Замкнутый круг (СИ) - "Arne Lati" - Страница 3

- Я не хотел, - с ужасом выдыхаю, видя всю “прелесть” очевидного.

- Я знаю, малыш, к сожалению, знаю. Ты не злись на мента нашего, он же всегда нервный такой, ну не умеет иначе выражать эмоции, не научили его, да и Август на грани…

- Он пел.

- Это нервное.

- Возле трупа.

- Сильно волнуется.

- Он примерял ее кольца.

- Не придирайся к нему, он хочет помочь.

- Мне не нужна такая помощь! - от собственного крика першит в горле, Ден резко бьет по тормозам так, что меня ударяет об переднее сиденье, круто разворачивается ко мне, сверкая злыми зелеными глазами почти полностью утонувшими в черноте расширявшегося зрачка. Придерживаю взорвавшееся болью плечо, шиплю сквозь зубы, пережидая вспышку.

- Если бы она была тебе не нужна, ты бы не звонил мне.

- В том-то и дело, что я звонил тебе! Зачем ты их притащил?

- Ты винишь меня в том, что вляпался во все это дерьмо? - искренне удивляется, ослабляя хватку на подлокотнике. Неосознанно оттолкнув от себя того, кто хочет мне помочь, сразу же об этом жалею.

- Нет, - сдаюсь сразу, откидываясь на спинку сиденья и сползая по нему вниз. - Нет, Ден, я виню лишь себя за то, что втянул вас во все это.

- Если ты не заметил, мы сами втянулись. Без твоей просьбы. Потому что дружба, это не просто насрано - это ответственность, которую мы все вынуждены нести. Я понятия не имею, что нам делать, и знаю, как тебе страшно, но попробуй сейчас успокоиться и взять себя в руки. От твоих истерик никому лучше не станет. Сейчас мы поедем ко мне, я осмотрю тебя, наложу повязку, возьму анализ крови и уеду в клинику, чтобы его проявить. А ты будешь спать, потому что всандалю я тебе успокоительного со снотворным, а когда приеду вечером с парнями, тогда и поговорим.

- Ден..

- Заткнись, пока я тебя силой не вырубил, сэкономив на этом лошадиную дозу лекарств.

И я молчу. Молчу, потому что больше ничего не остается. Совсем. Иду за ним, по приказу снимаю одежду, позволяю осмотреть себя, и почти не чувствую боли, когда он зашивает мне рану на плече. Сжигаю свои же шмотки в печи, одевая его свободные и теплые вещи, помогаю ему отмыть машину, особенно колеса, зачищаю свои следы в его авто и только после того, как Денис успокаивается хоть немного, он ставит мне укол. Вырубаюсь раньше, чем он успевает переодеться и покинуть дом…

Часть 2

Проснувшись, не сразу открываю глаза. Пару минут лежу в темноте, не желая спугнуть мнительную надежду на то, что все произошедшее накануне - бред. За стеной на кухне слышу голоса ребят, слов не разобрать, но это точно они. А я, как обычно, перебрав вчера, первый вырубился, за что надо мной будут стебаться не один день…

Спокойно открываю глаза, безразлично глядя в занавешенное темными шторами окно. В комнате темень кромешная, и лишь полоска тусклого света из коридора виднеется под дверью.

Неторопливо сажусь, правой рукой потирая глаза, тру не переставая, пока сухость не сменяет зуд. Вместе с болью в руке и затылке возвращается и трезвость сознания.

Никогда не умел себе врать, и впредь этого делать не хочу. Я в полной жопе. Глубокой и беспросветной, выбраться из которой так же нереально, как выучить английский за неделю. Как же быстро все закрутилось. А главное, ни единой мысли в голове, ни одной зацепки, пусто. То ли психика стерла воспоминания за большей ненадобностью, то ли помог кто, но я абсолютно ничего не помню о вчерашнем дне.

Не спеша выбираюсь из кровати, залпом выпиваю воду из оставленного на тумбочке стакана, кручу его пару секунд в руках, пытаясь в темноте рассмотреть резные стекольные бока, до боли в пальцах сжимаю стекло, желая, чтобы оно треснуло, чтобы лопнуло и впилось в кожу, чтобы физической болью заглушить душевную, и это состояние непрекращающегося полета…

С воем швыряю стакан об стену, он разбивается на крупные осколки, осыпаясь на тонкий аляпистый ковер, все звуки за стенкой смолкают. Психанул. Не сдержался. Глупец. Не стоило.

