Капитан Мак. Игрок - дю Террайль Понсон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/120
• Следующая

— Этим представителем стал бы, разумеется, герцог Мен? — спросил Орн, для которого все стало ясно.

— Разумеется. И это положило бы конец правлению всяких проституток, развратников и менял.

— Рассчитывайте на мою помощь в этом деле, — с жаром произнес Орн.

— Рад, что вы так решили. Вы не только видите, где нарушена справедливость, но и стремитесь ее восстановить. А это, дорогой граф, и есть подлинное благородство.

Д'Омону оставалось только убедить Орна нанести визит в Со и предложить свои услуги герцогине, которая приняла бы его с распростертыми объятиями и включила бы его в растущую армию своих сторонников, работающих для достижения благородной цели.

Пообещав сделать это на днях, Орн поехал домой, чтобы предупредить графиню об их завтрашней поездке. Он нашел ее читающей недавно вышедшие «Персидские письма» Монтескье[57]. Она была одета в платье без рукавов из бледно-зеленого шелка, так что были видны ее восхитительно-нежные руки.

Ее пышные темно-русые волосы сильнее подчеркивали матовую бледность лица и шеи. Это лицо с искрящимися глазами и яркими губами, которые всегда чуть улыбались, некогда нарушило покой короля, которого нельзя было считать легко поддающимся страстям, а потом привлекло к себе графа Орна до такой степени, что он чуть было полностью не переменил все свои привычки. Сейчас он с горечью заметил, что в ее взгляде нет ответного чувства к нему.

— В Со? — переспросила она. — Интересно, что там теперь, что ты так скоро захотел вновь поехать туда. Или баронесса Ла там?

— Баронесса Ла! — он отрицательно покачал головой. — Можешь не волноваться. Это не то, что ты подозреваешь.

— Подозреваю! — она улыбнулась, показав прекрасные зубы, — Я не подозреваю. Я просто спросила. Можешь не отвечать мне, если не хочешь.

Его раздражало ее спокойствие, и он хвастливо рассказал ей о той роли, которую хотел сыграть в интриге против регента, чтобы добраться потом до этого вора, ее соотечественника, обокравшего его.

— Возможно, — предположила она, — он обокрал тебя, чтобы ты не успел украсть его жену.

Его досада усилилась еще и от того, что в этих словах ему почудилась правда, которую он даже не потрудился скрыть.

— Бог даст, я никогда больше ее не увижу.

Она засмеялась без капли ревности:

— Ты думал найти в ней развратницу, а нашел недоступную жеманницу. Сочувствую тебе, мой милый. Такие неприятности неизбежны на твоем пути. Конечно, твоя месть — твое дело. И мое мнение для тебя ровным счетом ничего не значит. Но все же посоветую тебе держаться от Менов и их замыслов подальше. А то ты можешь лишиться не только права посещать Пале-Рояль.

Он стоял рядом с ней, высокий, красивый, улыбающийся.

— Ты права, — сказал он.

Она вскинула брови:

— Удивительное признание!

— Я имею в виду, что ты была права, когда сказала, что твое мнение для меня ничего не значит.

— Прости, я нс догадалась. Я иногда очень глупа.

— Даже довольно часто. Но неважно. Сегодня понедельник. Мы едем в Со в четверг.

— Ты хочешь сказать, что ты едешь.

— Да, еду я, а ты будешь меня сопровождать. Ее светлость будет рада вновь увидеть нас.

— Возможно. Но мне безразлично, будет ли мне рада ее светлость. Я к ее меду и пчелам интерес потеряла. Да и потом я утром уезжаю с леди Стэр в Сен-Жермен до воскресенья.

— Так ты отказываешься ехать со мной?

— Я пыталась сказать именно это — в вежливой форме.

Он сжал кулаки.

— Ты решила вывести меня из себя.

— Зачем преувеличивать. Все, что я сказала, это то, что не хочу видеть эту заносчивую компанию в Со, и, кроме того, я дала обещание леди Стэр.

