Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль - Страница 34

• Предыдущая
• 34/88
• Следующая

— Тому, кто не спит, ночь говорит многое, — отвечал индейский вождь. — Черная Птица всю ночь слышал стоны и вопли своих жертв; он прислушивался к вою голода в их чреве; он внимал всем голосам своего духа, но он не слышал просьб воинов своего народа.

— Хорошо, гонец передаст в точности слова, слышанные им теперь.

Собираясь удалиться, индеец начал было крепче стягивать ремень, служивший ему поясом, но Черная Птица попросил его помочь ему подняться на ноги.

Апах повиновался.

Приподнявшись не без труда на ноги и преодолевая боль, причиненную ему сильным колотьем в раздробленном плече, Черная Птица оперся на руку индейца.

— Посмотрим, что делают часовые, — произнес тихо он. С помощью индейца Черная Птица направился тихой, но довольно верной поступью к огням, которые еще горели вдоль берега.

Новые часовые сменили прежних, которые завернулись в бизоньи шкуры и храпели подле огней. Из всех воинов только один вождь не смыкал глаз. Новые часовые стояли на своих постах недвижно, как статуи. Первый часовой, которого начальник спросил о том, что случилось ночью, отвечал:

— Туман не тише, чем река; белые воины, которые избегли огня, не могли иначе спастись вплавь, как сделавшись немы и тихи, как рыбы под водою.

В этом же роде отвечали все прочие часовые.

— Хорошо! — произнес вождь, в глазах которого заблестела дикая радость.

Обернувшись к своему провожатому, он продолжал, указывая на перевязку, скрывавшую его рану:

— Мщение слишком громко говорит моему слуху, так что оно не может различать других голосов.

Индеец молча отвел Черную Птицу к костру, у которого тот сидел прежде. Несмотря на только что услышанное из уст военачальника подтверждение его прежнего решения, индеец не спешил удалиться. Его глаза, казалось, старались проникнуть сквозь густое облако тумана, висевшее над рекой.

Усилившийся к рассвету ветер по временам разгонял это облако, и каждую минуту надо было ожидать, что туман скоро вовсе рассеется. Между тем как внимательно ни вглядывался индеец вдаль, однако он не мог различить на реке острова, описание которого слышал от Черной Птицы. Вдруг в голове его промелькнула мысль, что бдительность часовых по каким-то необъяснимым причинам могла быть обманута. При этой мысли индеец едва скрыл свою радость.

— Я сказал, — произнес он, — что предприму обратный путь, только когда взойдет солнце.

Вскоре первые лучи рассвета стали обрисовываться отчетливее, и облака тумана заколыхались, подобно облакам пыли, вздымаемой стадом буйволов.

Палевые облака плыли над лазоревой поверхностью реки, и вдруг Черная Птица испустил страшный крик обманутого ожидания и ярости.

Островок совершенно исчез с поверхности реки; место, которое он еще накануне занимал в середине реки, было гладко, как зеркало, ни одна тростинка, ни одна зеленеющая травка, окружавшая его, не виднелись на реке.

— Рука злого духа простерлась над водой, — произнес индейский гонец, — он не захотел, чтобы белые собаки, его дети, встретили смерть от такого знаменитого военачальника, как Черная Птица.

Но последний уже не слышал изысканных выражений сожаления индейца, который, несомненно, был рад, что белые успели уйти. На этот раз краснокожий вождь поднялся сам на ноги, его глаза расширились, а лицо казалось необыкновенно бледным под татуировкой и густым слоем охры.

Черная Птица замахнулся томагавком на ближнего часового, но последний и не пошевелился: с вытянутою вперед шеей и приподнятой немного рукою часовой оставался недвижен, сохраняя положение человека, прислушивающегося к чему-то, как бы желая показать, что он не переставал караулить до последней минуты.

Еще один миг — и томагавк Черной Птицы обрушился бы на голову часового, но индейский гонец успел вовремя удержать руку раздраженного вождя.

— Чувства индейца имеют пределы, — заметил гонец, — он не может слышать роста травы, глаз его не может проникнуть за облака, покрывавшие реку, он не пренебрег никакими мерами предосторожности, но Великий дух не захотел, чтобы Черная Птица терял свое время на пролитие крови трех белых, тогда как он представляет ему случай пролить целые потоки этой крови.

