Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945 - фон Хольтиц Дитрих - Страница 9

Если кто-то готов пожертвовать собственными интересами ради других людей, если служба отечеству является для него самой высокой моральной ценностью, разве на основании этого можно называть его милитаристом? Разве не в этом заключается самый смысл жизни солдата, каким он на протяжении веков формировался в каждой стране Европы, где в любую минуту могла разразиться война? Эта солдатская жизнь не является милитаризмом, в противном случае наши сегодняшние обвинители сами оказались бы в положении обвиняемых. В нашей армии не было привилегий; она признавала только личную доблесть и придерживалась принципа поощрения в соответствии с компетентностью. Если это милитаризм, то мы должны гордиться тем, что нас величают милитаристами. Осуждение германской армии союзниками и, под их влиянием, иностранной, а также – увы! – и нашей прессой выглядит тем более удивительно, что осуждающие ее в то же самое время безмерно увеличивали собственные вооруженные силы как в численном, так и в техническом отношении.

Если армию нельзя обвинить в милитаризме на основании ее численности и технической оснащенности, то на каком основании это можно сделать? На основании того, что она одержала победу и должна внушать страх? Концепция милитаризма, как ее обычно понимают, означает, что в некоторых странах правит милитаристская клика, без перерыва продолжающая добиваться чрезмерных военных целей и открыто проводящая агрессивную политику. В этом смысле Гитлер и его окружение, бесспорно, являлись милитаристами! Но любому наблюдателю известно, что вермахт намеренно и систематически отказывался играть политическую роль. Не существовало правящей военной клики, была всемогущая клика, состоявшая из эсэсовцев и членов партии, окружавших Гитлера и Гиммлера. Армия для Гитлера была орудием и оставалась таковым вплоть до финальной катастрофы; она никогда не оказывала влияния на ход событий; во время войны ей приходилось сражаться, и, если генералы выдвигали свои возражения относительно политических и военных целей, их заставляли молчать. Все это хорошо известно во всем мире, однако, и за границей, и у нас, об этом постарались поскорее забыть.

Таким образом, было бы ошибкой отождествлять военных и милитаризм и осуждать первых, считая их заслуживающими наказания; но, главное, было бы смешно и нелепо делить их на «хороших милитаристов» (от унтер-офицера до капитана) и «плохих милитаристов» (офицеров Генерального штаба и генералов).

Было бы неправильно возлагать на вермахт коллективную вину за комплекс ошибок и чудовищных и позорных преступлений, совершенных гитлеровской политической и полицейской системой, тогда как было бы лучше в том, что касается армии, ограничиться осуждением наиболее неоспоримых эксцессов, установленных и осужденных самим вермахтом.

Это была роковая ошибка, поскольку многие немцы, искавшие правду и знавшие по собственному опыту жизнь и поведение солдата, никогда не смогли принять без тщательного изучения непропорционально огромные обвинения и необоснованные требования признания коллективной вины.

Наконец, лично мне невозможно понять оправдание неповиновения, когда подчиненный, получив приказ от своего начальника, якобы должен, прежде чем приступить к исполнению, изучить законность приказа; данное требование, доведенное до абсурда, привело бы к дезорганизации любой армии и любого государства, начиная с тех, кто сегодня пропагандируют эту идею только у нас, что очень показательно.

Мы далеки от того, чтобы оправдывать себя ссылками на ошибки других. Однако все это необходимо высказать, и сказать должен солдат, с юных лет носивший форму армии своей родины.

Поначалу в мире было мало протестов по поводу того, куда Гитлер направлял политику Германии. Хотя мнения разделились, опыт Третьего рейха продолжал вызывать интерес, и многочисленные визиты иностранных политических и государственных деятелей показывали, что с ним приходится считаться, поскольку игнорировать его было невозможно. Германская политика, целью которой было собрать, объединить и укрепить территории, расположенные в центре Европы, многим казалась правильным решением; точно так же и внутри нашей страны она встречала широкое одобрение. А режим тем временем спокойно создавал систему, предназначенную для подавления всякой свободы личности и свободы слова, так что в конце концов всякое организованное сопротивление стало чисто иллюзорным.

