Жизнь взаймы - Кононюк Василий Владимирович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/97
• Следующая

Тут классический пример того, когда «лучшее – враг хорошего», или польский вариант: «Цо занадто, то нездрово». Да и лезть в зал нахрапом, когда мы по тропинке ушли, было чистой авантюрой и расчетом на агрессивных дураков – видно, привык пан с такими дело иметь. Разумней было затаиться, чтобы мы расслабились, а утром напасть, можно даже на выезде с постоялого двора. Никто из посторонних в чужую драку лезть не будет.

Разобрав в деталях свои и чужие тактические построения, мы единогласно решили, что все делали правильно, поэтому никто из нас в лоб не получил и монет не потерял. Довольные проделанной аналитической работой, продолжили свой путь в сторону Бобруйска.

Как нам объяснил хозяин корчмы, до Бобруйска от Гомеля обозом пять дневных переходов. Соответственно, в местах ночлега обозов на трассе повышенное количество постоялых дворов, а в других местах их нет совсем. Из этих соображений нам следовало планировать свои дальнейшие передвижения. До сумерек мы успели проехать три обозных дневных перехода. Можно было ехать дальше, на каждого из нас было по три лошади, но дорога лесом, в темноте, волки могут лошадей поранить, – рисковать смысла не было. Переночевав и выехав утречком, мы задолго до полудня прибыли в Бобруйск. Пока ребята в корчме заказывали обед и утоляли жажду прохладным пивом, поехал искать знаменитого мастера.

Бобруйск представлял собой, в моем понимании, небольшое село, обнесенное земляным валом и частоколом. Чем-то он напоминал Черкассы, только ландшафт другой и размерами чуть побольше. Если в Черкассах было около сотни дворов, то здесь навскидку сотни полторы. Кузнечная слобода, в которой стояло пяток кузниц, располагалась метрах в пятистах за частоколом, недалеко от речушки. Из всех кузниц валил дым, и мне сразу указали, куда мне надобно. Пришлось обождать, пока мастер не соберется домой на обед, поскольку готовые изделия, естественно, хранились дома. Дальше мы долго торговались.

– Побойся Бога, Макар Терентьевич, не лупи ты с меня последнюю шкуру. Я ведь не купец, мне твои пилы для дела нужны. А пока то дело поставлю, еще год пройти может. Где же мне монет на все взять?

– Откуда мне знать, кто ты, воин? Ко мне купцы и в дерюги одетые приходили, чтоб цену сбросил. Я так скажу: для дела три – пять пил берут, а не тридцать.

– Так ты послушай, что я сделать хочу. Хочу колесо поставить, чтоб вода его крутила, как для мельницы, а тем колесом буду бревна на доски пилить.

– Глупство ты речешь, воин. Колесо вертится, и жернова вертятся, потому мельница работает, а колесом бревна пилить – нет такого, не может такого быть.

– А если покажу тебе прямо здесь, что может такое быть, скинешь цену?

– Да я тебе их так отдам, если мне такое чудо покажешь!

– Ну, неси тогда сюда колесо от воза, две палки ровных, и в помощь кого-нибудь зови.

Продемонстрировав Макару Терентьевичу с помощью этого нехитрого набора элементов принципы преобразования вращательного движения в поступательное и объяснив взаимодействие частей, забрал тридцать вожделенных длинных лучковых пил, идеально подходящих для продольного распила бревен. Достал из кошеля пятьдесят монет и положил на стол.

– Это я тебе не за пилы монеты даю, а за то, что выслушал меня и согласился, спорить не стал. Редко такое увидишь. Бывай здоров, Макар Терентьевич, как используем твои пилы – за новыми приедем, нет ничего вечного на земле. А захочешь на пилы свои посмотреть – милости просим к нам в гости на следующую осень. До того времени, надеюсь, запустим колесо в работу. Ладьей до Черкасс доплывешь, там спросишь казака Богдана Шульгу. А может, и осесть у нас захочешь.

– Поздно мне уже, казак, с места срываться. Но пять сынов у меня растет, всем на одном месте тесно будет – поглядим, может, и к вам кто захочет.

– На следующую зиму приедем к тебе за пилами, заготовь нам сорок или лучше пятьдесят, лучковых, до следующего Рождества заберем.

