Папийон - Шарьер Анри - Страница 10

• Предыдущая
• 10/112
• Следующая

Со всех сторон тут же слетелись охранники и через решетку направили на нас свои ружья и револьверы.

— Всем раздеться! Живо! Живо!

Поняв, что предстоит шмон, я наступил босой ногой на скальпель, перенеся всю тяжесть веса на другую, чтобы не порезаться. Охранники ворвались в камеру и начали перетряхивать все, от ботинок до одежды. Перед тем как войти, они оставили оружие снаружи и заперли двери. Правда, через решетку нас держали под прицелом другие.

— Кто шевельнется — покойник! — предупредил старший.

Во время обыска они обнаружили три ножа, два длинных заточенных гвоздя, штопор и золотой патрон. На палубу выволокли шесть человек, как были, в чем мать родила. Охранники столпились на одном конце палубы. В середине стоял Барро и прочее начальство. Напротив выстроились в ряд по стойке смирно шестеро голых мужчин.

— Это его! — Один охранник указал на владельца ножа.

— Верно, мой.

— Прекрасно, — заметил Барро. — Дальше он поедет в отдельной камере под машинным отделением.

Остальные тоже признали, что найденное оружие принадлежит им. И каждого увели вверх по трапу в сопровождении двух охранников. На палубе остался один нож, один золотой патрон и всего один человек. Он был молод, лет двадцати трех — двадцати пяти, сложен как атлет, с красивыми синими глазами.

— Твой? — спросил надзиратель, указав на патрон.

— Да, мой.

— Что в нем? — спросил Барро, взяв в руки патрон. — Триста фунтов стерлингов, двести долларов и два

бриллианта по пять каратов каждый.

— Прекрасно, проверим... — Он открыл патрон. Вокруг него столпились люди, и мы ничего не видели. Но слышали, как Барро сказал:

— Все верно. Имя?

— Сальваторе Ромео.

— Итальянец?

— Да, господин.

— За патрон тебя наказывать не будем. Накажем за нож.

— Прошу прощения, но нож не мой.

— Ври, да не завирайся, — сказал один из охранников. — Я нашел его у тебя в ботинке.

— Повторяю — не мой.

— Выходит, я лгу, так?

— Нет, Вы просто ошибаетесь.

— Если, не хочешь, чтоб тебя засадили в карцер, а ты там живьем сваришься, потому как он под котлом, говори, чей нож!

— Не знаю.

— Нож нашли у него в ботинке, а он, видите ли, не знает! Пусть не твой, но ты должен знать чей. Говори!

— Не мой. А чей — не скажу, и все тут. Я не доносчик. Что я, заодно с вами, что ли?

— Надеть на него наручники! Сейчас мы тебе пропишем!

Два офицера, капитан корабля и начальник конвоя пошептались между собой. Затем капитан отдал какое-то распоряжение боцману, тут же отправившемуся на верхнюю палубу. Через несколько секунд появился моряк-бретонец, настоящий гигант. В одной руке он держал деревянное ведро с морской водой, в другой веревку толщиной с руку в запястье. Заключенного привязали к нижней ступеньке лестницы и поставили на колени. Матрос обмакнул веревку в ведро, а затем изо всей силы стал хлестать беднягу по спине и заднице. На коже выступила кровь, но несчастный не проронил ни звука. Гробовое молчание нарушил крик из камеры:

— Вы, сволочи, ублюдки, убийцы поганые!!!

Казалось, только того и ждали заключенные, чтобы разразиться криками: «Убийцы! Свиньи! Скоты!» И чем дольше нам угрожали ружьями, тем громче ревели мы, пока наконец капитан не скомандовал:

— Пустить пар!

Матросы повернули какие-то рычаги, и пар обрушился на нас с такой силой, что в долю секунды все лежали ничком на полу. Струи пара находились примерно на уровне груди. Всех охватила паника. Ошпаренные, обожженные, мы больше не осмеливались издать ни звука. Длилось это меньше минуты, но струхнули мы здорово.