Встаю лениво, расправляю одежду, разминаю плечи, пытаюсь на ощупь собрать осколки, только раню пальцы, но так и не решаюсь зажечь свет. Не могу. Кажется, зажги его над головой, и я сгорю, не найдя больше места нигде, кроме как в кромешной тьме собственной души.

Дверь в комнату оказывается не заперта, чему я, честно признаться, удивлен; иду по коридору, роняя пару капель крови с рассеченного мизинца; зайдя на кухню, ни на кого не смотря, выкидываю осколки в ведро под шкафчиком и, слишком сильно выкрутив кран, так, что холодные капли попадают мне на одежду, с остервенением смываю кровь с рук. А она все не исчезает, алыми, едва заметными разводами кружит по хромированной раковине и никак не хочет раствориться.

Денис медленно, словно крадучись, подходит ближе, и мне от осторожности его смеяться хочется, выключает воду, закутывает мои руки в серое кухонное полотенце и зажимает пальцы.

- Стакан-то за что? - интересуется без напряга, через пару минут убрав влажную ткань. Порезы неглубокие и кровь почти сразу перестает течь, но даже красные полосы вызывают животный ужас.

- Прости, - хриплю, глядя под ноги, высвобождаю руки и, не зная куда податься, отхожу к окну, нервно прикуривая из оставленной там пачки. Почему-то мне кажется, что сесть со всеми за один стол будет оскорбительно по отношению к ним. Лучше так, одному.

- Выяснили что? - решаю уточнить, раз уж они приехали. На их месте я бы уже давно поджидал меня с нарядом.

Август и Вадим выглядят не просто усталыми, а замученными. Если по Вадиму еще не так заметно, уж больно адаптированный у него к стрессам организм, то мелкий едва сидит, расплываясь по столешнице, наплевав на любое подобие этикета. Красные волосы сейчас влажные - скорее всего после недавнего душа, темно-карие глаза полуприкрыты, губы едва шевелятся, напевая что-то, и весь его вид кажется удручающим.

- Да. Есть хорошие новости и плохие. Тебе с каких? - начинает Денис, видя, что один говорить не хочет принципиально, а второй не может.

- С плохих, - отвечаю не задумываясь.

- Значит с хороших, - не слышит меня Денис. - Ты помнишь, что было вчера утром? - отрицательно качаю головой.

- Последнее, что помню, это позапрошлый вечер.

- Значит, новости только плохие, - прикуривает из пачки валяющейся возле меня, встает рядом, выдыхая в открытую форточку. - Смерть девушки наступила от асфиксии.

- Это как? - На какой-то промежуток времени выпадаю из реальности. - Если мне не изменяет память, у нее в груди торчал нож.

- Торчал, - подхватывает Август, укладывая голову на скрещенные руки так, чтобы видеть меня, - но всадили его позже. Ее задушили, причем не совсем гуманно. Надели на голову пакет и затянули так, чтобы следов не осталось, а она медленно умирала…

- Я понял. Как узнали?

- Если ты не забыл, я патологоанатом, - наигранно сокрушается Август, садясь ровнее, и, забрав у Вадима прямо из-под носа кружку, допивает остатки все еще горячего кофе. - Тебе в подробностях рассказывать, как я это понял? Про устройство легких, про…

- Воздержусь.

- Ну, так вот, после момента смерти прошло часов шесть-восемь, потом ее перенесли и вонзили тесак в грудь уже мертвой.

- А? - не догоняю, что к чему. Слабость наваливается рывками, приходится сесть. Август тут же поворачивается ко мне, отслеживая каждое мое передвижение, каждую эмоцию, жест… - Прекрати следить за мной, я не псих, - выходит грубее, чем мне бы хотелось.

- А вдруг? Проще бы было: полежал в больничке… Молчу, - обижается, отворачиваясь к окну. Худые плечи под светлой футболкой нервно подрагивают, и мне кажется, что ему очень холодно, только видимое все это - трясет-то его изнутри.

- Я не понимаю, - честно признаюсь, переваривая вышесказанное. Забыв про сигарету, обжигаю пальцы, откидываю окурок в окно, не рассчитав, что оно закрыто. Ден матерится, но скорее для виду, убирает пепел и прячет пачку в карман, поймав на ней мой голодный взгляд.