Судоплатов против Канариса - Шарапов Эдуард - Страница 4

• Предыдущая
• 4/67
• Следующая

Мать молча села на диван и невольно прикрыла полой халата лежавшую рядом книгу. Старший тут же подскочил к ней:

— Позвольте, гражданочка, — и книга оказалась в его руках. — «Поэты Германии и Австрии XVIII века», — прочел он. — Гёте, Шиллер, Гейне…

Полистав книгу, он пристально посмотрел на Александра и передал сборник человеку в бескозырке.

Старший сел на табурет, поставленный посреди комнаты, закинул ногу на ногу и скомандовал:

— Приступайте.

Матрос и человек в кожанке начали обыск. Они педантично перетряхивали книги, которые так любовно собирал Александр. Некоторые из них сохранились еще от старых времен, но пришедшим людям вряд ли это было интересно. Александр молча сидел на диване рядом с матерью. Поначалу он пытался что-то сказать, но потом вспомнил свои мытарства по разным учреждениям, где ему всегда безнадежно отказывали, указывая пальцем на графу в анкете, им же заполненную. В графе «социальное происхождение» значилось: из дворян.

«И в самом деле, — старался не распалять себя Александр, — мать — княгиня, окончила Смольный институт. Отец — офицер царской армии, правда, еще в 1915 году убитый, но опять же за царя-батюшку. Почти весь круг бывших знакомых находится в эмиграции и не питает больших симпатий к советской власти. Они звали маму и меня с собой, убеждая в необходимости такого шага, твердя о гибели России. Но нас всегда коробил их непримиримый тон, их враждебность по отношению к большевикам, а сама мысль о жизни на чужбине повергала в уныние. И если уж нам с мамой были неприятны их слова и поступки, то что говорить о людях, поставленных новой властью для защиты ее интересов». И он молча следил, как чекисты рылись в любимых книгах.

— А там кто живет? — спросил старший, показывая рукой на комнату матери.

— Там — мама, — ответил Александр.

Обыск переместился в другую комнату. Ночные гости перетряхнули весь платяной шкаф, обшаривая каждую складку одежды. Вид скудного гардероба заставил чекистов недоуменно пожать плечами. По-видимому, они не ожидали увидеть такое: непростые все-таки люди, дворяне. Переглянувшись, представители новой власти начали перетряхивать постель, на которой спала Мария Николаевна, Тщательно прощупали одеяло и подушки, загнули матрац и увидели скомканную грязную тряпку. Матрос взял тряпку и, не спуская глаз с Александра, медленно начал разворачивать ее. В тряпке, весь в масле, лежал небольшой «браунинг».

Александру показалось, что он видит дурной сон. Он окаменел и не мигая смотрел на чекистов, а те молча смотрели на него. Эту напряженную мизансцену нарушил удивленный голос матери:

— Саша, что это такое?

Старший подчеркнуто вежливо ответил:

— Это, гражданка, как видите, пистолет. Оружие вашего сына, которое он прятал под матрацем вашей кровати.

«Провокация», — мелькнуло в голове у Александра. Он понял, что за этим они и пришли. Вот только когда и как успели подложить пистолет? Конечно же, пока он был на работе. Матери тоже часто не бывает дома. А для чего, собственно, все это им нужно? Его мозг лихорадочно работал в поисках ответа. Говорить что-либо в свою защиту, оправдываться было бесполезно. Вот только жаль мать. «И почему они приходят обязательно ночью?» — тоскливо подумал он.

— Все ясно, — сказал старший. — Одевайтесь, молодой человек. Вам придется проехать с нами.

Выходя из квартиры, Александр заметил, что мать, тихо произнеся: «Саша», бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Он запомнил также грустное, изумленное лицо старого дворника да гадливую ухмылку бабы, пришедшей с ним.

У подъезда дома стояла полуторка с высокими бортами, половина кузова которой была закрыта брезентом. Старший сел в кабину рядом с шофером, а матрос, человек в кожанке и Александр — в кузов. Машина помчалась по ночному городу на Литейный проспект. В проеме кузова, не закрытого брезентом, промелькнул и шпиль Адмиралтейства, Исаакиевский собор и, наконец, так любимый Александром Медный всадник.

