее замуж выдавать? К тому же тогда лгунье от мужа изрядно достанется, а потом ее и другие княгини-боярыни за такую потерю живьем съедят. Не у нее одной болезные дети имеются!..

– Одну. Только это еще позапрошлым летом было!

Подняв руку ладонью вверх, царевич произнес лишь одно короткое слово:

– Кольцо.

Побледнев и оглянувшись на супруга, взирающего на нее с непонятным, но при этом совсем недобрым выражением лица, хозяйка дома сделала попытку упасть на колени:

– Не губи, государь-наследник!!! Трех приводила, да только ни одна кровиночке моей не помогла…

Сама «кровиночка» стояла ни жива ни мертва, не смея даже почесать слегка зазудевшие прыщи и на лице, и на… кхм, и на других местах. Хотя зуд-то не утихал, а только усиливался!

– Когда последнюю?

– На прошлый год, как снега легли.

«Не то. Значит, остаются подружки и дворня».

– Сколько служанок у княжны?

– Две, милостивец, Мавка и Домка.

– Привести.

Через пять минут в горницу, в коей повисло тяжелое молчание, неслышными тенями проскользнули две скромно одетые девицы лет этак тринадцати-четырнадцати. Одним плавным и гибким движением утвердившись на ногах, наследник буквально впился глазами в юную челядинку с красивым, но почему-то бледным и немного печальным лицом, небрежно повелев второй:

– Поди прочь.

Подойдя к служанке вплотную и начисто игнорируя насторожившуюся княжескую семью, мальчик очень тихо спросил:

– Как тебя зовут?

– Домною кличут, батюшко-царевич.

– Сколько тебе лет, Домна?

– Дюжина с половинкою, батюшко-царевич.

– А есть ли у тебя братья?

– Сирота я, батюшко-царевич.

– Из каких будешь?

Князь Дмитрий Иванович не вытерпел, лишь чуть-чуть опередив свою излишне бойкую жену:

– Из детей боярских, государь-наследник. Отец ее, Пафнутий Дивеев, у батюшки моего в десятниках служил. Лет с шесть назад моровое поветрие было – так и он, и жена его, и двое детишек…

«Черт! Впрочем, какая разница. Я ее хочу!!!»

Еще раз оглядев девичий Узор, заметно отличающийся от его собственного, и слабо, очень слабо, но все же переливающийся силой маленький источник, Дмитрий почувствовал радостное возбуждение. На лице его, впрочем, так ничего и не отразилось.

– Милостью Его твоя дочь, Дмитрий Иванович, избавлена от падучей.

Осекшись на полуслове, князь неверяще замолчал, затем медленно перекрестился и снял тафью:

– Хвала Господу нашему. Государь-наследник, я же, кха-кха, до гробовой доски за тебя!..

– Пустое. Не я, но благодать Его исцеляет, ему и благодарность возноси. Делом.

Хозяин дома, пару раз сморгнув, машинально вернул шапочку на место.

– Государь-наследник?..

– Водя доверенные тебе полки, побеждай уменьем, а не числом, и всегда будь верен. Тогда милость и ласка… Господня пребудет с тобой до конца дней твоих.

Радостно хлопотавшая вокруг залившейся слезами радости дочки Евдокия Никитична этой крохотной, но очень важной паузы не расслышала, а вот двадцатисемилетний князь ее весьма четко уловил и моментально понял. Хотя поверить в то, что внезапное внимание великого государя Иоанна Васильевича и последующее возвышение были делом рук старшего из царевичей, ему было очень и очень сложно. Целить – это одно, а думать и речь держать, как взрослый муж, – это ведь совсем другое!..

– Домна. Что у тебя здесь?..

Указательный палец в черной перчатке легонько ткнул челядинку в предплечье.

– Так это… Ничего, батюшко-царевич!

– Здесь?

В этот раз легкое касание вызвало к жизни болезненную гримасу.

– Ничего, батюшко-царевич.

– Ты хочешь, чтобы я повелел тебе обнажиться? Что у тебя там?..

