Понятие страха - Кьеркегор Обю Серен - Страница 45

См.: Книга Пророка Даниила, 4.30: "Тотчас и исполнилось это слово над Навуходоносором, и отлучен он был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него — как у птицы".

Сольдин был известным всему Копенгагену книготорговцем, отличавшимся крайней рассеянностью. Говорят, что однажды клиент вошел к нему в лавку, когда Сольдин стоял в стороне на стремянке, пытаясь достать какую-то книгу с верхней полки. Подражая голосу Сольдина, клиент сказал пару слов его жене; тут, повернувшись, книготорговец воскликнул: "Ревекка, а это я говорю?"

См.: Посл. к Римлянам, 8.22: "Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне".

См. главу IV, § 2.

См.: Лука, 18.11: "Фарисей став молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь".

В набросках к "Понятию страха" Кьеркегор пишет: "Вот и еще одно доказательство, что наше исследование не подвержено пелагианской безответственности, неспособной вплести индивида в ткань рода, но заставляющей каждого индивида торчать из этой ткани, подобно незаправленным концам нити. Легко г увидеть, что исследование защищает концепцию рода таким образом, чтобы не лишать индивидов их силы и не вносить неясность в понятие индивида, равно как з и в понятие рода. Если же греховность рода полагается Адамовым грехом... в том 4 же смысле, в каком лапчатые птицы все имеют лапчатые ноги, понятие индивида ь окажется снятым, равно как и понятие рода. Ибо именно здесь и лежит отличие ) между понятием человеческого рода и понятием вида животного" (Papirer. У. В 53:15, запись 1844 года).

"Надежда твари" (греч.) — Посл. к Римлянам, 8.19: "Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих". Это слово, означающее "нетерпеливое ожидание", "надежду", в датской Библии переведено как Forlengsel, то есть "тревожое ожидание", в немецкой же — как angstliche Harren, или "страшащееся ожидание". Сам греческий термин встречается в Евангелии дважды: в цитированном Послании к Римлянам и в Послании к Филиппийцам, 1.20, где оно обычно переводится как "надежда" (при уверенности и надежде моей, что я ни в чем посрамлен не буду, но при всяком дерзновении, и ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью"). У Кьеркегора этот термин встречается один раз в "Заключительном ненаучном послесловии" (Samlede Verker. 7. 164) и дважды — в "Понятии иронии" (Samlede Vwker. XIII. 173, 258).

Догматика как раз и должна толковаться таким образом. Каждая наука должна прежде всего энергично держаться за свое собствен ное начало и не вступать в сложные и запутанные связи с другими науками. Если догматика решает разъяснить греховность или доказать ее действительность, никакой догматики из этого никогда не получится, все ее существование станет проблематичным и туманным.

В набросках к "Понятию страха" это рассуждение получило следующее продолжение: "...напротив, ей следует начинать с Искупления, а ух объясняя Искупление, она тем самым косвенно объясняет греховность" (Papirer. У. В 53:17, запись 1844 года).

У самого Шеллинга довольно часто идет речь о страхе, гневе, муке, страдании и тому подобном. Однако к этим выражениям следует относиться с некоторым недоверием, чтобы не спутать воздействие греха на творение с тем, что описано у Шеллинга, — с состояниями и настроениями Бога. Подобными выражениями он как раз обозначает, если я могу так выразиться, творческие муки рождения у божества.