Машина с шумом въехала во двор многоэтажного здания НКВД по Ленинградской области, более известного в народе под названием «Большой дом». Железные ворота с гулом закрылись. Саша оказался в каменном мешке. Его со всех сторон окружали мрачные стены с выходящими во двор зарешеченными окнами. В некоторых из них, несмотря на позднее время, горел свет. «А где же всадник с пьедестала? — подумал узник. — Отстал, видимо, бедняга». Человек в кожанке и Александр прошли внутрь здания, мимо охраны и поднялись на лифте на четвертый этаж. Они остановились у двери с табличкой «Старший следователь». Чекист постучал: «Разрешите?» — и пропустил вперед Александра. За столом сидел человек в форме. Увидев входящего Демьянова, он довольно приветливо спросил:

— Александр Петрович Демьянов? Прошу садиться, — и указал рукой на стул возле стола. Одновременно кивком он отпустил «кожаного» человека.

Оставшись один на один с Демьяновым, следователь начал разговор издалека. Он долго и подробно расспрашивал Александра о детстве, проведенном еще при старом режиме в Петербурге, о поездке с матерью в Анапу, о теперешней жизни, о родственниках по линии отца и матери. О страшной находке — пистолете системы «браунинг» не было сказано ни слова. Речь зашла о литературе, и, к удивлению Александра, следователь показал неплохое знание поэзии. Незаметно он перевел разговор на политику. Стал рассказывать Александру, в каком тяжелом положении оказалась молодая республика Советов, окруженная со всех сторон врагами. Неожиданно следователь нажал на кнопку, вмонтированную в стол. В дверях появился военный в такой же форме, как и следователь, и застыл на пороге.

— Два стакана чая, — произнес следователь, — и покрепче, пожалуйста.

Военный вышел, а следователь продолжал рассказывать о врагах советской власти, среди которых могут быть знакомые и даже родственники Александра. Снова вошел тот же военный, неся поднос, на котором стояли два стакана чая в подстаканниках и маленькая розеточка с мелко наколотым сахаром. Следователь встал, привычным движением поправил туго затянутый ремень, взял один стакан с чаем, а другой пододвинул Александру. Задумчиво помешивая сахар в стакане, он неожиданно спросил:

— А скажите, Александр Петрович, могу я называть вас просто по имени?

— Да, пожалуйста, — смутился Демьянов. Его сбивал с толку тон разговора. Казалось, что он не на допросе у следователя НКВД, а чаевничает с другом в его холостяцкой квартире.

— Скажите, Саша, ведь вполне может быть так, что кто-либо из знакомых вашего отца или матери захочет установить с вами контакт, так сказать, по старой дружбе? Ведь в эмиграции сотни ваших знакомых?

— Ну уж и сотни, — Александр впервые усмехнулся.

— Хорошо, пусть десятки или даже пять человек из бывших знакомых вашей семьи. Но ведь они могут попробовать связаться с вами? — настаивал следователь.

— Могут, конечно, — нехотя согласился Александр.

Он все больше и больше убеждался в том, что пистолет ему подбросили специально для того, чтобы провести эту беседу. Он начинал понимать, что от теперешнего разговора зависит вся его дальнейшая жизнь. Интуиция подсказывала ему, что эта ночь станет переломной в судьбе. Чувство, сродни чувству загнанного охотниками зверя, сжало его сердце. За окном забрезжил рассвет. Следователь прошелся по комнате и остановился у окна. Постоял там несколько минут, вернулся к столу, сел рядом с Александром и, положив ему руку на колено, доверительно спросил:

— Так вы поможете нам?

— В чем, простите?

— В борьбе советской власти с ее врагами, — с раздражением произнес следователь и снова принялся убеждать Александра, что советская власть ничего плохого не сделала ни ему, ни его матери. Он нарисовал красочный образ молодой республики, которая, как мощный локомотив, устремленный вперед, набирает скорость, и принялся доказывать, что Александру необходимо быть вместе со строителями светлого будущего, основанного на равноправии, а не с теми, кто пытается помешать осуществлению замечательных планов и ставит палки в колеса. Александр молча слушал, опустив голову, и наконец решился:

• Предыдущая
• 4/67
• Следующая