Американский ниндзя 1-2 - Холланд Майк - Страница 22

«В этом нет ничего особенного, — напомнил себе Джо, помогая Патриции сойти. — Просто я встретился с девушкой. Вот и все».

Случайно или намеренно, но Патриция задержала прикосновение. Она изо всех сил боролась с собой, чтобы не прижаться к Джо всем телом.

И снова Джо столкнулся с уже знакомой проблемой, когда хочется что-то сказать, но слов нет.

— Тебе понравилось кататься на мотоцикле? — спросил он, нежно заглядывая девушке в глаза.

— Да, — живо отозвалась она. — Мне сегодня было очень весело.

«Весело… — не без оттенка сожаления повторил Джо мысленно. — И только. В самом деле — ничего не произошло. Ничего».

«Милый… Ну как же мне преодолеть твою скромность, не опозорившись самой?» — с щемящей тоской подумала Патриция.

Она улыбалась, но глаза ее блестели так сильно, что легко можно было догадаться, что в них набухают слезы.

Возле веранды стрекотали цикады…

— Мне тоже, — одними губами проговорил Джо.

Прекрасный выдался вечер — мягкий, тихий… И звезды… Природа словно нарочно создала обстановку, как нельзя лучше подходящую для признания в любви.

Двое молча стояли на пороге, не зная нужных слов.

В соседних домах гасли окна.

— Хочешь зайти? — не выдержала Патриция, и ее сердечко забилось, как огонек свечки на ветру.

Вот и призналась, вот и предложила сама…

«Зайти… А чего в этом такого? — слегка прищурился Джо. — И все равно — лучше не надо. Это уже к чему-то обязывает. Это уже все осложняет…»

— Я думаю, не стоит…

«Любимый, дорогой, ну зачем же ты так…»

— А я думаю, стоит! — Патриция улыбнулась шире, и слезинка наконец скользнула по ее щеке, незаметно падая на платье.

«Не молчи, не стой, я же люблю тебя!» — кричали во весь голос ее расширившиеся глаза.

«В этом нет ничего особенного… — Джо заморгал, чтобы в глазах перестало щипать. — Ниче…»

Кто тронулся с места первым, они не запомнили. Руки Джо сомкнулись на спине девушки, руки Патриции — на шее Джо. Два дыхания встретились в воздухе и смешались в одно, когда губы сами потянулись друг к другу и слились.

Вечер создан для созерцания, ночь — для любви…

Цикады наконец умолкли.

Синие лунные тени под ногами сделались темными и длинными.

Погасли последние окна, и лишь выпуклые от яркости горошины звезд висели на небе и смотрели, как двое стоят на пороге и не могут никак разойтись…

Для чего нужны вечер и ночь — понятно, необходим и день — когда еще человеку остается заниматься делами? Но вот зачем было выдумано утро? Утро, когда после ночи и вечера глаза закрываются сами, голова наливается тяжестью и прилипает к подушке — огромная и неподъемная, когда веки склеиваются, а руки и ноги отказываются подчиняться, а откуда-то из внепостельного уюта уже кричит, требует чей-то голос:

— Встать! Всем встать…

Да как же встать-то? Уж слишком дорог сон.

— Смирно!

Сержант Ринальди орал во весь голос, но Джо только глубже зарылся в матрац.

Пусть кричит, пусть разоряется… здоровье — то есть сон — дороже.

— Вставай! — ткнул его в бок сосед, и подчинится приказу все-таки пришлось.

Здоровье здоровьем, а есть еще и долг. Вернее — служба…

Когда Джо открыл непослушные глаза и сел, все давно уже стояли навытяжку, а от дверей доносился возмущенный рык.

— У нас здесь, оказывается, есть солдаты, которые думают, что они могут смеяться надо мной, — гневно вращал глазами Ринальди, и его вислые щеки надувались при каждом слове пузырями. — Они не знают, наверное, что я стал сержантом еще до их рождения. Здесь некоторые учились в специальных школах и воображают, что нравы, принятые среди малолетних преступников, можно распространить на армию!..

Легкое фырканье сбило сержанта с мысли, и он так и замер с раскрытым ртом.

Неуместный звук донесся с той стороны, где стоял Чарли, на которого и устремился сержантский строгий взор.

Чарли давился со смеху.

