Тропы - Мишарина Галина - Страница 23

– Ещё слово… – сквозь зубы сказал первый.

– Боюсь! – презрительно произнёс второй, и это были его последние слова.

Первый молниеносно выкинул вперёд руку – и второго унесло прочь. Он врезался в стену, оставил на ней глубокую вмятину, но тотчас загорелся чёрным огнём и ответил первому шквалом невиданных ударов. Он стал таким страшным! Его лицо исказилось, синие глаза почернели, он разросся вширь и разбух. И – посмотрел на меня. Я ахнула, вздрагивая, и выпала из кошмара в другой, более спокойный сон.

Остаток ночи мне снились серые кони. Они ходили в тумане средь высоких трав, и я гуляла вместе с ними, ощущая, что нахожусь в нужном месте в нужное время. Ещё немного – и что-то важное случится. Ещё несколько мгновений сна – и я пойму происходящее и смогу удержать его…

Я проснулась, когда солнце упало теплым лучом на лицо. Несмотря на мои просьбы, Эван не разбудил меня ночью себе на смену. Я ругалась, но он только весело отшучивался. У него было хорошее настроение. Ойло проснулся позже всех и принялся ворчать. Он приглаживал руками непослушные вихры, но они все равно забавно топорщились в стороны, и я тихо хихикала. В итоге мы хохотали уже вчетвером, даже Рута не удержалась.

– Слушай, а что это ты пестрым стал? – сказал Эван. Я тоже заметила, что иногда волосы Ойло вели себя странным образом. Они то были прямыми и лежали спокойно, то неожиданно кудрявились или окрашивались в каштановый или темно-русый, то приобретали особый блеск, словно собирали тысячи золотых крупинок.

– Это ещё одна моя особенность, я почему-то в разное время года разный. Линяю, что ли? Плюс ко всему цвет моей шерсти зависит от настроения.

И он снова попытался совладать с буйными волнами волос, лезущими в глаза.

– Хочешь, я тебя причешу? – предложила я.

– С радостью, – хмыкнул Ойло и плюхнулся на пенек.

Я взялась за его заросли и вскоре они мягкими прядями рассыпались на ветру.

– Ну не красавец ли? – сказал Ойло, снова рассмешив нас. – Жаль, зеркала нет полюбоваться…

В этот день и в последующие всё было здорово. Это было путешествие, а не бегство. Вокруг цвело великое множество по-летнему ярких цветов: голубых и фиолетовых, вроде колокольчиков, и белых, огроменных, похожих на дурман; попадались целые склоны ярко-розовых кустов, и деревьев, подобных нашим березам, но значительно крупнее, выше и толще, белоствольных, с яркой прозрачной листвой. Но больше всего меня восхищали рощи старых палисандров. Нежные, лиловые, они казались магическим продолжением рассветного неба, и манили остановиться, замереть, и остаться с ними навсегда.

Дорога уходила в сторону моря, но Ойло свернул направо, на холмы.

– Я знаю отличный обходной путь, – сказал он нам. – Вряд ли кто-то свернет в эту сторону, кроме трога. Там, в долине, водятся пестрокрылы. Аргонцы их до жути боятся, хотя на самом деле эти зверушки безобидны.

– Почему ты упомянул трогов? – спросил Эван.

Он шел пешком, и его светлый конь послушно топал за ним. Рута сидела верхом, свесив ноги набок – на шаге она чувствовала себя увереннее и не боялась свалиться. У неё наконец-то появились хоть какие-то щёки.

– Некогда они водились только на нашем полуострове, – ответил Ойло. – Когда лес стал умирать, переселились на материк. Аргонцы думают, что пестрокрылы – умелые, жестокие хищники, но на самом деле они питаются травой, листвой и фруктами. Дед говорил, что раньше мы не ездили верхом, мы верхом летали. – Он мечтательно поднял глаза к небу. – Эх, вот жизнь была! Здорово, наверное, они жили, прежние троги.

– Мама рассказывала мне об этом, когда я была маленькой. Она говорила, что это было давно, – смущаясь, сказала Рута.

– Моему деду об этом рассказал прадед, а тому – его прапрадед… Или что-то в этом роде, – ответил Ойло. – Сейчас пестрокрылы одичали, но вы не бойтесь, они первыми не нападают. Они умные.

– А мы не боимся! – улыбнулся Эван. – Рута, ты боишься?

– Нет. Мама говорила, они добрые. И красивые.

