Девушка у обрыва, или записки Ковригина - Шефнер Вадим Сергеевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/54
- Следующая
— Ну, это не язык, — возразил я. — Много еще воды утечет, прежде чем международный код станет языком. Пока что он состоит почти сплошь из техницизмов.
— А где вы остановились? — поинтересовалась вдруг Надя.
— Так как я прилетел сюда на сравнительно долгий срок, то я остановился в гостинице.
— Переселяйтесь к нам, — предложила Надя. — Никто вас не будет беспокоить, и я в том числе. Квартира у нас сейчас почти пустая, все разъехались на лето. Брат мой тоже мешать вам не будет, он тихий.
— А кто он, ваш брат?
— Памятник, — ответила Надя.
— То есть как это памятник? — изумился я. — Очевидно, вашу речь надо понимать иносказательно: ваш брат был каким-либо известным Ученым, а затем скончался и ему воздвигли памятник? Так? Но почему я не слышу в вашем голосе скорби по усопшему? При вашей привлекательной внешности такая бесчувственность не делает вам чести.
— Да живехонек мой брат, — засмеялась Надя. — Он по специальности Памятник, он разрабатывает вопросы усиления памяти.
— Век живи, век учись, — сказал я. — И преуспевает ваш брат-Памятник на своем ученом поприще?
— Да. Несколько лет назад он сконструировал прибор, усиливающий память. Однако этот прибор нуждается в длительной проверке, и только после этого его можно будет пустить в массовое производство.
— Интересно было бы взглянуть на этот аппарат, — сказал я.
— Вы его видите на мне, — ответила Надя и коснулась пальцами своих серег.
— Как, эти маленькие сережки и есть упомянутый вами прибор?
— Да. В них вмонтированы два микроагрегата, которые создают вокруг головы усилительное поле.
— А как называется этот аппарат? — поинтересовался я.
— Полное его название — Опытный Прибор Усиления Памяти. Сокращенно — ОПУП.
— ОПУП! — воскликнул я. — Какое неблагозвучное название. Такие нелепо звучащие сокращения нередко употреблялись в Двадцатом веке, но ныне, когда существует Наименовательная Комиссия, состоящая из Поэтов-Добровольцев…
— Я понимаю вас, — перебила меня Надя. — Но брат еще не зарегистрировал свой прибор в Наименовательной Комиссии. А сам он не мог придумать ничего лучшего. Но, в конце концов, дело ведь не в названии. Прибор действует хорошо.
«Едва ли может быть удачным аппарат с таким неудачным названием, очевидно, по Сеньке и шапка», — подумал я, но ничего не сказал Наде, дабы не огорчать ее[22] .
Мы простились с Надей у подъезда, а на следующий день я переехал в ее квартиру и поселился в тихой угловой комнате. Брат ее — Памятник — оказался человеком весьма молчаливым. Если я из вежливости за обедом заводил с ним разговор о его работе, то он отвечал мне весьма охотно, но речь его настолько была насыщена научными терминами, что я ничего в ней понять не мог. В Надином изложении все это выглядело гораздо проще и понятнее.
Теперь я работал на дому. Набрав в библиотеке книг, я читал их и выбирал из них те стихи, которые, на мой взгляд, подходили для «Антологии». Затем я читал их вслух, а МУЗА[23] их записывала. Однажды я засиделся за этой работой до поздней ночи, но не успел выполнить своей программы. Утром мне надо было сдать книги в библиотеку, как я обещал Библиотекарю, но у меня осталось одиннадцать стихотворений одного автора, которые я не успел задиктовать. За завтраком я обратился к Наде с просьбой — не продиктует ли она МУЗе эти стихи в мое отсутствие, пока я пойду в библиотеку, чтобы отнести те книги, которые мне уже не нужны. А эту книгу я отнесу после обеда.
Надя охотно согласилась, но добавила, что я могу отнести и ту книгу, где помещены эти одиннадцать стихотворений. Она прочтет их сейчас, запомнит и продиктует МУЗЕ.
— Ну что вы говорите, Надя! — возразил я. — Разве может Человек сразу, с бухты-барахты, запомнить одиннадцать длинных стихотворений!
— А вот увидите, — спокойно ответила девушка. Затем она быстро и, как мне показалось, даже не очень внимательно прочла намеченные мной стихи и вручила мне книгу. — Несите спокойно в библиотеку.
Я понес книги в библиотеку, но ту книгу я все-таки не сдал, отсрочив ее возвращение на день. Но каково же было мое удивление, когда, вернувшись, я нашел на своем столе одиннадцать стихотворений, которые МУЗА перепечатала в трех экземплярах! Вынув из портфеля несданную книгу, я сверил текст. И что же? Я не обнаружил ни единой ошибки! Надя за несколько минут запомнила трудный старинный текст и безошибочно продиктовала.
— Надя! Надя! — стал я ее звать и, не дозвавшись, выбежал из комнаты. Я застал ее в кухне, где она программировала ДИВЭРа к обеду.
— Надя! Я поражен вашей феноменальной памятью! — воскликнул я.
— Да, благодаря прибору брата память у меня хорошая, — с улыбкой ответила девушка. — У меня градация девяносто девять при стобалльной системе. Но мой брат говорит, что хвастать этим нечего: можно быть глупым Человеком и иметь отличную память. Когда я была у ОРФЕУСа, он дал мне только четыре балла.
— Надя, у вас память не просто отличная, а сверхфеноменальная, — сказал я. — Я завидую вашей памяти.
— Это, пожалуй, единственное мое достоинство, — скромно ответила она. — И если я могу быть иногда полезной вам в работе над «Антологией», смело прибегайте к моей помощи.
И действительно, Надя с этого дня стала помогать мне в моей работе, и помощь ее (конечно, чисто техническая) была весьма ощутимой.
- Предыдущая
- 31/54
- Следующая
