Избранное - Григорьев Николай Федорович - Страница 108
- Предыдущая
- 108/126
- Следующая
Да, вот так именно приспели мне на выручку два дружка - бойкие,
ловкие и одинакового роста: чернявый Филиппенко и русоволосый Крысько.
Под смех присутствующих пришлось и мне войти в роль.
- Но вы же пулеметчики! - выразил я сомнение, как и подобает
командиру.
- Пулеметчики, - кивнули оба. - Но можем и линию проложить.
- Тогда за дело, ребята!
- Есть станция, - доложил Филиппенко и прицелился вилкой к
красным, как закатное солнце, соленым помидорам.
- Есть заземление, - добавил Крысько, помогая жене в хлопотах у
стола.
- Есть огонь - добра горилка! - зычным голосом артиллериста
завершил доклады Кришталь.
И все мы подняли чарки.
За столом было много радостных воспоминаний, были и минуты
молчания. Поминали погибших.
Здесь я впервые твердо узнал, что Федорчук погиб.
Как видно, я не успел справиться с собой - и горечь утраты
тяжелой печатью легла на мое лицо. Вера Андреевна глянула на меня и
заплакала. Потом наполнила мою чарку и велела мне отдельно, особо
помянуть матроса.
Выяснилось, что Филипп Яковлевич Басюк (Федорчук) - уроженец не
дальних отсюда мест. Найдутся, возможно, и родственники.
И мы, ветераны "Гандзи", порешили: собрать все, что может
восстановить память о нашем геройском моряке.
- Еще одно сообщение... - начал было Крысько и замялся. Шепнул
что-то Филиппенко. Оба заулыбались.
- Вижу, - говорю, - хлопцы, дулю мне готовите?
- Дуля кисловатая, - рассмеялся Филиппенко.
А Крысько:
- Угадайте, про кого разговор?
"Кого же, - думаю, - мне преподносят под видом кислой дули? С
бойцами на бронепоезде я ладил, меня уважали... Стоп, уж не намек ли
на Малюгу?"
Так и есть - угадал. Значит, жив, бородач! Любопытно, как-то мы
встретимся.
Встали от стола. Пошли пройтись по Хмельнику. Ивана Васильевича
Крысько здесь знает каждый. Еще недавно он был в Хмельнике
заместителем председателя исполкома.
И сразу почувствовали, что городок сегодня чем-то приятно
взволнован. Заходим всей гурьбой в парикмахерскую - и происходит
невероятное: клиенты дружно уступают нам свою очередь. А сам
парикмахер, отбивая на ремне бритву, делает несколько метких замечаний
о действиях бронепоезда "Гандзя" под Винницей.
Побритые, причесанные и опрыснутые одеколоном, мы двинулись
дальше. Узкие тротуары из каменных плит, заложенные еще в глубокую
старину, чередовались с полосками асфальта. А над головами нависали
кусты и деревья, которым было явно тесно за ветхими заборчиками.
К тротуару, на красную линию, выступали лишь вновь построенные
дома; все остальные прятались в зелени от южного зноя.
Под предводительством Ивана Васильевича мы побывали в универмаге.
В Доме культуры. В райисполкоме... Всюду уже с порога нас встречали
приветливыми улыбками, спеша усадить на почетное место.
В беседах хмельчане и хмельчанки охотнее всего говорили о
гражданской войне. При этом оказалось, что все они превосходно
разбираются в устройстве гаубицы шестидюймового калибра.
Ай да Иван Васильевич! Да ведь у тебя весь город прочитал книжку
"Бронепоезд "Гандзя""!
На другой день из Винницы примчался в Хмельник фургончик
радиовещания. Корреспондент радио усадил нас, гостей Ивана
Васильевича, вокруг магнитофона и потребовал интервью. Все это было
передано в эфир.
Потом за нас принялись газеты...
Приятно, конечно, понежиться в лучах славы, но пора было браться
и за работу
Чтобы написать вот эти страницы, мне не хватало тогда многого.
После разгрома врага у Попельни и не менее тяжелых боев за Киев
бронепоезд "Гандзя" превратился в искалеченного и уже беспомощного
воина.
