Параллельный переход - Кононюк Василий Владимирович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/90
• Следующая

Пока собирал все это, Оксана успела влезть на козлы и, взяв вожжи в руки, всем своим видом показывала, что уступать это место она не собирается. Оксана ростом была пониже матери, но формами ей уже не уступала, и было видно, что в скором будущем обгонит ее в некоторых размерах, которые обязательно учитывать при кройке платья. Оценив, как она выглядит, сидя на козлах, и поняв, что такую демонстрацию своей душевной красоты односельчанам сестра не даст разрушить никому, залез в середину воза и, прислонившись спиной к козлам, принялся осуществлять задуманное. Буравчиком высверлил в торце палки орешника несколько отверстий, пытаясь повторить профиль концовки ножа, которую крепят в рукоятке. Прочистив отверстия — где ножом, где буравчиком — от лишней сердцевины и соединив их в щель, туго обмотал конец палки конопляной бечевкой, чтобы не лопнула, когда буду забивать концовку ножа. Зажав торцы поленца пятками, со второго удара обухом по концовке ножа достаточно глубоко вогнал его в торец. Любуясь полученной в результате Т-образной фигурой и уперев концовку ножа в приготовленное отверстие, начал аккуратными ударами обухом топора по полену забивать концевик ножа в палку. Осмотрел полученный результат. Нож плотно сидел в торце палки, превратившись в наконечник небольшого копьеца. Из расколотых кусков ветки после непродолжительного строгания и воссоединения получилась перекладина рогатины, которую плотно примотал к древку, проделав в нем для этого сквозную дырку буравчиком. Осталось подточить острие точильным камнем, чем и занимался, пока мы не заехали в лес. Остановились.

Здесь мы искали все, что может пойти на дрова: толстые сухие ветки, бурелом, сухостой, и, очистив подходящий объект от мелких веток, распилив на куски четырех-пяти метров длиной, грузили на воз. Что могли, затаскивали сами, остальное — конем. Для этого в конец бревна вгоняли железный крюк, через ушко веревками привязывали коня и тащили волоком к возу. Дальше по приставленным дубовым доскам затягивали бревно на воз. Когда нагрузили первый воз, Оксана отправилась домой — благо там было кому помочь разгрузить, а я остался дальше рубить сучья. Перед этим, когда мы переводили дух после загрузки, я спросил ее:

— Оксана, а где я вчера забился?

— А вон оттуда бежал, лица на тебе не было, все кричал: «Тикай, Оксано!» — добре, что я коня не распрягла, развернула воз, а ты добег почти, но запнулся, грохнулся лбом о пенек — и лежишь, как мрец,[4] белый весь. И чего ты туда только поперся — дров и тут везде полно.

— Кабы ж я знал чего, то сказал бы… — Пытаясь вызвать воспоминания Богдана о вчерашнем дне, я уже собирался пройтись вчерашним маршрутом и разобраться, что же случилось на самом деле. — А дальше-то что было?

— А что дальше — дальше сама не знаю. Как тебя на воз затащила — видно, Бог помог, тяжелый ты, как колода, гоню в село, а сама реву и голошу всем: «Богдан забился!» А ты лежишь белый, только голову на ямах мотает да о воз бьет, как поленом, и ни звука. — Сестра разревелась от воспоминаний, обняла меня и начала целовать в щеки. — Боже, как же напугал, непутевый ты наш.

Неловко обняв ее за плечи, я пытался исчезнуть, уйти из сознания, забиться в самый дальний угол, отгородиться, не слышать, не видеть, не чувствовать, как Богдан гладит ее по голове, шепчет что-то, успокаивая, как они весело смеются над чем-то своим, к чему я не имею никакого отношения. Это трудно — вдруг почувствовать, как ты впервые взял чужое, трудно описать это мерзкое, подленькое чувство, в котором так много оттенков и вкусов. Забившись, как пойманная рыба, любопытством заведенная в сеть, из которой уже не вырваться, ничего не просил у Господа: мне просто хотелось в ту минуту так и просидеть, закуклившись, весь остаток дней на задворках чужого сознания, ожидая часа — для кого последнего, а для меня первого — первого часа свободы.