– Да, красивые. Скоро сами увидите, – отозвался Ойло.

И скоро мы их увидели. Покатые холмы становились крутыми, начали попадаться камни, но вокруг по-прежнему было много деревьев и цветов. За одним из таких холмов они нас и поджидали. Меня чуть не сдуло с лошади – гигантские полуптицы, полузвери еще встали на нашем пути, разворачивая переливчатые, пурпурно-синие с рыжими пятнами крылья. Больше всего они напоминали наших орлов, но глаза у них были огромными, ярко-голубыми, как небо, и спина длинная и прямая. К тому же у зверей было по четыре мощных лапы. Крылья смещались к хвосту, и я подумала, что на такой обширной спине как раз удобно сидеть, и даже не по одному: ухватился за шею и друг за дружку – и готово.

– Они очень похожи на Бури, – сказал Эван.

– Ты читаешь мои мысли, – улыбнулась я. – Только Бури не такой большеглазый и корпус у него другой. Крылья тоже другие, да и лапы у него львиные, а у этих скорее собачьи…

– Бури? – переспросил Ойло. – Тот самый? Вот уж не поверю, что это совпадение. Может, они какие-нибудь дальние родственники?

Рута внимательно поглядела на нас, вникая в смысл разговора. Она уже знала и о перемещениях, и о Земле, и о Хранителе, но чтобы во всем разобраться, требовалось время.

Пестрокрылы рассматривали нас, точно ждали – побежим или нет? Мы, конечно, остались на местах, только Ойло спешился и бесстрашно подошел к одному из созданий. Парень нес в руках фрукты, которые были благодарно и без спешки приняты. Пестрокрылы посторонились, пропуская лошадей, а сами смешно, вразвалочку, пошли рядом. Я сначала подумала, что они только в небе быстрые. Но нет, бегать они умели отлично, едва ли не лучше наших коней. Совсем как медведь – посмотришь, как косолапит – и смешно. А побегаешь от такого – и уже не до смеха.

Казалось, им нет числа, но они все немного отличались по окрасу. Я заметила, что преобладают красновато-бурые птицы, а вот пурпурно-синих мало. Были еще ярко-желтые и сизые, но у всех птиц были оранжевые пятна. У самцов глаза были более темные, как небо в летние сумерки – синие-синие, у самок – небесно-голубые и лазурные. А у проворных детёнышей – желтые.

– Кстати говоря, пестрокрылы – преданные семьянины, – рассказывал Ойло. – Они выбирают пару на всю жизнь. У них своя иерархия, и есть вожак. Вон он, видите? Самый яркий, сине-фиолетовый. У вожака всегда меняется оперение. Он тут один такой, больше подобного окраса ни у кого нет. А, и еще узор на голове у него ярче, чем у остальных. Это как отметины у коня, или черты лица у людей. У них у всех немного разные морды, и эти узоры тоже разные. Конечно, если приглядеться…

Мы ехали не спеша и любовались пестрокрылами. Они отнеслись к нашему появлению спокойно, но смотрели любопытно. Пару раз малыши-пестрокрылы подлетали к нам, но подойти близко страшились, лишь вытягивали блеклые шейки, еще не знавшие постоянных ярких перьев – тянулись к неведомому, интересному… Совсем как дети! Мне хотелось прикоснуться к ним, погладить, но я сдержалась. Это все равно что войти в незнакомый двор и полезть к хозяйской собаке целоваться! Я посмотрела на ребят и увидела, что Эван тихо и торжественно чему-то улыбается. Рута глядела по сторонам с восхищением и трепетом. Ее блестящие лучистые волосы разметались по плечам, губы приоткрылись, она держалась руками за луку седла, и как будто забывала дышать. Думаю, она наконец-то почувствовала иную жизнь: без боли и унижений, радостную. Может быть, тому Эван и улыбался.

Ойло ехал во главе «каравана». Он уверенно вел нас ему одному знакомой дорогой. Через несколько часов мы миновали земли пестрокрылов и углубились в горы. Это были пустынные, нетронутые места. Деревья постепенно стали исчезать, их заменил низкорослый, обильно цветущий кустарник, и трава, похожая на ковыль. Чаще стали попадаться горные ягоды, айники, как называл их Ойло. Мы везли с собой некоторое количество лепешек и сытных кореньев, но их осталось мало, приходилось себя ограничивать. Досыта мы кормили только Руту, а сами спокойно переносили скудные завтраки и ужины.