Он делал что мог, чтобы совладать со своим лицом, но напрасно: щеки так и танцевали, глаза превратились в щелочки, а улыбка прорывалась наружу.

Сержант побагровел.

Чарли прикусил губу. Теперь смеяться хотелось уже не так, но остановиться он не мог.

— Тебе смешно, Чарли? — даже самый наивный человек не смог бы принять оскал сержанта за улыбку. — Некоторым нравится забывать про свои обязанности, да?

Веселье мгновенно слетело с лица шофера: он понял, что сержант как-то вычислил его роль во вчерашней проделке с побегом Джо. Пусть доказать его вину было сложно и даже невозможно — сержанту и не требовались доказательства. В армии сделать веселую жизнь человеку можно и просто за красивые глаза…

— Нет, сэр, — возразил он, подтягиваясь.

— Нет, сэр, значит… — толстый палец сержанта уперся Чарли в грудь. — А мне казалось, что я кое-что слышал про тебя… — испуганный вид шофера заставил сержанта слегка смягчить свой гнев. Как многим властным, но неуверенным в себе в глубине души людям, ему бывало достаточно даже внешнего признания собственного авторитета. — Ну ладно, Чарли, с тобой как-нибудь разберемся… Ты по-прежнему можешь работать здесь и выносить мусор, пока мне или полковнику это не надоест. А что касается… — сержант поискал взглядом Джо, и его глазки налились кровью, — тебя, герой… — он сделал паузу, и казарма погрузилась в непроницаемое молчание: судя по тону, сержанту пришло в голову нечто, действительно могущее иметь для Джо серьезные последствия. Да и как же иначе, если излюбленная санкция была уже предпринята против нарушителя куда более мелкого калибра? — Так тебе кажется, что можно не обращать внимания на мои приказы? Да? Тебе не нравится работать, оказывается? — приговор все откладывался, и его ожидание от этого делалось все тревожнее и драматичнее. — Тебе нравится кататься по городу? — Даже невозмутимый Джо начал чувствовать себя неуютно в ожидании кульминации сержантской речи, и вот она наступила. — Ну ладно, ты у меня покатаешься! — прогрохотал сержант под аккомпанемент гробового молчания. — Отныне ты приписан к автобазе…

И все же что-то не дало Джо рассмеяться, как это сделали остальные. Напротив, что-то подсказывало ему, что в самой внешней невинности наказания кроется нечто более серьезное, чем можно было угадать с первого взгляда.

Уж слишком серьезен был Ринальди.

Уж слишком скользким был его приятель в ресторанчике.

Уж слишком…

Многое тут было «слишком».

«Держи ухо востро», — посоветовал Джо голос из темного прошлого, и спорить с его подсказкой Джо не стал.

Легко смеяться, не слыша предчувствий…

С тяжелым сердцем Джо явился на автобазу, огляделся по сторонам: она выглядела будничной и мирной — и отправился на поиски диспетчера. Он двигался обычно, как всегда, и как всегда его лицо хранило спокойствие, но обострившиеся зрение и слух яснее ясного напоминали ему о необходимости быть начеку.

Уж слишком спокойно здесь было с виду…

Уж слишком…

А на автобазе кипела жизнь. Она жила ревом моторов и скрипом тормозов, обрывками шоферских разговоров и дыханием выхлопных газов; по ней плавали грузы, по ней топали ноги, черно-серые шины выдавливали из случайных луж жидкость — и те высыхали на глазах, оставляя маслянистые пятна попавшей в воду смазки. Запах бензина мешался с запахом нагретых солнцем металла и брезента, шумы сливались в единый путаный гул, и лишь одно объединяло в некую целостность все местное разнообразие — движение. Люди бегали туда-сюда, машины ездили — ничто не стояло на месте, и потому Джо не составляло труда найти диспетчера — едва ли не единственного человека, пребывающего в состоянии относительного покоя.

Диспетчера отгораживала от суеты деревянная стойка с буквами, обозначающими код автобазы и его собственную фамилию. Джо простоял у этого импровизированного барьера несколько секунд, дожидаясь, когда диспетчер заметит его.

— Сержант Ринальди прислал меня к вам, — сообщил он, настороженно приглядываясь к бегающим глазкам диспетчера. — У вас есть для меня задание?