Голубой пакет - Брянцев Георгий Михайлович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/178
• Следующая

А эта албанская сабля, усыпанная кораллами и бирюзой, с расширением на конце, называемым елманью! Ее выковали в Турции и отделали в Албании. В двадцатом году Керлинг случайно купил ее за бесценок у пьяного врангелевского полковника, к которому она бог весть как попала. Впоследствии за этот клинок Керлингу давали там же, в Константинополе, бешеные деньга, но он, конечно, не согласился продать его. Он понимал толк в вещах и знал, что с каждым годом цена будет расти.

А персидская сабля с тонким, как жало, змеевидным клинком и золотой насечкой по нему? О! Этой сабле уже четыреста лет! Шутка сказать! И, пожалуй, ее следует убрать со стены в более укромное место. Сабля хорошо известна в Тегеране знатокам старинного оружия, а вот несколько щекотливую историю приобретения ее Керлингом почти никто не знает. Поэтому лучше припрятать ее, подальше… Так будет спокойнее.

А что можно сказать вот об этой сабле с короткой рукояткой, будто она делалась для узкой женской руки? Это индийская сабля ятаганного типа с обратной заточкой клинка. Ее ножны, покрытые серебряной насечкой и позолоченные, походят на кружевной узор, а поверх узора, будто нечаянно, рассыпаны звезды из неувядаемой голубой эмали. Ей цены нет. За нею Керлинг охотился два года, вложил в эту авантюру немало денег и все-таки добыл! Сабля — произведение рук дамасских мастеров. Она сделана в шестнадцатом веке по заказу индийского раджи для его сына, ставшего воином.

Но разве только сабли в коллекции Керлинга? Рядом с ними висят с одной стороны японская катана, а с другой — турецкий ятаган, напоминающий обычный серп с оттянутыми краями, с такой же, как у серпа, обратной заточкой и с крыльями на рукояти. Вот палаш "кунда", прямой, стремительный, расширяющийся к концу, с узорчатой серебряной накладкой вдоль обеих сторон обуха. И тускло мерцает на темном ковре страшный индийский кутар без ножен с широким и толстым, как ладонь, обоюдоострым лезвием, с двойными упорами для рук, рассчитанный для близкого колющего и уж, конечно, смертельного удара.

По краям стены развешаны доспехи оборонительного боя. Тут булатный персидский шлем с прогибами от сабельных ударов, арабские "зерцала" из нескольких стальных щитков, покрытых кружевным орнаментом из виноградных лоз и порхающих птиц, кольчуги и наручи. Темнеют на стене щиты из твердого, как железо, дерева, обтянутые кожей и покрытые накладками из серебра и бирюзы, круглые пороховницы из дерева и кожи, украшенные ажурной резьбой поверху, тяжелые боевые топоры. Устремились вверх длинные стройные копья с фигурными стальными наконечниками и украшениями из цветных перьев и конского волоса.

А внизу, над самой тахтой, — ножи и кинжалы. К ним больше всего неравнодушен Керлинг. Возможно, потому, что в былые времена ему самому не раз доводилось в весьма серьезные минуты жизни пользоваться этим видом оружия. Тут ножи персидские и китайские, монгольские и казахские, киргизские и татарские, турецкие и индийские, кавказские кинжалы кама с прямым лезвием и бебуты с кривым. Среди них мексиканские мачете и испанские стилеты.

А вот среднеазиатский нож — клыч, то, чем Керлинг, пожалуй, дорожит больше всего. Долго искал его Керлинг! Но и в мечтах не представлял себе, что найдет такой редкостный экземпляр! Клычей в Средней Азии много. Десятки их проходили через руки Керлинга и не задерживались. Разнообразные клычи он видел на рисунках, рассматривая специальные книги о старинном восточном оружии. Но такого экземпляра… Нет, такого он не встречал даже в книгах.

Длина этого клыча — тридцать семь сантиметров. В ножнах он походит на скрученную змею с позолоченной и украшенной эмалью головкой. Рукоятка емкая — для широкой кисти. Глаза змеи — два кроваво-красных рубина. Лезвие ножа, выкованное из булатной стали с синеватым отливом, по обеим сторонам имеет до того мелкую ажурную насечку, что, когда всматриваешься, рябит в глазах. Этот клыч, несомненно, многолетний труд какого-то великого мастера-художника, имя которого затерялось в веках.