Покраснев малиновым цветом, несчастная служанка что-то неразборчиво пролепетала, затем зажмурилась и едва слышно призналась:

– Синец.

– Откуда?

– Упала неловко, батюшка-царевич.

– Экая ты слабая да неуклюжая. Да еще и лгунья. Как тебя только терпят в этом доме!..

Чуть наклонив голову, десятилетний мальчик ласково погладил сначала предплечья окаменевшей от неожиданности челядинки, потом бока, перешел на ягодицы, а напоследок возложил руки и на ее уже вполне заметную грудь.

– Теперь не болит?

– Н-не болит…

– Вот и славно. Странные какие у тебя отметины. Не от удара. Не от укуса.

Перехватив взгляд, полный страха и какой-то беспомощной обреченности, направленный куда-то ему за спину, царевич Димитрий слегка довернул голову, заметив уже успокоившуюся княжну. Развернулся полностью и задумчиво протянул, упершись потемневшими глазами в перспективного воеводу царства Московского:

– Красивые у тебя челядинки, Дмитрий Иванович. Неуклюжие, правда, но красивые.

Намек вышел столь неожиданным и отчетливым, что Хворостинин едва не поперхнулся. Скажи это кто из набольших людей царства или, паче того, сам великий государь – он бы без малейших сомнений расстался с глянувшейся им девицей, пригретой у него в доме лишь из христианского милосердия. Но услышать такое от отрока десяти лет?! Впрочем, это все же не помешало ему вымолвить все положенные в таких случаях слова, даря челядинку дочери юному наследнику.

– Благодарствую, князь.

Вновь повернувшись к челядинке, мальчик чуть приподнял подрагивающий подбородок служанки – так, чтобы она смотрела прямо на него.

– Хочешь служить МНЕ, Домна Дивеева?

Шалая от столь резких перемен в своей судьбе девица вновь что-то неразборчиво пискнула.

– Громче.

– Да, царевич-батюшка!!!

– Чу?дно.

Еще недавно синие зрачки полностью сменили цвет на черный.

– Ты вся моя, помни это. А теперь – ответствуй своему господину, что за отметины у тебя на руках, на теле, бедрах и груди?

– От щипков, царевич-батюшка.

Вновь проследив взгляд, отрок улыбнулся. Очень неприятно.

– Собирай свои вещи и жди на подворье. Ступай!

Взамен выметнувшейся из горницы челядинки в нее проскользнули два чернокафтанника, устроившись по обе стороны от двери с таким видом, будто они всегда здесь и стояли.

– Княжна Евдокия. За какие вины ты наказывала свою БЫВШУЮ челядинку?..

Видя, как та нерешительно открывает рот, Дмитрий мягко ее приободрил:

– Солжешь – падучая разом вернется.

Одиннадцатилетняя княжна с удивительной мудростью решила промолчать. А потом, по зрелом размышлении, и вовсе качественно сымитировала обморок. Хмыкнув, царевич повернул голову к хозяйке дома:

– Ты знала?

Понурившись, Евдокия Никитична едва заметно кивнула.

– Зависть к чужой красоте, истязания и издевательства над беззащитными угодны лишь падшему и его потворникам. Мое кольцо.

Вздрогнув, как от удара, княгиня послушно избавила дочь от янтарного украшения, подрагивающими руками возложив его затем на узкую детскую ладонь.

– Мир дому сему.

Растерянный и мало что понимающий хозяин догнал своего гостя уже ближе к выходу из дома, после чего невольно замешкался. Первенец великого государя возрастом мал, но речами и поступками вельми разумен, к тому же явно сердит на его жену и дочь… Поняв затруднения Хворостинина, царственный отрок немного замедлил шаг и со странной усмешкой заговорил:

– Жила-была девочка. Когда Господь прибрал ее родных, горе чистой души было столь велико, что в утешение Он ниспослал ей дар целить. Слабый. Но вместе с тем все же вполне достаточный, чтобы приютившая ее семья навсегда позабыла о любых хворобах. Если бы только проявила к ней чуть больше любви и внимания…

• Предыдущая
• 67/79
• Следующая