Подобными фигуральными выражениями он обозначал то, что сам порой называл негативным и что у Гегеля было представлено словами: "негативное, более точно определяемое как диалектеское, как иное (?? ?????)". Подобная двузначность проявляется и у Шеллинга: ибо он говорит о меланхолии, простирающейся над всей природой, и одновременно — о тоске божества. Однако прежде всего главной мыслью Шеллинга было то, что страх и тому подобное обозначают по преимуществу страдания, испытываемые божеством в процессе творения. В Берлине он выразился еще определеннее, сравнив Бога с Гете и Й. фон Мюллером, которые хорошо чувствовали себя, только когда творили; при этом он напомнил также о том, что блаженство, которое не способно сообщить себя, есть несчастье. Я вспоминаю об этом здесь, поскольку эти его высказывания уже были опубликованы в брошюре Мархейнеке, иронизирующего над ними. Этого не следует делать, ибо мощный и полнокровный антропоморфизм имеет значительную ценность. Ошибка тут совершенно в ином, здесь скорее можно усмотреть пример того, каким странным все становится, когда метафизика и догматика искажаются тем, что догматику рассматривают метафизически, а метафизику — догматически.

См.: Afarheineke Philipp. Zur Kritik der Schellingschen Offenbarungsphilosophie. Berlin, 1843. 96a. В современном датском языке у употребляемого здесь термина "Alteration" осталось лишь значения "волнение", "возбуждение"; Кьеркегор использует его в этимологически более раннем смысле — для него это "переменю", сопровождаемая внутренним томлением и "возмущением" природы.

Само слово "перемена" (Alteration) в датском языке 96а прекрасно выражает эту двузначность. "Alterere" употребляют в смысле изменения, искажения, появления из некоего изначального состояния (предмет становится чем-то иным), однако слово "altereret" означает также "испуганный", поскольку по сути это и есть его первое неизбежное следствие. Насколько мне известно, в латыни это слово вообще не употребляется в таком значении, зато, как ни странно, используется слово "adulterare" ("искажать", "извращать"). Французы говорят "alterer les monnaies" ("подделывать деньги") и "etre altere" ("измениться, исказиться"). У нас это слово в обыденной речи вообще употребляется только в значении "быть напуганным", так что можно часто слышать, как какой-нибудь простой человек говорит: "Я прямо в лице переменился". Во всяком случае, я слышал, как нечто подобное говорила одна рыночная торговка.

См.: Holberg J. Erasmus Montanus. 3. 5.

Естественно, это касается только человеческого рода, поскольку индивид тут определен как дух; напротив, среди животных каждый последующий экземпляр столь же хорош, как и первый, или, точнее, быть первым здесь совершенно ничего не значит.

В набросках к "Понятию страха" Кьеркегор пишет: "...и неспособность страшиться является доказательством, что данный индивид — либо животное, либо ангел, — а они оба, также и в соответствии с Писанием, менее совершенны, чем человек. "Большая" чувственность в женщине сама по себе вполне безразлична в отношении же к идее она является выражением совершенства поскольку в идеале она всегда усматривается вы нечто превзойденное и усвоенное в свободе" (Papirer. и. В 53:23).

См.: Бытие, 3.16: "Жене сказал: ...и к мужу твоему влечение твое, н он будет господствовать над тобою".

В набросках к "Понятию страха" читаем в связи с этим: "Только животное может оставаться наивным в сексуальных отношениях; человек не способен на это, потому что он есть дух, — сексуальность же, как крайняя точка синтеза, конечно же восстает против духа". — Papirer. 5. В 53:27.

Там же, в набросках, говорится: "...ведь моральный брак никоим образом не наивен, и все же он никоим образом не аморален. Вот почему я всегда говорю, что только грех делает чувственность греховностью". — Papirer. 5. В 53:28.

Вместо этой вводной фразы раздел в набросках начинался длинным вступлением. В нем Кьеркегор, между прочим, вспоминает об истории обольщения невинной девушки, описанной в его "Дневнике соблазнителя" — части трактата "Или — или" ("Enten — eller"). Вот еще один отрывок из набросков, представляющий существенный интерес: "...в каком же смысле сексуальность является греховностью? Если человек каждое воскресенье слышит восклицания о любви, которая пребывает в духе и в истине, позволяя при этом эротике гаснуть, ты что брачные отношения становятся столь духовными, что сексуальное в нмх совершенно исчезает, тогда монастырь и воздержание были бы для него гораздо вернее" (Papirer. 5. В 53:29).