Раздобыл его Керлинг три года назад. Ради него он и пожертвовал тем самым клинком, из-за которого сегодня его дом "посетил" Наруз Ахмед.

Этот эмирский клинок был действительно куплен на базаре, у Исмаили. Но кто мог знать, что клинок связан с какой-то тайной? Видимо, и Исмаили не подозревал о ней, если, едва купив клинок, тотчас же сбыл его с рук. А он, Керлинг, тоже поторопился обменять клинок на редкий клыч… Чертовщина какая-то.

Керлинг отлично помнит, как попал к нему этот клыч. Дело было в начале сорок шестого года. В отеле "Дербент" какое-то левое издательство устроило прием в честь иностранных корреспондентов. Был приглашен и Керлинг. Его познакомили с советским офицером-переводчиком, молодым еще человеком. Он был не то таджик, не то узбек. Хорошо владел не только фарси, на котором бегло изъяснялся Керлинг, но и родным языком Керлинга. Но не это привлекло его внимание, а то, что советский офицер с увлечением рассказывал о старинном оружии.

Между ним и Керлингом тотчас же завязался оживленный разговор о древностях Востока, об азиатском оружии. Керлинг — мастер поддерживать такие беседы, К удивлению всех, и Керлинга особенно, молодой советский лейтенант оказался настоящим, тонким знатоком и понимал толк в оружии.

Больше того, он сказал Керлингу, что в машине у него лежит такой клыч, который трудно отыскать в нынешние времена.

Керлинг мгновенно загорелся. Он стал упрашивать лейтенанта показать клыч. Лейтенант показал, и Керлинг утратил душевный покой. Он твердо сказал себе, что клыч должен принадлежать ему. Он прямо сказал лейтенанту, что коллекционирует старинное восточное оружие и долго мечтал о том, чтобы пополнить свою коллекцию именно таким среднеазиатским клычом. Он добавил, что может показать лейтенанту свою коллекцию и предоставить возможность выбрать из нее взамен клыча то, что ему понравится.

Офицер, к удивлению и радости Керлинга, не заставил себя долго уговаривать. Он сказал, что ему понятно чувство и страсть коллекционера, и сразу согласился.

Вечером того же дня Керлинг привез лейтенанта сюда, в свой загородный дом, и показал коллекцию. И только теперь Керлингу становится досадно, что выбор офицера сразу пал на клинок, купленный у Исмаили. Неужели и он знал что-то о клинке? Быть не может. Наруз Ахмед заверил, что в тайну посвящены только двое… Хотя…

Честно говоря, Керлингу жаль было расставаться с клинком. Он был хорош, но коль скоро он без оговорок предоставил лейтенанту полный выбор, бить отбой было поздно.

Но как же фамилия этого переводчика? Вот это Керлинг забыл. А знал, знал и долго помнил.

Вторично с этим офицером Керлинг встретился в помещении редакции одной из тегеранских газет. Это было несколько дней спустя после приема. Лейтенант был очень приветлив, сам заговорил и кстати поинтересовался, где Керлинг достал клинок. Керлинг удовлетворил его любопытство, сказав, что купил клинок у антиквара Исмаили. Потом Керлинг в свою очередь спросил молодого переводчика, откуда он взял клыч. Лейтенант рассмеялся и объяснил, что клыч попал к нему за какие-нибудь полчаса до их знакомства, и он даже не успел хорошенько рассмотреть его. Клыч преподнес ему в качестве подарка старый таджик-ошханщик, живущий в Тегеране. Лейтенант назвал фамилию этого таджика, но и она вылетела из головы Керлинга.

Черт побери, как все нелепо получилось!…

И теперь клинок, конечно, в Советском Союзе. Но что же предпринять?

Керлинг подошел вновь к тахте, снял любимый клыч, обнажил его, внимательно осмотрел в который раз и, водворив на место, подумал: прогадал он или выиграл, поменяв клинок на клыч? С точки зрения коллекционера, возможно, и не прогадал, но если действительно… Нет, нет, надо что-то предпринять. Так оставлять дело нельзя.

Керлинг подошел к столу, сел в кресло, погладил дремавшего дога и погрузился в раздумье.

Минуту спустя он быстро поднялся и звонком вызвал Гуссейна.

— Я поеду в город, — сказал он. — Запри все двери. Как бы снова кто не пожаловал к нам в гости.

• Предыдущая
• 25/178
• Следующая