Отважная охотница (сборник) - Рид Томас Майн - Страница 12
- Предыдущая
- 12/117
- Следующая
Внутри дома обстановка и утварь очень скудны. Столов нет вовсе, стульев мало, да и те состоят из грубых самодельных рам, на которые натягивается сиденье из невыделанной кожи. Имеются бамбуковые кровати; в каждом доме чернеет камень, на котором размалывается маис; на полу разложены пальмовые циновки и стоят корзины. Посреди единственной комнаты стоит маленький очажок, похожий на алтарь; на стене висят бандолина, богато разукрашенное серебряными гвоздиками и пластинками седло тисненой кожи, волосяная уздечка с тяжелыми железными удилами, мушкет, сабля. Наконец, мы находим в доме множество ярко раскрашенных кубков, чаш и блюд, но ни ножей, ни вилок, ни ложек не имеется. Такова обстановка ранчо в области.
Сам хозяин (ранчеро) либо сидит дома, либо чистит своего низкорослого, жилистого и бойкого мустанга. Ранчеро обычно либо испанец, либо метис. Чистых индейцев среди ранчеро мало: они большей частью являются пеонами или работниками.
У ранчеро чрезвычайно живописная одежда и наружность. У всех, без исключения, смуглая кожа, черные волосы, ослепительно белые зубы. Усов они почти никогда не подстригают. Костюм ранчеро стоит описать поподробнее. Они носят бархатные штаны (кальсонеро) зеленого или другого темного цвета, разрезанные по внешнему шву и обшитые снизу черной тисненой кожей, защищающей голени при езде по тернистым чапарралям. В холодную погоду разрез застегивается на пуговицы-бубенчики, нередко серебряные. Под штаны надевается широкое и тонкое бумажное белье (кальсонильо), видное сквозь разрез и очень красиво контрастирующее с темным бархатом. Талия ранчеро задрапирована широким шелковым поясом, чаще всего ярко-красным; бахромчатые концы его свисают вдоль бедер. За пояс затыкается охотничий нож. Поверх белой плиссированной батистовой рубашки надевается короткая вельветиновая куртка с красивой вышивкой и блестящими пуговицами. На голове ранчеро носят широкополую шляпу (сомбреро) с золотой или серебряной лентой. Ноги обуты в сапоги красной кожи с огромными звенящими шпорами. Наконец, вы никогда не увидите ранчеро без серапе – плаща, который служит ему постелью, одеялом, плащом и зонтом.
Жена его прибирает или, стоя на коленях перед метате, замешивает на нем тесто для тортилий, сдабривает его красным стручковым перцем. На нее надета яркая, очень короткая юбка, открывающая красивые ноги без чулок, в маленьких туфельках.
Руки и грудь открыты, серовато-голубой головной платок (рекосо) прикрывает их лишь наполовину. Ранчеро ведет легкую, свободную и беззаботную жизнь. Все мужчины – прекрасные наездники: они с детства приучаются к верховой езде, так как пасут стада верхом и вообще пешком никогда не ходят. Они играют на бандолине, поют андалузские песенки, с жаром пляшут фанданго и очень склонны к чингарито (водка из мескаля).
Таковы ранчеро в окрестностях Вера-Круца, таковы они и по всей Мексике, от северных ее границ и до самого перешейка.
На tierra caliente живут и крупные плантаторы, разводящие хлопок, сахарный тростник, какао, ваниль. Дома таких плантаторов называют гасиендами. Посетив гасиенду, мы увидим гораздо более оживленную картину, чем на ранчо. Она окружена огороженными и тщательно возделанными полями. Поля орошаются водою из соседней речки, по берегами которой растет какао. Богато увлажненная почва перерезана рядами величественных индейских смоковниц. Огромные желто-зеленые листья, охватывающие черешок и затем грациозно склоняющиеся вниз, делают это дерево одним из самых живописных, а тяжелые кисти мучнистых плодов – одним из самых полезных тропических растений. Среди полей мы видим белые или ярко выкрашенные низкие стены дома, над которыми возвышается красивый шпиль. Это и есть гасиенда богача-плантатора, со службами, домашней церковью и колокольней. Кругом кипит работа. Пеоны, одетые в белые бумажные ткани, трудятся на полях. На головах у них широкополые плетеные шляпы из листьев пальмы – сомбреро. На ногах – грубые сандалии (гвараче) с ременными завязками. У пеонов темная, но не черная кожа, блестящие глаза, серьезное и важное выражение лица, длинные, жесткие, черные, как смоль, волосы. На ходу они выворачивают ноги носками внутрь. По потупленным глазам, по всем манерам и повадкам видно, что это – угнетенные люди, на которых лежит вся тяжелая и черная работа. Это – Indies mansos (усмиренные индейцы), попросту – рабы, хотя официально, по букве закона они и считаются свободными. Это – пеоны, земледельцы, потомки побежденных сынов Анагуака.