Штаб Щорса приказал "Гандзе" отойти в глубокий тыл, на брянские
заводы, для капитального ремонта.
По несчастью, я заболел тифом и попутный санитарный поезд умчал
меня в Москву.
А что сталось с бронепоездом?
Два вечера воспоминаний - и Крысько, Кришталь, Филиппенко,
дополняя и поправляя друг друга, рассказали о времени, проведенном в
Брянске.
С восторгом говорили о Луначарском. Встретились они с ним в цехах
завода. Нарком просвещения был в военной форме, которая ему явно не
шла. Он и сам, человек глубоко мирный, смущался своим видом, а наган в
кобуре, как нарочно, то и дело выползал к нему на живот. И
чувствовалось, что между наркомом просвещения и наганом не
прекращается глухая ссора.
Анатолий Васильевич был послан сюда Лениным. С мандатом
уполномоченного Реввоенсовета Республики он оказывал помощь заводам в
ремонте бронепоездов и в выпуске новых.
Спасибо Анатолию Васильевичу, занялся он и полуразрушенной
"Гандзей".
Вот когда наконец-то бронепоезд оделся в стальную броню!
С еще более мощным, чем прежде, вооружением он был двинут под
Орел против рвавшихся к Москве полчищ Деникина.
Одели здесь как следует и бойцов - в кожаное обмундирование.
Каждый получил куртку, брюки, ботинки с крагами и кожаную фуражку.
Построились бойцы и сами на себя залюбовались. И красиво, и
внушительно: будто не одежда, а боевые латы поблескивают!
На фронт под Орел прибыла дивизия латышских стрелков - в боях с
белогвардейцами она не знала поражений.
"Гандзя" вошла в колонну бронепоездов с задачей - массированными
артиллерийскими ударами содействовать успеху латышей.
20 октября, после кровопролитного сражения, Орел был очищен от
врага.
Только Теслера бойцам не удалось повидать.
x x x
Ивану Васильевичу Крысько был подан "газик". Для поездки
ветеранов "Гандзи".
"Нелегко, - подумал я, - товарищам из Хмельника в эту пору
лишиться автомашины. В разгаре уборка урожая. А мы занимаем "газик" на
несколько дней, причем для дела совсем не срочного. Хотим отыскать
затерявшиеся следы бронепоезда "Гандзя", его людей... По существу -
историко-революционная экспедиция. А для таких экспедиций есть свой,
спокойный календарь".
Но товарищи в Хмельнике высказались за немедленный наш отъезд:
"Пополнить реликвии гражданской войны - это же святое дело!"
В машине нас, пассажиров, пока четверо: Крысько, Филиппенко,
Кришталь и я.
Держим направление на Винницу. Потом сворачиваем на шоссе Винница
- Хмельницкий.
Я жадно глядел по сторонам. Воевал за Украину - но много ли я
видел в этой стране? Бронепоезд ведь привязан к железной дороге. Даже
в бинокль видишь только цель для артиллерийского обстрела.
Едем дубовой аллеей.
Что ни дерево - Тарас Бульба в лесном царстве.
На ветвях дубов будто облака поселились. И только потому, что
облака зеленые, догадываешься, что это листва.
Выходим из машины, вчетвером беремся за руки - не обхватить дуба!
Кличем шофера: "Становись пятым!"
Аллея эта такой длины, что соединила два областных центра -
Винницу и Хмельницкий.
Сто километров двухсотлетних дубов.
Однако за дорогу в "газике" прибавился пассажир; теперь нас,
кроме шофера, не четверо, а пятеро. Кто же пятый?
А мы сделали крюк, чтобы повидаться с Малюгой. В жизни мой старый
артиллерист называется Лукьян Степанович Головатый, житель села
Зяньковцы. Он колхозник, уважаемый в здешних местах человек. Когда с
окончанием гражданской войны вернулся с бронепоезда, селяне избрали
его головою сельрады (председателем сельского Совета). "Головатый - да
- Предыдущая
- 108/126
- Следующая