Параллельный переход - Кононюк Василий Владимирович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/90
• Следующая

— Многие, как по голове крепко получат, другими становятся, да ты и сам знаешь. Саблями биться не умеет, видно, что палками махал, потому и рану получил. Если бы Ахмет его не боялся, а тверже саблей рубил, кто знает, как бы сложилось. Бьет двумя руками, как кошка, и назад сразу отпрыгивает. У нас так никто не бьется, дед мой двумя руками рубился и меня учил, но совсем не так. Больше всего он мне гадюку напоминает: та тоже укусит — и отпрыгнет. И смотрит как гадюка — глаза пустые, сам холодный, как утопленник. Он глянь: все его сторонятся, и ему никто не нужен. Но казак будет справный — страха в нем нет совсем, и дури молодой тоже нет. Наоборот, если не уверен, не полезет, осторожный, как дед старый. Ты спросил — я сказал, Иллар, если чего не сподобилось, другой раз не спрашивай.

— Да нет, все сподобилось, Иван. Ты поглядывай на него — может, что еще приметишь. На гадюку, говоришь, похож? Ничего, и от гадюки польза бывает, говорят, старикам полезно кости их ядом тереть, так и мне уже годов немало. Пора свою гадюку заводить, а то застоялся я, Иван, как конь в стойле. Ну, бывай покуда, Иван, Бог даст, скоро свидимся, казаки уже выпили и закусили, пора нам в обратный путь.

— Погоди, Иллар, скажи мне еще одно: чего ты в это впутался? Не выйди я сегодня в круг, что бы ты делал? Уехал бы несолоно хлебавши?

— Так ты же вышел, Иван, ты у меня на глазах рос, знал я, что не мог ты в таком деле подельщиком быть. Сперва, как сказал мне Оттар, что ты с ними был, горько мне стало — всех, думаю, уже Загуля обкрутил, быть ему атаманом. Но как малец Оттара упокоил, то было как знак свыше. Если такая сопля на Оттара пошла, не испугалась, то мне ли Загули бояться? Не за себя радею — за товарищество душа болит.

— Ты, Иллар, таким святым да Божьим не выставляйся — знал ты добре, что не пойдет Загуля под твою руку, как Непыйвода идет.

— Эх, Иван, я сам бы под Загулину руку пошел, если б с того толк вышел, но ты сам видел его дела — это ли казацкое дело баб христианских нехристям продавать? Или ты хочешь, чтобы нас гречкосеи, где увидят, дубьем гоняли, как собак бешеных? Я такой доли казакам не желаю, а значит, должны мы таким делам окорот давать.

— Должны, Иллар, и будем давать, да только, думаешь, один Загуля такой? Таких, как он, как бурьяна в огородах. У себя прополешь, а к соседу в огород не полезешь.

— И соседу можно спрос учинить и на прополку отправить. И еще, Иван, будут казаки спрашивать, куда поход, говори, что толком не знаешь, но слыхал, что на ляхов пойдем.

— Добре, Иллар, на ляхов так на ляхов. Счастливого пути, даст Бог, скоро свидимся.

Мы возвращались домой, чередуя неторопливую рысь со спокойным шагом. Все были уставшие от шумного застолья, в которое плавно переросла мировая. Местное товарищество быстро вынесло на площадь столы, лавки и нехитрой закуски, каждый достал припасенную дома снедь, а Непыйвода прикатил бочонок пива, пахнущего бражкой, который встретили одобрительным гулом и дружно распили. Кружек было немного, они ходили по кругу, и не составляло большого труда в нужный момент выскочить с озабоченным видом из-за стола и пропустить свою очередь, не привлекая к этому особенного внимания. Никто засиживаться не стал: быстро перекусив и выпив бражку, Иван отобрал еще четверых казаков, распределил им хутора, в которые нужно было сообщить о походе, определить охочих и назначить место и время сбора. Иллар, обговорив с Непыйводой детали материального обеспечения похода, крикнул сбор, и мы, попрощавшись с казаками, направились в обратный путь. Когда выехали из села и проезжали мимо видневшегося на холме леса, меня начало преследовать чувство опасности, связанное с ним. Несколько раз мне казалось, что кто-то перемешается за деревьями. Вскоре это подтвердил Давид:

— Батьку, там кто-то за деревьями прячется. Поехать проверить?

— Не надо, Давид. Окромя Загули, там быть некому, а он пускай сидит. Не загоняй волка в угол, так он на тебя и не прыгнет. В нашем деле он уже не помеха, ему в дальнюю дорогу готовиться надо, так что он вечером домой вернется, а потом, как соберется, за пороги поедет, в низовья Днепра. Там у него и товарищи, и родственники есть. Как обстроится, так и семью заберет.

— Батьку, а как узнает он про поход, не выдаст ли нас татарам? — задал я мучивший меня вопрос.