И индеец указал при этом в ту сторону, где должен был находиться лагерь мексиканских авантюристов.

Ослабев от чрезмерного напряжения и бешенства, овладевшего им, Черная Птица не мог отвечать своему спутнику. Рана его вновь раскрылась, и кровь потекла опять сквозь перевязку. Он зашатался, колени его подогнулись, и гонец вынужден был помочь ему опуститься на траву.

Время, прошедшее с тех пор, как Черная Птица опять пришел в себя, спасло беглецов, которые при их медленном плавании по реке могли легко быть настигнуты апахами.

Раздавшийся вскоре на противоположном берегу продолжительный вой показал, что исчезновение острова замечено было наконец всеми индейцами.

— Отыщем прежде всего следы беглецов, — продолжал гонец, — и тогда Черная Птица послушается голоса рассудка, слух его не будет глух.

Находившиеся на противоположном берегу апахские воины тотчас получили приказание присоединиться к своему предводителю, и когда все воины, числом около тридцати человек, собрались вместе, раненый военачальник был поднят на свою лошадь, и весь отряд тронулся вниз по течению реки.

Когда первое удивление миновало, индейцы вынуждены были согласиться, что ничего другого с островом не могло случиться, как только то, что он был сорван с самого основания, и потому заключили, что найдут его недалеко от первоначального местонахождения.

Несмотря на то, индейцы проехали довольно значительное пространство, не заметив никаких следов белых. Наконец, раздался крик радости: один из воинов наткнулся на следы, оставленные беглецами в том месте, где они вышли на берег. Оказалось, что все меры предусмотрительности, принятые канадцем, не в состоянии были скрыть от апахов следов охотников, но, с другой стороны, тщательность, с которою они разрушили и раскидали плот, ввела индейцев в совершенный обман. Все, что составляло прежде остров: трава, ветви, корни, земля и деревья, все было унесено водой, и индейцы не могли ничего приметить, что бы им напомнило прежний остров.

Следы на берегу реки были видны только на протяжении нескольких шагов, было очевидно, что беглецы продолжали свое плавание на плоту и таким образом успели значительно опередить своих преследователей.

Несмотря на бешенство, овладевшее Черною Птицею при этом новом доказательстве невозможности догнать троих охотников, которых он преследовал с ненавистью, он успел тем не менее вернуть себе хладнокровную рассудительность.

Наружно индеец оставался спокоен и холоден.

Несмотря на наружное самообладание, страсти его не утихли в сердце и подтачивали твердость духа.

Неожиданное спасение охотников вынудило Черную Птицу отложить свое мщение, но зато он решил дать волю своему неукротимому честолюбию. Однако необходимо было исподволь преподнести удобное во всех отношениях объяснение присланному к нему гонцу, чтобы не уронить свой авторитет.

Коварный индеец вздохнул как бы с выражением облегчения и бросил продолжительный взгляд на дельту реки.

— Что слышит вождь, слух которого так чуток? — спросил индейский гонец.

— Черная Птица слышит теперь, что все тихо: голос крови не бередит его уха.

— Больше ничего не слышит предводитель? — спросил индеец.

Черная Птица не ответил ничего, но лицо его покоробила ироническая усмешка.

— Мои уши, — произнес он наконец, — больше не глухи. Рука злого духа не прикрывает их более. Я слышу голос воинов, зовущих меня для отмщения чести моего народа; я слышу треск огня, вокруг которого собрались старшие. Да будет восхвален добрый дух, покровительствующий апахскому народу! Двинемся же в путь!

И Черная Птица повернул свою лошадь к тому месту, где, по рассказу присланного индейца, должны были находиться апахские воины.

Солнце уже обливало пустыню жаркими лучами, когда Черная Птица прибыл со своим отрядом к оазису смолистых деревьев, где за день перед тем происходило описанное нами совещание индейских предводителей. После понесенного поражения индейцы вновь собрались на этом месте для обсуждения своего положения.

• Предыдущая
• 34/88
• Следующая