Животная пища - Барлоу Джон Перри - Страница 26
- Предыдущая
- 26/40
- Следующая
Столько шума. Вся комната наполнилась криками, визгами и воплями. Бедную девочку увели. Она плакала и льнула к матери. Тогда я в последний раз видел сестер. Мне хотелось посмотреть, как их выведут за дверь, но за людской массой ничего нельзя было разобрать. В дверном проеме только большие черные тени. От тяжелого топота ног моя клетка тряслась, в голове стучало, и мне оставалось лишь закрыть глаза и ждать, пока все уляжется.
VII
Вокруг шеи и в ногах Тома – ноющий холод. Он старается не отходить далеко от стен главного здания, чтобы укрыться от ветра, который дует с высоких кленов у внешних построек и врезается в массивное тело работного дома, и чтобы помешать своим ногам, если они вдруг понесут его к тем постройкам. Вот уже три недели он силится не приближаться к старым конюшням с чердаком, но все напрасно. Том приходит сюда каждый день, иногда по два-три раза за утро, и проскальзывает в полуоткрытые двери, косые и точно навеки приклеенные к земле одуванчиками и густой травой. Всякий раз при входе его грудь, точно шарик, облегченно и со свистом сдувается, а на лице возникает широкая туповатая улыбка. Том дышит тяжело и неровно, охваченный приступом внезапного молчаливого смеха. Но, подползая к лестнице, начинает хныкать и не может остановиться, пока не заберется наверх. Там он падает на пол и рыдает во весь голос.
В работном доме он три недели. После случая на ярмарке Том остался без гроша в кармане, без дома и без работы. Управляющий его принял и объяснил, что нужно делать, чтобы здесь жить. Надо заметить, с этой задачей Маркхэм справился великолепно. «Что бы ни случилось, – сказал он тогда Тому, до смерти напуганному внезапной нищетой, – ты все равно придешь в работный дом. Так или иначе ты придешь к нам!» Видимо, ему нравилось наблюдать, как действуют на собеседника его слова.
Том не нуждался в подобных напоминаниях. И хотя на его душу это заведение отбрасывало еще более темную и всепроникающую тень, он почти жаждал той минуты, когда станет обитателем дома и вечным пленником своих кошмарных воспоминаний. Утвердительно кивнув в ответ на предложение (вернее сказать, принуждение) Маркхэма, Том почувствовал, как его затягивает обратно в конюшню с крысами, и увидел перед собой Элис с огромными глазами и перекошенным ртом. Она снова и снова бьется в припадке ужаса под его трепещущим телом.
В течение трех недель Том изо всех сил пытается понять, в чем же заключается его работа. О деньгах речи не заходит, но и требуют от него самую малость, поэтому он бродит по дому без всякой цели, стараясь только не попадаться никому на глаза. Маркхэм целыми днями пропадает в своем кабинете и решает юридические вопросы с адвокатом. Остальные работники относятся к юноше с недоверием, и он чувствует холодное отсутствие Элис во всех комнатах, коридорах и на лицах тех, кто ее знал.
Раз или два Тома отправляли по поручениям, словно бы выдуманным специально для него: кому же придет в голову ехать в город за одной политурой? Или в пекарню в трех милях от дома, чтобы вернуть два старых блюда из-под пирогов? (Пекарь был скорее озадачен, нежели доволен столь неожиданным и скорым возвращением.)
Все три недели Том видел во сне одни и те же картины, которые вытеснили собой прочие образы из его молодого, подорванного горем сознания. Первая картина: он, полуголый, лежит на Элис. Вторая: он на ярмарке, шатер падает прямо на его обессилевшее тело. Порой эти сцены наслаиваются одна на другую и соперничают за право превосходства в его слабой тревожной действительности. Кошка гордо и невозмутимо вышагивает по сцене; крылатая тварь теперь стала доверенным слугой дьявола, она – всеобъемлющее зло, плоть от плоти ужаса, безумия, жестокости. Мысли о ней не покидают Тома ни въяве, ни во сне. Он жаждет увидеть ее снова, чтобы восполнить и укрепить блекнущий образ. Исподволь она занимает в его мыслях место Элис.
Спустя три недели Том бредет вдоль стен работного дома и ничего не может поделать со своим необоримым желанием. Он чувствует, как вновь заворачивает к старым конюшням, валится с ног, пытаясь понять, куда же ему идти, и с удивлением разглядывает землю перед собой, точно она возникла из ниоткуда.
