Кот, который читал справа налево (сборник) - Браун Лилиан Джексон - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

– Они изнуряют свои мозги, пытаясь понять, но я знаю, и вы знаете, и все мы знаем… Что мы знаем? Ничего!

Нино в порыве энтузиазма подошел поближе к репортеру для продолжения беседы, и Квиллер благоразумно попятился.

– Нино, вы, кажется, пессимист, но разве ваш успех в галерее Ламбретов не позволяет вам с оптимизмом относиться к жизни?

– Теплая, изменчивая, осторожная, слабая женщина. Я беседую с ней, она беседует со мной. Мы общаемся.

– Вы знаете, что ее муж мертв? Убит.

– Все мы мертвы, – сказал Нино. – Мертвы, как дверные ручки… Дверные ручки! – Он закричал и ринулся в гору хлама в отчаянном поиске.

– Спасибо, что вы разрешили мне посмотреть вашу мастерскую, – сказал Квиллер и направился к двери. Когда он проходил мимо заваленной разным хламом полки, на ней что-то блеснуло золотом. Квиллер повернулся и сказал через плечо: – Вот дверная ручка, если это то, за чем вы охотитесь.

На полке лежали две дверные ручки, они блестели, как чистое золото. Там были и другие творения из блестящего металла, а также потрясающие изделия, вырезанные из слоновой кости и нефрита, но Квиллер не остановился, чтобы рассмотреть их повнимательнее. Потоки теплого воздуха из обогревателя затуманили ему голову, и Квиллер бросился на свежий воздух. Он хотел поскорее вернуться домой и провести нормальное, здоровое, полезное воскресенье вместе с Коко. Он все сильнее привязывался к этому коту. Жаль будет расставаться, когда Маунтклеменс вернется. Интересно, действительно ли Коко нравится художественная атмосфера наверху? Что доставляет ему больше удовольствия – чтение заголовков газет и обнюхивание картин старых мастеров или задорная игра в «воробья» с Квиллером? После четырех дней игры счет был 471:409 в пользу кота.

Когда Квиллер прибыл домой, ожидая увидеть дружелюбного, пушистого, игривого, суетливого кота у двери, он был разочарован. Кот не ждал его. Он поднялся наверх, к квартире Маунтклеменса, и обнаружил, что дверь заперта. Из-за нее доносилась музыка.

Квиллер постучал. Через некоторое время Маунтклеменс, в халате, отпер дверь.

– Я вижу, вы дома, – сказал Квиллер. – Просто хотел убедиться, что кот не останется без ужина.

– Он только что закончил есть рыбу, – ответил Маунтклеменс, – и сейчас смакует желток вареного яйца. Спасибо за то, что заботитесь о нем. Он выглядит вполне счастливым.

– Мы прекрасно проводили время вдвоем, – сказал Квиллер. – Играли в игры.

– Действительно! Я часто жалел, что он не умеет играть в маджонг.

– Вы слышали ужасные новости? О галерее Ламбретов?

– Если у них был пожар, этого следовало ожидать, – сказал критик. – Верхний этаж здания способен легко воспламениться.

– Не пожар. Убийство.

– Убийство?

– Эрл Ламбрет, – сказал Квиллер. – Жена нашла его мертвым в офисе в прошлую среду вечером. Его закололи.

– Как грубо. – Голос Маунтклеменса звучал скучающе или устало, и он отступил в сторону, словно собираясь закрыть дверь.

– Полиция никого не подозревает, – сказал Квиллер. – У вас есть какие-нибудь предположения?

Маунтклеменс резко ответил:

– Как раз сейчас я распаковываю вещи и собираюсь принять ванну. Нет ничего более далекого от моего ума, чем поиск убийцы Эрла Ламбрета.

Его тон завершил разговор.

Квиллер принял отставку и пошел вниз по лестнице, подергивая усы и размышляя над тем, что у Маунтклеменса просто талант быть несносным.

Позднее, сидя в третьеразрядном ресторанчике, расположенном ниже по улице, Квиллер сердито смотрел на тарелку с мясом, ковырял вилкой салат и созерцал чашку горячей воды, в которой плавал пакетик с чаем. К раздражению от встречи с домовладельцем добавилось разочарование: Коко не подошел к двери, чтобы приветствовать его. Он вернулся домой расстроенный и раздраженный.

Квиллер собирался открыть дверь в вестибюль, когда почувствовал запах лимонных корок, который проникал через замочную скважину, и не удивился, обнаружив в вестибюле Маунтклеменса.