Таковы люди и племена, с которыми путешественник встречается в тропической полосе Мексики, в окрестностях Вера-Круца. Впрочем, они ни по костюму, ни по обычаям, ни по образу жизни почти ничем не отличаются от обитателей горных плато. Да и вообще если учесть огромное разнообразие природных условии испанской Америки, то надо сказать, что население ее необычайно однородно.
Солнце еще не взошло, когда в мою палатку просунулась голова. Ранний гость оказался сержантом Бобом Линкольном.
– Люди уже под ружьями, капитан!
– Отлично! – воскликнул я, соскакивая с кровати и поспешно натягивая свой костюм.
Я выглянул наружу. Луна еще сияла в небе, и при ее свете я увидал роту, выстроившуюся на плацу в две шеренги. Как раз против моей палатки худощавый мальчик седлал низкорослую лошаденку. То был Маленький Джек, как прозвали его солдаты, на своем мустанге Твидгете.
На Джеке была зеленая куртка в обтяжку, расшитая желтыми шнурами, и узкие светло-зеленые штаны с лампасами. Форменная фуражка лихо сидела на светлых кудрях; сбоку висела сабля в восемнадцать дюймов длиною, на ногах звенели мексиканские шпоры. Кроме всего этого у Джека был самый маленький карабин, какой только можно себе представить. В таком обмундировании и вооружении он представлял собою настоящего вольного стрелка в миниатюре.
Твидгет отличался незаурядными качествами. То была коренастая и жилистая лошадка, обладавшая способностью на протяжении долгого времени существовать одними почками мескито да листьями агавы. Выносливость ее была не раз проверена на опыте. В одном сражении случилось так, что Джек и Твидгет каким-то образом потеряли друг друга, и мустанг четверо суток провел в сарае разоренного монастыря, где не было никакой пищи, кроме камней и известки!
Когда я выглянул из палатки, Джек как раз кончал седлать коня. Увидев меня, он побежал подавать завтрак. С едой я покончил в одну минуту, и наш отряд в молчании двинулся по спящему лагерю. Вскоре к нам присоединился и майор, сидевший на высоком поджаром коне, за ним следовал негр на спокойном, жирном жеребце, с большой корзиной, в которой заключался майорский провиант. Этого негра майор называл –доктором_ или просто –доком_.
Скоро мы выбрались на дорогу, ведущую к Орисаве. Майор и Джек поскакали во главе кавалькады. Контраст между этими двумя всадниками невольно вызывал у меня улыбку; в сером утреннем свете огромный, толстый майор казался на своем длинноногом жеребце гигантским кентавром, тогда как Джек и Твидгет были похожи на выходцев из царства лилипутов.
Какой-то всадник выехал из леса на дорогу и двинулся нам навстречу. Майор сразу придержал коня и пустил его шагом, так что вскоре оказался в тылу отряда.
Маневр этот был выполнен очень осторожно, но я не мог не заметить, что верховой мексиканец порядком встревожил моего начальника...
Всадник оказался пастухом-самбо, разыскивавшим скот, убежавший из соседнего кораля. Я стал расспрашивать его, где можно найти мулов. Самбо показал рукой на юг и сказал по-испански, что там сколько угодно мулов.
– Hay muchos, muchissimos! (Там много, много!) – говорил он, показывая на дорогу, уводившую влево, через лес.
Следуя его указаниям, мы свернули на новую дорогу, но она вскоре сузилась. Солдаты пошли гуськом по-индейски. Тропинка терялась под густолиственными деревьями, ветки которых сплетались у нас над головами.
Майору все время приходилось склоняться всем своим крупным телом к луке седла. Раз или два он даже спешивался: колючие акации не давали возможности ехать верхом.
- Предыдущая
- 12/117
- Следующая