16-й пехотный полк стал наследником 91-го пехотного полка, которым до войны 1914 года командовал Гинденбург; тогда, как и прежде, он формировался почти исключительно из уроженцев Ольденбурга, Шлезвиг-Гольштейна и Фрисландии. Он состоял из людей, относившихся к одному физическому типу: высоких, белокурых, голубоглазых, немного медлительных в мыслях и действиях, но обладающих ровным характером и представляющих собой самый спокойный элемент немецкого народа. Как солдаты такие люди отличаются поразительной стойкостью, и уже в Первую мировую войну, в самые тяжелые ее моменты, они проявляли особые спокойствие и уверенность.

Эти уникальные качества солдат и незаурядные личные качества того, кто командовал в свое время этим полком, побудили выбрать его для преобразования в единственный германский авиадесантный полк. На совещании в конце осени 1937 года этот проект был изложен командирам батальонов полка. Нас назвали «Летучей командой», и мы как честь приняли это прозвище, отличавшее нас от прочих пехотных полков.

В чем заключалась наша новая задача? Пехотинцы, которые во все времена сражались в тесном взаимодействии, так сказать, плечо к плечу со своими боевыми товарищами (артиллеристами и другими), должны были теперь перебрасываться на транспортных самолетах за линию фронта и действовать там самостоятельно, имея при себе лишь незначительное количество артиллерийских орудий и противотанковых средств. Новые приемы боевых действий создавались опытным путем на следовавших друг за другом маневрах, с участием авиации или без нее; они вырабатывались и улучшались до тех пор, пока мы наконец не овладели в совершенстве тактикой, которой впоследствии были обязаны своими успехами при десантировании. В их ходе нам приходилось не только преодолевать технические трудности, но и бороться с человеческими слабостями. Все эти тренировки, все эти с трудом разработанные основные принципы, все технические познания держались в секрете, и наш спокойный и молчаливый солдат показал себя на высоте. Наша корреспонденция подвергалась цензуре, но мы с радостью принимали эту меру, поскольку каждый знал, что от нее зависит наша безопасность; никто из наших солдат и офицеров ни разу не выболтал ни одного секрета. Маневры на местности проходили без инцидентов. Летчики, обеспечивавшие переброску, тоже должны были быть дисциплинированными и неболтливыми. Скоро между нами зародились приятельские отношения и то боевое товарищество, которое в конце концов перерастает в настоящую крепкую дружбу. Мы учили летчиков приемам наземного боя и очень скоро приобрели в них отважных и решительных товарищей, которые в случае необходимости сражались рядом с нашим пехотным полком.

Несмотря на доверие к командирам со стороны простых солдат, несмотря на чувство абсолютной уверенности, демонстрируемое нашими молодыми офицерами, потребовалось немало времени, прежде чем мы, предусмотрительные «старики», на которых в бою лег бы весь груз ответственности, почувствовали убежденность в том, что нашли решение этой военной проблемы. Это произошло только после того, как мы удостоверились в том, что вопрос доставки артиллерии и противотанкового вооружения успешно решен. Для успеха операции прежде всего требовалось выполнить одно условие: подготовка и разведка местности должны были выполняться с такой тщательностью, чтобы с этой стороны не могло возникнуть никаких непреодолимых трудностей.

В течение лета 1938 года полк достиг пика подготовки. Он во много раз превосходил остальную пехоту, что усилило среди служивших в нем чувство долга и личной ответственности. Мы полностью сознавали, что сделали все от нас зависящее для формирования авиадесантных частей. Нас учили высаживаться на аэродромы, на свекольные поля, на луга, всегда в расположении условного противника, обычно представленного настоящими солдатами. Так мы приучали наших людей отражать атаку с самого момента приземления; всегда предусматривались наиболее неблагоприятные условия, часто на месте посадки устанавливались учебные мины, чтобы приучить солдат к такой возможности. Мы многократно совершали групповые прыжки с парашютом, целью которых было приземлиться на относительно небольшом участке и сразу же атаковать неприятеля. Мы должны были быть уверены в том, что отработали все возможные ситуации, тщательно рассмотрели их с тактической точки зрения и разобрали до мельчайших деталей. В то время как остальные полки делились на три, давая рождение новым воинским частям, мы, в случае мобилизации, должны были вобрать в себя лучших бойцов из предыдущих призывов. Так и произошло, когда нас отправили в Силезию, откуда должен был начаться поход в Чехословакию.