В краю исчезнувшего тигра. Сказки - Харламов Юрий Ильич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/43
- Следующая
Чирка с Острым клювом успели юркнуть на сеновал и, высунув оттуда носы, ждали, что будет.
Вдруг раздался страшный рев и грохот, зазвенели выбитые стекла, дерево, на котором они только что сидели, выпрыгнуло с корнями из земли, а над деревней уже летели ворота и собаки, мяукающие кошки и ощипанные петухи, не говоря уже о разных там бочках, корытах и тазах, которые неслись с таким воем, визгом и улюлюканьем, как будто в них сидели ведьмы и дьяволы.
В следующую секунду невидимая могучая рука подняла сеновал, сено разлетелось, как одуванчик на ветру, и друзья очутились в самой воронке ревущего урагана.
Помимо того, что Чирку крутило по спирали, его вращало еще и вокруг самого себя, выкручивая крылья и хвост. Петька что-то кричал ему, но он ничего не слышал, только зыркал по сторонам, чтобы не стукнуло по голове каким-нибудь ящиком или сковородкой — вокруг вертелось много всего такого, чему он даже названия не знал.
За каких-нибудь пять минут их занесло на головокружительную высоту — страшно было вниз глянуть. Потом карусель кончилась, понеслись по прямой.
— Ничего ураганчик, а? — подруливая к Чирке, весело свистнул Острый клюв. — Малость потрепало, зато мы теперь раньше всех в жаркие страны прилетим, лучшие места займем.
Он чувствовал себя в урагане, как дома. Над городом пролетали — все шляпы, какие к ним забросило, перемерил, все вывески, хоть и по складам, прочитал, во все кастрюльки нос сунул.
Глядя на него, и Чирка немного осмелел, высунул голову из плеч. А когда булочку с изюмом поймали, совсем настроение поднялось. Летят, изюм выковыривают, лакомятся, друг дружку угощают. Пакет с молоком заметили, подрулили к нему, с двух сторон дырочки продолбили, напились от пуза. Остальное мякишем заткнули, скиснет — простокваша будет. Оказывается, и в урагане жить можно!
Внизу пустыня пошла. Ждали, может, верблюда одногорбого, на орбиту к ним забросит — Чирка посмотреть интересовался — нет, не забросило.
– Видать, они с головой в песок зарылись, — объяснил Острый клюв. — Знаю я этих обормотов, их у меня целое стадо было!
– Да зачем они тебе? — удивился Чирка.
– Как — зачем? Мух на них разводил. Из шерсти носки вязал — сусликам продавал.
Где только не бывал, чем только не занимался Петька!
– Про меня даже в газетах писали! — похвастался | он. — Русский скворец на островах Макуоли... или Макуанофа, не помню уже... Там такие названия — язык сломаешь. К людоедам попал, чуть не съели, дьяволы.
– Значит, это были не людоеды, а птицееды? — уточнил Чирка.
– Натуральные людоеды. Только я к ним в рыбный день попал.
— Но ты же не рыба! — совсем Петька голову ему заморочил.
– Конечно, не рыба! Но это же так только говорится — «рыбный день». Это значит, что в этот день они едят не человечину, а что-нибудь полегче, диетическое.
— Я тоже... диетический? — на всякий случай спросил Чирка.
— Диетический, диетический, — успокоил его Петька. — А где-нибудь в Сахаре или Калахари даже! за деликатес сойдешь.
— Слово какое-то нехорошее.
— Это значит: с перчиком, с лучком, с корешками какими-нибудь — пальчики оближешь!
— Да ну тебя!
— А ты слушай, да на клюв мотай! — строго сказал Петька. — Вдруг со мной что случится, я ж везде свой нос сую, натура такая. Останешься один в чужом краю...
И как в воду смотрел.
Только случилось не с ним — с Чиркой.
Вдруг повеяло холодом, впереди показалась белая сверкающая пирамида, которая стремительно приближалась.
— Что это? — удивился Чирка.
Острый клюв забеспокоился:
— Ну-ка, где тут наша веревочка? Сейчас самое время нам с тобой связаться.
Но веревочка как сквозь землю провалилась.
Белая пирамида между тем вырастала прямо на глазах.
— Да что это? — снова спросил Чирка, почувствовав смутную тревогу.
— Что-что! Горы, дело нешуточное. А ну, давай ко мне поближе. Куда же ты? Прикувыркивайся ко мне, кому говорят!
— Не могу, уносит!
— Хвостом рули! Эх, да у тебя и хвоста-то еще не наросло! С подветру заходи, с подветру.
Но все его советы были напрасны.
А ураган, столкнувшись с горами, совсем распоясался. Он рвал и метал, швырялся в каменных исполинов бочками и оглоблями, ящиками и табуретками, но всё это отскакивало от их лбов, разлетаясь в щепки. Тогда он взвыл, взревел, вспылил и резко пошел вверх. Началась ужасная тряска, вокруг все закружилось и заплясало, Чирку перевернуло вверх ногами. Пытаясь найти опору, он выпустил правое крыло и вдруг почувствовал в нем острую боль — крыло беспомощно повисло.
В следующую секунду сверкнула молния, бабахнул тром, и черная туча проглотила их. Единственное, что успел сделать для друга Острый клюв, так это втолкнуть его в пролетавшее мимо корыто. Сам спрятаться в него он уже не успел — его отшвырнуло, закружило и унесло.
ГЛАВА 8
В корыте — с высокой горки
Корыто хоть и дребезжало невыносимо, хоть и моталось туда-сюда, как строптивый воздушный змей, все же оказалось далеко не худшим из летательных аппаратов. И улетел бы в нем наш Чирка-Серый хвост за моря-океаны, не зацепись оно при одном из своих маневров за макушку самой высокой горы.
Зато какие немыслимые прыжки и перевороты оно выделывало, через какие страшные пропасти перелетало, с каким голодным поросячьим визгом неслось по глетчерам, и какой грохот издавало, прыгая по камням!
Несколько раз Чирку выбрасывало из кареты, то есть, простите, из корыта, но он исхитрялся снова вцепиться в него. После очередного прыжка, словно трамплина, оно несколько раз перевернулось в воздухе, потом раздался звонкий всплеск — и корыто заплясало на волнах.
Река неслась в пене и бурунах, то закручиваясь водоворотами, то низвергаясь гремучими водопадами, то вообще пропадая под землей. Самый отчаянный путешественник не рискнул бы довериться ее бешеному нраву.
Но всему бывает конец.
Теснины расступились, и удивленному взору нашего путешественника открылась цветущая долина, в рощах и садах, наполненных птичьим свистом...
Здесь было тепло, даже жарко, за каких-нибудь: пять минут Серый хвост согрелся и обсох, корыто теперь уже не плясало, как сумасшедшее, а медленно и плавно покачивалось, убаюкивая его.
Может, это и есть Индия или Африка? Но почему же тогда не видно обезьян и носорогов, страусов и кенгуру, о которых Петька ему все уши просвистел? И где то он сейчас сам, его верный друг, успевший в последнюю секунду втолкнуть его в корыто? А остальные скворцы, которые так самоотверженно тащили его на буксире? Вот и сбылись вещие Петькины слова — остался он один-одинешенек в чужой незнакомой стране.
Но солнышко припекало, корыто медленно поворачивалось, подставляя ласковым лучам то один Чиркин бок, то другой, и он, после стольких страхов и переживаний почувствовав себя наконец в относительной безопасности, расслабился и обмяк, глаза его закрылись сами собой, он брыкнулся на спину и мгновенно уснул, сложив на животе лапки.
ГЛАВА 9
Королева бабочек
Долго ли он плыл по этой благодатной долине, Чирка не знал. Проснулся же он оттого, что корыто остановилось, кто-то наклонился над ним — на глаза ему рала тень — и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сказал:
— Это еще что за новый Синдбад-мореход? Спит или притворился? Эй, а ну, хватит дурака валять!
Он открыл глаза и — о, ужас! — в сантиметре от своего клюва увидел странное существо с вытаращенными, как у стрекозы, глазами, голубыми ресницами и кроваво-красными губами до самых ушей. Над головой у незнакомки колыхалось какое-то перо — то ли павлина, то ли страуса, а ногти пальцев, вцепившихся в копыто, были длинные, острые и тоже ярко-красного цвета. Мгновенно мелькнувшая мысль о людоедах (уроки Петьки не прошли даром) подбросила его, словно пружина. Испуганно чирикнув, он выпрыгнул из корыта, прошмыгнул у нее под мышкой и бухнулся в траву.
- Предыдущая
- 4/43
- Следующая