Оксана укатила в село, а Богдан ушел куда-то вглубь, где он обитал, при этом легко выудив меня наверх, на авансцену событий, оставил сидящим на пеньке с пустой головой и букетом эмоций. От него в мой адрес шли волны тепла, благодарности за то, что я есть, что ему спокойно со мной, — мальчик утешал меня, взрослого дядю, который в очередной раз пожалел, что ввязался во все это. «А если я угроблю нас, Богдан, ты не пожалеешь об этом?» — спросил скорее себя, чем его, не надеясь на ответ. «Нет». Лаконичный и непривычно сухой ответ холодной изморозью прояснил затуманенную голову, приморозив клубки эмоций. Взяв рогатину, отрешился от всего, что мешало думать, отправился в сторону, указанную Оксаной, рыская глазами, пытаясь найти как следы на поверхности грунта, так и знаки воспоминаний в голове. Отметив по ходу движения, как ловко движется Богдан по лесу, даже лучше меня, практически беззвучно, нога замирает над землей, носок ищет твердую опору, попутно раздвигая все, что лежит сверху и может выдать сухим треском.

Вдруг мой взгляд зацепился за непривычный для леса предмет, выглядывающий из опавших листьев. Это была стрела с поврежденным оперением, трехгранным узким наконечником, сантиметров девяносто длиной. Разглядывая находку, медленно, зигзагами двинулся дальше, внимательно рассматривая поверхность земли в надежде увидеть следы. «А стрела свежая, дерево светлое, не потемнело, наконечник блестит, салом натертый, даже смазка на нем еще чувствуется, о ветки оперенье побило, да на излете в листья зарылась — вот и не нашли ее, а может, времени искать не было. Стрела боевая, бронебойная, такой стрелой по зверю не стреляют. Летела она вчера, скорее всего, Богдану в спину, да в ветках заблудилась. Недаром малец так напугался. А вот и следы. А примерим-ка мы к ним, Богдан, твою, а теперь нашу с тобой обувку — небось вчера в той же был. Отпечатки совпали, ты вчера тут бежал, вон расстояние между следами больше метра, на спокойный шаг не похоже».

Как прорвало, накатили воспоминания Богдана — яркие, настоящие картинки вчерашних событий. Вон из того оврага, что виднеется впереди, метрах в ста пятидесяти, показывается чем-то знакомая фигура казака, ведущего в поводу двух коней, а из-за того дерева, метрах в пятидесяти отсюда, вдруг появляется страшное чудовище с железным лицом. Лицо страшно блестит и искажается горящими провалами глаз, чудовище направляет в твою сторону железную руку, ты бросаешься в сторону и бежишь, слыша позади топот и хриплое дыхание железного человека. Ты бежишь и кричишь: «Тикай, Оксано!» — видишь, как она разворачивает воз, и тут он настигает тебя; падая, ты чувствуешь, что умираешь, и все застилает черная пелена.

Сложнее всего было, прокручивая эти картины снова и снова, отделить реальные факты от наслоений буйной фантазии. В конце концов возникла следующая приблизительная картина вчерашних событий. Что-то заинтересовало Богдана — может, вороны кружили над оврагом, может, еще что, и он направился посмотреть, что там происходит. Кто-то смутно знакомый вышел из оврага, и воин, стоявший на страже, поняв, что выжидать нет смысла и дальше Богдан не пойдет, вышел из-за дерева и попытался достать мальчишку из лука. Он был в полном татарском доспехе, забрало шлема было в виде железной маски. Блики солнца на маске и доспехе нарисовали в сознании Богдана страшное чудовище с горящими глазами. Никто за ним не бежал: сознание в панике часто принимает свое дыхание и свой топот за чужие звуки.

Облазив все вокруг и осмотрев все следы, можно было только сделать вывод, что в овраге было восемь подкованных коней и, скорее всего, три человека — четвертый сторожил сверху, сначала был возле оврага, затем двинулся в сторону Богдана. Что они делали, зачем спускались в овраг, было неясно. Затем они вышли из оврага, трое поехали в одну сторону, четвертый — в другую. Часть из них наверняка была чужаками, а значит, мы обязаны об этом сообщить. Увидев нашу лошадь и Оксану, которая въезжала в лес, развернул ее и отправил за Илларом, велев передать ему, что чужие в лесу. Раз он местный атаман, то пусть ищет, кто меня подстрелить хотел и зачем. Пока Оксана ездила вызывать атамана, было время поразмыслить. Во всей этой истории непонятного было много, но самой непонятной была стрела, пущенная Богдану в спину. Не угрожал он никому, ткнулся случайно, куда не положено, ну и что? Ничего он увидеть не успел. Намного проще было просто напугать и отогнать пацана, раз уж так случилось.

• Предыдущая
• 7/90
• Следующая