— Так я всем говорил, что ляхов идем пощипать на Волынь. Про татар даже наши казаки пока не знают. Да и какой резон ему голову в пасть совать — у него других забот теперь хватит.

Осенний день короток: пока добрались до дома, уже стемнело. Расседлав коней и сложив мою добычу в сенях, повечеряв, все улеглись спать.

Богдан подарил нам этой ночью ряд живописных сцен, в которых Оттар с разорванным горлом и Ахмет, прихрамывающий на кровоточащую ногу, тянут ко мне свои руки с удлиняющимися пальцами, на которых вырастают чудовищные когти, и паника вкупе с оцепенением охватывают тело и сознание, не давая груди сделать вдох. Лишь какая-то часть сознания старалась вырваться из объятий мары, но ткань сна не желала поддаваться, и уже паника от охватывающего удушья пыталась подчинить сознание, лишь отголосок здравой мысли пронесся в возбужденном сознании: «Скатись с лавки». Мозг послал сигнал мышцам — проснувшись уже в полете, делая спасительный вдох, я ощутил, как судорога неохотно отпускает мышцы шеи и груди. Сидя на полу и пытаясь отдышаться, слушал, как воздух с сипением прорывается сквозь спазмированное горло, и раздумывал над сложившейся ситуацией.

«Вообще-то это, скорее всего, у Богданчика, какая-то астма психогенного происхождения. Если не лечить, то может прогрессировать, вплоть, как медики любят выражаться, до летального исхода. Приступ удушья провоцируется любой сильной эмоцией. Днем эмоции более-менее под контролем, зато ночью им полное раздолье. Ну а сновидения — это уже картинки, рождаемые сознанием, облекающие эмоции в зрительную форму. Насколько помнится, у людей, страдающих такого рода астмой, приступы, как правило, происходят ночью. В наше время назначает доктор на ночь что-то спазмолитическое — и все в порядке. Ну а тут надо какие-то травы пить, спазмолитики — это, как правило, растительные яды, красавка, дурман. Да, кажется, нужно не пить, а сжигать листья и дым вдыхать перед сном. Нужно к тетке Мотре на консультацию идти. Как-то она меня примет, интересно посмотреть. Но что-то нужно сейчас делать… Ага, есть. В огороде, сразу за калиткой, возле погреба растет болиголов, гоже ядовитое растение. Сорвать пару листов, свернуть самокруткой, уголь в печи — подгребем пару угольков к краю, и пару затяжек для профилактики».

Сказано — сделано. Нырнув в сапоги на босу ногу, тихонько вышел во двор, небо было ясное, поэтому никаких трудностей не возникло. Вернувшись в хату с листьями, из одного скрутил «козью ножку», убрав деревянную заслонку, подгреб пару угольков. Лист был сырой, дымил лишь при контакте с углем… Надышавшись дыму — не в затяжку, аж в голове закрутилось, — решил прекратить дальнейшие эксперименты. Как ни странно, остаток ночи прошел спокойно: видимо, угарный газ оказался тоже неплохим спазмолитиком, а может, просто отключил.

С утра начал реализовывать план по созданию двух новинок. Поскольку верхом вояка из меня плохой, то нужна экипировка для пешего пластуна, то бишь разведчика. В той, прошлой жизни было у нас веселое развлечение — страйкбол. Даже инструкторов по маскировке и незаметному передвижению на первых порах искали. Меня учил не кто-нибудь, а бывший снайпер армейской разведки. Так что базовые навыки скрытого передвижения и определения целей у меня были. Задумано было изготовить из подручных материалов самострел, то бишь арбалет, и маскировочный халат. Порывшись в своих трофеях, обнаружил в поясе Ахмета тайное отделение, в котором находились разнообразные монеты, в основном серебро, четыре золотых кругляша, причем трех различных модификаций, так что одинаковых монет было не больше двух. С серебром — аналогично: встречались монеты с латинскими буквами и цифрами, арабскими, греческими, кириллицей, разного веса и размера. Отобрав мелких серебряных и медных монет в небольшой мешочек, который привязал к поясу, первым делом отправился в мастерскую к дядьке Опанасу и Степану. Там углем на стене попытался изобразить в двух проекциях чертеж ложа арбалета с китайским спусковым механизмом в натуральную величину. Китайский спусковой механизм хорош тем, что в нем нет пружин и все детали можно изготовить из дерева. При этом у него очень мягкий спуск, и поскольку мной была также запроектирована пистолетная рукоятка с прикладом, то не составляло особого труда приспособить к нему предохранитель от случайного выстрела в виде вращающейся на деревянном шипе запорной планки между пистолетной рукояткой и спусковой ручкой. Разрисовав каждую деталь в отдельности и их совместную работу, оставил им в качестве аванса несколько медных монет, пообещав добавить, если все будет готово до обеда, и побежал дальше.

• Предыдущая
• 20/90
• Следующая