Не столько слова, сколько насмешливый тон, каким она их произнесла, заставил его послать ее к черту. Он вышел от нее в ярости.

Для человека его происхождения и положения было непереносимо сознавать, что он не в силах подчинить себе даже собственную жену, не говоря уже о том, что он близок к тому, чтобы распустить слуг и покинуть свой парижский дом. Ссора с женой легко могла вызвать это, поскольку в нынешних его стесненных обстоятельствах платила за дом она.

Два года назад во время их первой встречи в Лондоне его привлекла ее вызывающая красота. Ей тоже понравилась его благородная внешность, также как и высокое происхождение. Он тогда совершенно не задумывался об ее богатстве и огромном поместье в Харпингтоне. Это нисколько не повлияло на его решение сделать ей предложение.

Возможно, совершенно напрасно он не проявил тогда интереса узнать точный размер ее богатства. Боязнь обнаружить свою корысть заставила его до самой свадьбы избегать разговоров о деньгах. У него была абсолютная уверенность в правах мужа на собственность жены. И тем более велик был его шок, когда оказалось, что он ошибался.

Поселившись с ней в богатом харпингтонском имении, он узнал, что она имела только право на ренту со своих вложенных капиталов. Более того, распорядители ее денег имели право контролировать значительную часть получаемых ею доходов от имения, не говоря уже о том, что она была лишена права его продажи. Впрочем, она и сама не собиралась позволять ему никакого финансового контроля над ней.

После этого жестокого открытия граф подумал, что он переоценил очарование ее внешности. Разочаровавшись, он сбросил маску дружелюбия, проклял судьбу и быстро вернулся к обычному своему образу жизни.

Она была разочарована не менее, чем он, и горько пожалела, что не уделила в свое время внимания словам своего брата Стивена Огилви, который ясно видел, что из себя представляет этот ее страстный обожатель. Он знал, как легко ранимо ее сердце, и как оно уязвимо для почтительно-нежного ухаживания графа. Он понимал силу ее чувств к нему, а также то, как тешило ее тщеславие, что ее жених является почти что принцем крови. Но он предупреждал ее, что огонь страсти может опалить ее.

Однако его попытки отговорить ее от этого брака чуть было не повлекли за собой разрыва между ними. И все же, когда все произошло так, как он и предупреждал, и даже скорее, чем он думал, то именно он открыл для нее ту защиту от графа, какой обладали ее доходы, и помог ей сохранить их в безопасности от посягательств графа.

Так ей удалось остаться хозяйкой положения. Особняк на улице Аржантей был обставлен так, как она пожелала его обставить. Что касается остального, то она старалась не унижать достоинства своего мужа. Иногда она даже давала ему деньги, большую часть которых он проигрывал в карты или тратил на женщин. Это было с его стороны особенно возмутительно, но если бы она и упрекнула его, то в ответ не вызвала бы никаких эмоций, кроме удивления.

Он бы просто нашел забавными подобные упреки, более приличествующими жене какого-нибудь торговца. Но она его не упрекала. Ее даже удивило, что теперь, когда он скинул маску любящего мужа, она увидела его подлинное лицо и осталась совершенно равнодушна. Более того, ей казалось, что она смотрит на его поведение даже с некоторым облегчением, потому что оно разорвало ту связь между ними, которая тяготила ее, и дало ей чувство освобождения. Хотя к этому чувству примешивалась и толика стыда.

Стивен оказался в конечном счете прав. Орн больше не имел влияния на ее чувства. Ее израненное сердце, как и предвидел Стивен, было неспособно на любовь, хотя она могла бы дать достойному человеку свою верность и благодарность. Но Орну этого не требовалось.

Поэтому его гневный уход сейчас оставил ее в высшей степени равнодушной, в то же время перспектива его отъезда из Парижа несколько улучшала ее настроение.

На следующее утро, жарким августовским днем, граф Орн поехал кататься верхом к берегу Сены, где весь высший свет имел обыкновение разъезжать в колясках и верхом, ища прохладу у реки и в тени каштанов.

• Предыдущая
• 32/120
• Следующая