– Чудной ты, Богдан. Другой бы такое и за сто монет никому бы не показывал, прятал бы до смерти, а ты мне монеты за пилы суешь.

– Тут ведь какая штука, Макар Терентьевич. С одной стороны, двадцать монет я выторговал, а с другой, Бог мне то открыл, не мое оно, значит, делиться должен с теми, кто поймет и кому с того толк будет. Ну, бывай, мастер, то разговор долгий, спешим мы дальше, в другой раз приеду – договорим.

– Ишь, как завернул. Доброй вам дороги, воины, даст Бог, свидимся.

За Бобруйском, по дороге в Слуцк, пошел снег, темп езды упал, нужно было вглядываться в дорогу. Легкой рысью, а кое-где шагом мы преодолели еще полдороги до Слуцка и решили переждать разыгравшуюся метель в тепле постоялого двора. Не стоит, конечно, прогибаться под изменчивый мир, но метель – это особый случай. Ее лучше не прогибать, а слушать, как она поет за окном, самому протягивая руки и ноги к горячей печке.

Да и подумать нужно основательно, как засветиться перед князем Витовтом с положительной стороны и не потерять при этом жизненно важных органов. Чем больше я над этим думал, тем меньше достойных внимания вариантов поведения оставалось. Такая легкая на первый взгляд задача при внимательном рассмотрении открыла пытливому взору много очень тяжелых и кривых деталей, которые нужно учитывать в окончательном решении. Жизнь и математика вновь демонстрировали свою коварную связь. Так и в дифуравнениях. Общее решение просто и красиво, но стоит задать жизненные краевые условия – и ты понимаешь, что твой убогий разум красоты этого решения постичь не в силах, только численными методами ты способен решение найти. И ничто тебе не поможет, только терпение и труд.

Воодушевленный таким пришедшим в голову откровением, я терпеливо и трудно перебирал варианты, пока не уловил основного алгоритма поведения с князьями. После этого все стало просто. Счастливо улыбаясь, заснул.

Утром мы не спеша позавтракали, собрались и легкой рысью тронулись в Слуцк, до которого, по словам знающих людей, оставалось два обозных перехода. Если перевести это в систему СИ, то получалось около шестидесяти километров. Слуцк был пусть небольшим, но княжьим городом по дороге на Гродно. Если мне не изменяет память и если все произойдет как в нашей истории, именно сюда переведут через пять лет киевского князя Владимира Ольгердовича, а на его место посадят Скиргайла, у которого скоро, уже через два года, отберут титул Великого князя Литовского. Где он мыкался еще два года, пока в Киев его не перевели, не помню – наверно, на севере, в Вильно сидел, пока Витовт его не выпер.

Ягайло пытался в лице Скиргайла создать противовес влиянию Витовта в Литовском княжестве. Если на севере большинство дворянства держало сторону Витовта, то на юге Скиргайло пользовался уважением у многих князей и дворян. Несмотря на то что он всегда поддерживал Ягайлу и никогда не выступал против него, он остался православным, не перекрестился в католики после принятия Кревской унии. Правителем и полководцем он тоже был изрядным. И Витовт и крестоносцы не раз получали от него по голове. Но не вышло противовеса: через год, в одна тысяча триста девяносто шестом, преставился князь Скиргайло. Ходили упорные слухи, что отравили князя, ибо здоровья он был отменного, не болел, а помер внезапно. Даже подозрения падали на священника православного, который в тот день обедал совместно с князем, но все это слухи – что там было на самом деле, никто не знает, но в логике такой интерпретации событий не откажешь.

Чин у священника был немаленький, значит, скорее всего, он был греком, из Византии присланным, а там травить умели и делали это с огромным удовольствием. Чем его Витовт купил, в истории не упоминается, но мог банально денег дать. Подавляющее большинство присланных из загнивающей Византии духовных пастырей, где все покупалось и продавалось, отличались редким альтруизмом и душевными качествами.

Как один из вариантов изменить историю можно рассмотреть возможность сохранить сильного князя Скиргайлу на киевском стуле, избегая концентрации всей власти в руках Витовта. Если во всех этих сказках есть хоть доля правды, то предупредить отравление Скиргайла – задача в принципе выполнимая.

• Предыдущая
• 19/97
• Следующая