– О! Вот и вы! – сказал критик дружелюбно. – Я только что спустился вниз, чтобы пригласить вас на чашечку китайского чая и десерт. С большим трудом я привез домой торт из самой лучшей венской кондитерской в Нью-Йорке.

Лицо Квиллера прояснилось, и он проследовал наверх за бархатным жакетом и лакированными итальянскими туфлями.

Маунтклеменс налил чай и поведал о происходящих в настоящее время выставках в Нью-Йорке, в то время как у Квиллера во рту медленно таял молочный шоколад.

– А сейчас поведайте мне ужасные детали убийства, – предложил критик. – Я полагаю, они должны быть ужасными. В Нью-Йорке я ничего не слышал об убийстве, хотя там торговцы произведениями искусства обычно более или менее в курсе всего… Вы не возражаете, если я сяду за свой рабочий стол и просмотрю почту, пока вы будете рассказывать?

Маунтклеменс повернулся к кипе больших и маленьких конвертов и сложенных публикаций. Он клал каждый конверт лицевой стороной на стол, правой рукой придерживал его, а левой извлекал содержимое с помощью ножа для бумаги. Большую часть содержимого конвертов он презрительно выбрасывал в мусорную корзину.

Квиллер коротко повторил подробности убийства Ламбрета, как об этом было написано в газете.

– Вот и вся история, – сказал он. – У вас есть предположения о мотивах убийства?

– Лично я, – сказал Маунтклеменс, – никогда не мог понять убийство как способ отомстить. Я нахожу убийство ради личной выгоды гораздо более привлекательным. Но какую выгоду можно извлечь из убийства Эрла Ламбрета, моему пониманию недоступно.

– Я думаю, у него было немало врагов.

– У всех торговцев и критиков, связанных с искусством, тьма врагов! – Маунтклеменс со злостью разорвал конверт. – Первый человек, который приходит на ум, – эта невозможная женщина Болтон.

– Что эта сварщица могла иметь против Ламбрета?

– Он обокрал ее на пятьдесят тысяч комиссионных по крайней мере. Так она говорит.

– Скульптура для магазина?

– На самом деле Ламбрет сделал ни в чем не повинной публике подарок, убедив совет архитекторов отдать заказ другому скульптору. Металлические сварные скульптуры – чудачество, которое скоро отомрет, если нам повезет. Но скорее его погубят такие люди, как Батчи Болтон.

– Мне предложили написать о ней заметку.

– Да, непременно возьмите интервью у этой женщины, – сказал Маунтклеменс, – но разве только для самообразования. Наденьте кроссовки. Если она разозлится, вам придется бежать спринт, спасая свою жизнь и уворачиваясь от летящих металлических болванок.

– Ее можно подозревать в убийстве?

– У нее есть мотив и темперамент, но она не совершала этого убийства, я уверен. Она ничего не в состоянии сделать толково, особенно убить. Это дело требует определенной тонкости.

Квиллер доел последние крошки горько-сладкого торта и сказал:

– Меня также интересует джанк-скульптор по имени Нино. Вы знаете что-нибудь о нем?

– Великолепный, благоухающий и безобидный, – ответил Маунтклеменс. – Следующий подозреваемый?

– Кое-кто предполагает, что это семейное дело.

– Миссис Ламбрет имеет слишком изысканный вкус, чтобы позволить себе столь грубое убийство. Заколоть ножом? Застрелить – может быть, но не заколоть. Застрелить с помощью маленького дамского пистолета или что там женщины носят в сумочке. Мне всегда казалось, что эти дамские сумочки набиты мокрыми детскими пеленками. Но несомненно, там есть место для маленького дамского пистолета, инкрустированного немецким серебром, в футляре из черепахового панциря.

Квиллер сказал:

– Вы видели когда-нибудь портрет ее мужа, который она написала? Ламбрет выглядит живым, словно на фотографии, но сам портрет не очень лестный.

– Я благодарю судьбу за то, что меня миновала чаша сия… Нет, мистер Квиллер, боюсь, убийца не художник. Заталкивать режущий предмет в плоть было бы исключительно противно для художника. Скульптор лучше чувствует анатомию человека, но он проявляет свою агрессивность в более примитивной для общества манере – терзая глину, долбя камень или кромсая металл. Итак, лучше бы вам поискать убийцу среди разгневанных клиентов, отчаявшихся соревноваться с Ламбретом владельцев галерей, ненормальных любителей искусства или отвергнутых любовниц.

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая