Портрет семьи (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/126
• Следующая

Живот у него, надо признать, выдающийся, окончательно втянуть не получается. Но в остальном!

— Херой! — искренне восхитилась Люба, как всегда по-украински хекающая в эмоциональные минуты.

— Ага! — по-мальчишески обрадованно кивнул Антон. — Ничего мужик, верно?

— Первый… нет, высший сорт! Но, Антоша, жрать нечего, только кофе можешь похлебать.

— Плохо службу несешь! — весело погрозил пальцем Антон.

— Исправлюсь! — пообещала Люба. — Ты мне дай сегодня Гришу и машину, ладно? Я продукты куплю. Что ты делаешь? — спросила она мужа, который покрыл щеки пеной из аэрозольного баллона. — Бреешься? Господи! Я тысячу лет не видела, как ты бреешься! А ты каждый день!..

Антон, дурачась, шлепнул ей на нос комочек пены и велел не подсматривать. Когда за Любой закрылась дверь, он несколько секунд стоял, держа в руке бритвенный станок и не прикасаясь к лицу.

Жизнь совершила невероятный кульбит. На асфальте цветы расцвели. Еще вчера он яростно злился на жену, а главными положительными чувствами к ней, матери его детей и верной спутнице, были уважение и стремление обеспечить ей максимальный комфорт. К дьяволу комфорт заграничный! А сам-то он! Не ожидал от себя! Как лось молодой, как волк голодный! И кто его реанимировал? Люба, жена, которую он тридцать лет вдоль и поперек…

— Моя женщина, — проговорил Антон и начал бриться.

Они сидели на кухне. Антон пил кофе, грыз печенье и думал о том, что надо заехать в ювелирный магазин и купить Любане роскошный подарок. Часы? Браслет? Сережки?

Но Люба сама заговорила о подарке, которого страстно желает:

— Антоша! Несмотря на повод нашего нового счастья, я по-прежнему хочу причину.

Антон посмотрел на часы и, вовсю улыбаясь, плавясь от самодовольства, хитро подмигнул:

— У меня через тридцать минут совещание. Не успеем, отменить?

— Ты не понял! — махнула на него рукой польщенная Люба. — Я хочу ребеночка.

— Настругаем Дюймовочку или гулливерчика, — согласился Антон. — Я только за.

— Не получится, — вздохнула Люба.

— Почему? У Киры получилось, а вы ровесницы.

— По-разному у женщин бывает, — ушла от подробностей Люба. — Мой срок детородной годности закончился.

— То, что осталось, — заверил Антон, — меня вполне устраивает.

— Хочу ребенка! — стояла на своем Люба. — Кириного!

— Почему ты думаешь, что Кира легко отдаст нам своего ребенка?

— У нее же внук будет!

— Любаня! Детей по справедливости не делят. Тем более чужих.

— Я Киру уговорю! Только надо сначала ее найти. Лешка и Сергей понятия не имеют, куда она скрылась, где прячется. Ты можешь объявить всесоюзный розыск?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что Союза уже давно нет.

— Давай наймем частных детективов?

— Без толку! Если Лешка, у которого голова-компьютер, не может вычислить, где мать, никакой детектив не поможет. Деньги, конечно, возьмут и начнут резину тянуть. Многие дела и в бизнесе решались бы просто, если бы легко было беглецов ловить.

— Неужели нет выхода? — горестно всплеснула руками Люба.

После короткого раздумья Антон выдал:

— Кира должна снимать деньги в банке. В каком отделении, в каком городе — вот ответ. Но у нее были наличные, она мне призналась. Какая-то мелочь, тысяча или две. Хотя для провинции — это состояние. И Кира может долго не заглядывать в банк.

— Хоть бы она кошелек потеряла! — в сердцах пожелала Люба подруге. — Антоша! Ты думай, как ее найти, ладно? Сергей и Лешка, конечно, умные, но книжные. А ты практик и всех теоретиков за пояс затыкаешь!

— Буду думать! — пообещал Антон с довольной улыбкой. — Хочешь часики от Картье? Или сережки от Тиффани?

— Я хочу Киру! — капризно скривила губы Люба.

Девичья капризность совсем не шла пятидесятилетней женщине. Но это если со стороны смотреть. А для Антона и Любы, которых закружило на новом и неожиданном витке любовных отношений, все, вплоть до глупого сюсюканья при прощании у двери, казалось нормальным и замечательным.

После ухода мужа Люба позвонила домработнице. Несколько лет назад Люба сама нашла ее через бюро по трудоустройству, поставив условия: пожилая женщина без высшего образования. Потому что в уборке квартиры образование только вредит.

Присланная дама выглядела как обнищавшая аристократка: черный застиранный костюмчик, белая блузка, камея под воротником. Она призналась, что в свое время консерваторию не закончила и работала учителем музыки. Податься в домработницы ее заставили «крайне стесненные материальные обстоятельства». Люба сразу поняла: из нее домработница как из сита парашют. Но время поджимало, хотелось скорее уехать на Майорку, не видеть вечно хмурого и занятого мужа. Консерваторку приняли, и худо-бедно она грязь по углам развозила.

Именно по углам! Вчера Люба, во время страстного кухонного секса, будучи очень возбужденной и опущенной головой до пола, все-таки заметила слой застарелой грязи под холодильником. Утром, пройдя по квартире, обнаружила еще множество других нарушений гигиены. Квартире требовалась генеральная уборка.

Домработница-консерваторка приехала, безропотно приняла критику и схватилась за ведро с тряпкой. Люба посмотрела, как она работает, вздохнула и тоже заступила на вахту. Охранник Гриша, приехав за женой шефа, обнаружил ее моющей окна в гостиной.

Гриша был надежным парнем, он бы под пытками не признался, что Любовь Петровна Хмельнова сама драит квартиру.

Люба отдала ему распоряжение ясное и краткое: поезжай в супермаркет, купи продуктов, всех и много.

Гриша уже вышел за дверь, когда Любовь Петровна заорала:

— Стой! Подожди!

Она вынесла две большие фирменные сумки с шубами и вручила их:

— Отвези в меховое ателье, пусть уберут теплую подкладку. Мне ходить не в чем.

Третью утепленную шубу Люба решила оставить как есть, на всякий случай. Хотя Антон правильно сказал: чтобы передвигаться от машины до подъезда, печка не требуется.

Он не мог простить себе идиотского, а при легком усилии фантазии — издевательского — смеха в кафе. Он ничего не мог с собой поделать и гоготал в лицо женщине, которая сказала, что ждет от него ребенка. Это был нервный срыв. И хотя Олег имел основания для подобного срыва, прощения ему не было.

Олега воспитала мама, отца он не помнил. Родители разошлись, когда Олегу было три года, и с тех пор батюшка пропал, ни весточки о себе не подал, ни копейки алиментов не прислал. Мама работала заведующей отделом в Ленинской библиотеке. Начиталась статей про то, как матери-одиночки калечат психику сыновей, и более всего боялась вырастить из Олега безвольного хлюпика.

Поэтому водила его в секции бокса и каратэ, неустанно повторяла: «Ты мужчина, ты должен быть сильным… этот поступок мужской, а этот немужской… бояться темной комнаты не по-мужски, джентльмен не бьет девочку по голове портфелем, даже когда учится в первом классе…»

Опасения мамы были напрасны: задатками трусливой натуры природа Олега не наградила, и развиться им было не из чего. Он закончил школу крепким здоровым парнем, с пудовыми кулаками и отличными оценками по математике. Поступил, как и мечтал, в Бауманское училище.

С детства он дружил с Верой — дочерью маминой подруги. Вера училась на историческом факультете, хотела стать искусствоведом. Тихая, скромная, хорошо образованная, с неброской, но приятной внешностью, Вера, по мнению мамы, была идеалом девушки. Олег эту точку зрения разделял. Ему нравилась Вера, но о большой и страстной любви говорить не приходилось. Он знал Веру тысячу лет, она была как сестра. С той разницей, что поцелуи и первые сексуальные опыты с Верой под статью инцеста не попадали.

На курсе Олега было мало девчонок, в их группе всего одна — Лена. Бытовала поговорка: на филфаке куда ни плюнь — девушка; у нас что ни девушка — плюнь. Точно про Лену. Даже при остром женском дефиците она не пользовалась спросом.

• Предыдущая
• 44/126
• Следующая