Ветер усиливается. Малейшее дуновение проникает сквозь одежду и ранит до боли. Внезапный порыв колет глаза и отбрасывает Тома в сторону. Чтобы удержаться, он опирается на стену. Кирпичи – красные, но перепачканные сажей, – теплые, как человеческое тело, и гладкие, словно атласная кожа. Он проводит по ним кончиками пальцев и чувствует тепло в тонких линиях шершавого цемента. Тогда Том идет дальше, не отнимая руки от стены, пока не натыкается на дверь шириной с телегу. Дверь ведет в печной зал. Он уже много раз проходил мимо этой двери с тех пор, как сюда приехал. Иногда из-за нее слышится бряцанье водопроводных труб или гудение печи. Сегодня от жара нагрелись даже стены, как будто топили дважды. Так сердце в один прекрасный день начинает качать кровь быстрее и сильнее. Том заходит внутрь.
А в это время Джон Лонгстаф едет в тюрьму, где его ждут шесть месяцев каторжного труда. Прежде чем он успел выйти из здания суда и поцеловать на прощание жену и детей, Джозеф Маркхэм отправился восвояси с плетеной клеткой под мышкой – он стал законным хозяином Томаса-Бесси.
Взбудораженный Маркхэм бросает лошадь во дворе и опрометью несется к работному дому. На ветру клетка бьется о его ногу. Даже не сняв пальто, он решает посмотреть на новенькую двуколку.
А Том уже в печном зале. Жара здесь невыносимая, горячий воздух трет его обветренные щеки, как наждачная бумага. Глотку и легкие словно набили старым рассохшимся ковром, и один лишь вдох стоит нешуточных усилий. Печная заслонка чуть приоткрыта, сквозь щель в дюйм шириной просачиваются крохотные язычки пламени – единственный источник света в комнате. Том медленно крадется вперед, осторожно ступая по каменному полу. Под ногами хрустит уголь, и пока глаза еще не привыкли к темноте, Том представляет, как выглядит печной зал. Он отходит подальше от жара; теплое сияние неотступно следует за ним, сквозь одежду грея спину и локти. В углу зала Том замечает какие-то знакомые очертания. Тусклый желтоватый свет скачет из стороны в сторону, но в конце концов выхватывает из мрака что-то золотое. Оно мерцает, подмигивает ему и вновь скрывается в тени, намеками обозначая свое присутствие – изящный золотой полукруг. Том подбирается к нему и с каждым шагом видит чуть больше: сперва тонкий контур, а потом целый ряд аккуратных изгибов и завитушек. Он не верит своим глазам. Такие знакомые, чарующие слова, начертанные золотом: «Кот-Икар».
За его спиной распахиваются двери, и комнату заливает свет. Внутрь рвется пронзительный визг ветра, печь оживает и густым потоком изрыгает пламя. Там, в дверях, стоит Маркхэм с кошкой.
Секунду Том смотрит на нее. Бело-рыжая морда и уши видны сквозь плетеную клеть. В то же мгновение тело Тома превращается в жидкость: в желудке поднимается кислота, переливаясь через стенки и капая на почки и кишки; плоть накачивает бегучим адреналином, она отходит от костей, и Том падает на колени и ниц. Изо рта на пыльный каменный пол течет густая пена.
Маркхэм какое-то время наблюдает за юношей, потом ему вдруг приходит на ум какое-то решение, и он с омерзением ставит клетку на пол, выходит из комнаты и плотно затворяет за собой дверь. Не обращая внимания на душераздирающие вопли Тома, которые слышны и снаружи, он запирает дверь на замок и тяжелым шагом бредет к своему кабинету.
Истошный животный рев заглушает ураганным ветром, который бьет о стены работного дома с такой силой, что никто не смеет выйти на улицу. А если бы кто и посмел, то все равно не услышал бы Тома.
Маркхэм уже начал жалеть о том, что забрал у Лонгстафа кошку. Несмотря на широкую огласку в прессе, победа почти ничего ему не дала. Ему вовсе не хотелось держать у себя животное, и Тома брать на работу не хотелось. Кошка была просто способом окупить проживание мальчика, хотя, разумеется, со временем она принесет куда больше денег. После долгой консультации с адвокатом, который снова и снова повторял, что в подобных вопросах закон не всегда знает ответ (закон просто увиливает, полагал Маркхэм, да так умело, что само слово «кошка» потеряло свою юридическую основу), управляющий решил заставить Тома отрабатывать вложенные в него деньги. Для кошки построили специальный переносной домик, который привязывался к двуколке. По замыслу Маркхэма, Том станет объезжать окрестные ярмарки, торжества и прочие мероприятия, где можно найти платежеспособных клиентов, и демонстрировать публике знаменитого Кота-Икара. К тому времени каждый человек, читающий газеты или знающий хоть одного человека, читающего газеты, слышал о крылатой кошке, и почти каждый был лично знаком с очевидцем полета. На самом же деле ее никто не видел с того печально известного дня на ярмарке в Дьюсберри, когда животное принесло столько бед. Именно поэтому Кот-Икар стал живой золотоносной жилой, которую, правда, только предстояло раскопать.
- Предыдущая
- 26/40
- Следующая