— Ну, скоты, поняли теперь?! Еще кто вякнет, снова пускаю пар! Поняли? Встать!!!

Серьезные ожоги получили трое. Их увели в санчасть. Парня, из-за которого заварилась вся эта каша, поместили к нам в камеру. Шесть лет спустя он погибнет, совершая со мной побег.

Времени в пути оказалось достаточна, чтобы получить хоть какое-то представление о том, что нас ждет на каторге. И все же, оказавшись там, мы поняли, что все обстоит иначе, вопреки стараниям Жуло передать нам свой опыт и знания. Так, например, мы узнали, что Сен-Лоран-де-Ма-рони — деревня в ста километрах от моря и что стоит она на реке Марони. Вот что сказал Жуло:

— В деревне тюрьма, что-то вроде административного центра каторги. Там сортируют заключенных. Депортированных направляют прямиком в тюрьму Сен-Жак, что в ста пятидесяти километрах от центра. Остальных делят на три группы. Первая категория — самые опасные, по прибытии их сразу отделяют и распихивают по камерам дисциплинарного блока, а потом отправляют на острова Спасения. Эти острова находятся в пятистах километрах от Сен-Ло-рана и в ста — от Кайенны. Острова три: Руаяль, самый большой, Сен-Жозеф с тюрьмой одиночного заключения и остров Дьявола, самый маленький. На остров Дьявола отправляют разве только в самых исключительных случаях, там сидят политические. Потом вторая категория — «опасных», они остаются на Сен-Лоране в лагере и занимаются садоводством или земледелием. При необходимости их могут отправить в лагеря жесткого режима — Кам Форестье, Шарвен, Каскад, Крик Руж и на 42-й километр. Этот, последний, называют еще лагерем смерти.

Ну и, наконец, последняя категория — самые благонадежные. Они получают работу в конторах, на кухнях, работают мусорщиками или в разных мастерских — плотниками, малярами, кузнецами, электриками, делают матрасы, стирают и так далее. Итак, решающий момент — день прибытия. Если тебя отделили от остальных и засадили в камеру, значит, тебя отправят на острова. И тогда можешь распрощаться с мыслью о побеге. Тут только один шанс — быстренько покалечиться — разрезать коленку или брюхо, чтобы тебя отправили в госпиталь. Словом, любой ценой постараться отвертеться от островов. Еще один шанс: пока корабль, отвозящий заключенных на острова, не готов к отправке, попробовать подкупить санитара. И тот сделает укол скипидара в сустав или засунет в порез волосы, вымоченные в моче, чтобы рана воспалилась, или даст подышать серой, а потом доложит врачу, что у тебя температура под сорок.

Если тебя не вызвали, а оставили вместе с другими в лагерном бараке, у тебя будет время подыскать работу, но только на территории лагеря. Тут снова надо сунуть начальству, чтобы устроиться золотарем, мусорщиком в деревне или на лесопилку к частнику. Тогда ты будешь свободен в передвижении, ведь в лагерь нужно возвращаться только к вечеру, что даст возможность связаться с вольными поселенцами, живущими в деревне, или с китайцами, которые могут помочь организовать побег. В другие лагеря нос лучше не совать. Там люди мрут как мухи. Больше трех месяцев никто не выдерживает. А в джунглях заключенных заставляют рубить деревья по кубометру в день на каждого.

На протяжении всего пути Жуло накачивал нас всей этой ценной информацией. Со своей судьбой он уже смирился. Он знал, что как совершивший побег прямиком отправится в дисциплинарный блок. Потому он запасся небольшим кусочком бритвы, запрятал его в свой патрон. Сразу по прибытии он собирался разрезать себе колено. Он уже решил, что, спускаясь по трапу, свалится с него у всех на глазах. И тогда его прямо с парохода заберут в больницу. Так оно и случилось.

• Предыдущая
• 10/112
• Следующая