Парк грез - Нивен Ларри - Страница 21
- Предыдущая
- 21/79
- Следующая
— Рада это слышать, — промурлыкала Акация, раздвигая траву носком ботинка. — Все, кого ты наблюдаешь издали, кто выполняет повторяющиеся движения, и те, кого убивают, являются голограммами. Лопес постарается использовать как можно больше голограмм.
— Зачем? Ведь они очень дорогие.
— Не дороже актеров. Вспомни, сколько человек собираются потом участвовать в этой игре. Голограммы являются частью программного обеспечения, а актеров каждый раз придется нанимать новых.
Оливер лежал на животе, наблюдая за туземными поварами.
— Чем вы были заняты, леди, пока мы беседовали с дикарями? — спросил он.
Акация погрозила ему пальцем.
— Сначала вы.
Оливер и Тони рассказали все, что смогли вспомнить. Гвен и Акация внимательно слушали, а затем пришли к заключению, что узнали примерно то же самое.
— Обставлено это было немного по-другому, — размышляла Гвен. — Там сидели три старухи. Одна все время была погружена в транс. Переводила женщина помоложе. Вероятно, она когда-то училась в миссионерской школе.
— Они здорово подготовили актеров, — Тони сорвал травинку и, дурачась, воткнул ее в волосы Акации. — Кажется, они в состоянии ответить на любой наш вопрос.
Акация рассмеялась.
— Не будь таким доверчивым. Я более чем уверена, что Касан прячет миниатюрный приемник в своей буйной шевелюре. Когда он останавливается, чтобы произнести молитву, или говорит что-то нечленораздельное одному из «туземцев», или просто чешет за ухом, он разговаривает с Лопесом.
— Разве это разрешено? Я хочу сказать, не попадем ли мы в невыгодное положение?
— Вовсе нет. Международная Ассоциация Игр пристально наблюдает за Лопесом. Я думаю, Лопес считает себя достаточно умным, чтобы расправиться с нами, и особенно с Честером, не жульничая.
Оливер втянул носом воздух. Аромат тушеной свинины с овощами дошел уже и до них.
— М… Вам когда-нибудь приходилось радоваться, что ваша фамилия не Гольдберг? Кажется, приближается время обеда, — он привстал, но вдруг замешкался. — Кстати, который час?
Акация достала из сумочки часы, выполненные в форме старинного серебряного доллара.
— На моих шесть пятнадцать.
— Черт бы меня побрал! До конца игрового дня осталось всего один час и сорок пять минут. И нас пригласили на званый обед. Ничего особенного не случилось за последние пять часов. Мы расслабились. Понимаете, о чем я?
Гвен помрачнела.
— О, Олли. Иногда мне совсем не нравятся твои мысли. Надеюсь, ты ошибаешься.
— Я тоже надеюсь, — рука Акации скользнула к рукоятке меча. — Но не стала бы заключать пари. Будьте начеку.
Тарелками служили красивые серебристые диски с выгравированной сбоку надписью «Шевроле». Олли рассмеялся и толкнул локтем Гвен.
— Колпаки от колес.
Гвен кивнула и махнула округлой рукой в сторону ближайшей хижины:
— Посмотри туда. Что делают застекленные окна в деревне на острове Новая Гвинея?
Оливер озадаченно почесал затылок.
— Знаешь, я этого не заметил.
— Похоже на лобовое стекло трактора. Приглядись повнимательнее. Здесь много подобных вещей.
Он понял, что она имела в виду. Соломенные крыши нескольких хижин были покрыты брезентом, а многие ножи туземцев были изготовлены из жести от консервных банок. Большинство дротиков были бамбуковые, но некоторые представляли собой заостренные стальные трубки. На крышах хижин торчали совершенно неуместные здесь остатки телевизионных антенн, а если хорошенько присмотреться, то можно было заметить, что юбки нескольких женщин сшиты из парашютного шелка.
— Остатки золотого века, — заключил Олли.
Обед состоял из жареной свинины, ямса и овощей, название которых знал только С. Дж. И хотя мясо готовили, в основном, женщины, делили и подавали его мужчины. Ларри Гаррет, священник, почти такой же черный, как аборигены, передал колпак от автомобильного колеса, полный дымящегося маиса. Золотистые, источающие восхитительный аромат зернышки блестели от жира.
— Если Лопес будет нас и дальше так кормить, — сказал Гаррет Олли, — то мне все равно, какие еще ловушки нас ждут впереди.
— Да будет так, брат мой, — Оливер боролся с отрыжкой. — Передайте мне, пожалуйста, пиво.
Гаррет протянул ему большую тыквенную бутыль. Пиво было теплым и слабым, но Олли пил его с видимым удовольствием.
Игроки сидели на корточках или прямо на земле. Они ели, разговаривали, смеялись. Некоторые из туземцев тоже ели, но большинство просто стояли и смотрели. Оливер отказался от чаши тепловатого сырого молока.
— Нет, спасибо, я не думаю, что созрел для свиного молока.
Туземец сделал вид, что не понял, и отошел. Скорее всего, это было коровье молоко, но нельзя ручаться…
Несколько воинов что-то вынесли на деревянный помост. Это был огромный телевизор с разбитым экраном. Пиджибиджи медленно вышел из своей хижины и поднял вверх узловатые руки. Сначала туземцы, а затем игроки умолкли.
Он говорил почти минуту. Затем поднялся Касан и начал переводить:
— Пиджибиджи желает продемонстрировать собравшимся здесь магам и колдунам свои собственные возможности, чтобы они увидели и поняли, какова была здесь жизнь раньше.
Это заявление было встречено вежливыми аплодисментами. Касан подождал, пока игроки успокоились, и продолжил:
— Когда-то этот ящик приносил нам изображение и звуки со всего мира и даже из-за его пределов. Наши враги сделали его бесполезным, и только великий вождь достаточно силен, чтобы оживить его. Сейчас вы увидите его величие.
Пиджибиджи сел на корточки и запел, отбивая ступнями какой-то странный ритм. Иногда пение становилось громче, иногда — почти неслышным. Он медленно выпрямился и открыл рот так широко, что морщины собрались вокруг него, напоминая лучи солнца. На шее старика вздулись вены, и его завывания эхом отразились от хижин и деревьев.
Внутренности мертвого телевизионного приемника — обычной модели середины двадцатого века с плоским экраном, разбитыми лампами и толстым слоем пыли — осветились. Пульсирующее, как слабый огонек светлячка, свечение из красного стало сначала оранжевым, а потом ярко-желтым. Изнутри вырвались желтые языки пламени, и густое облако непрозрачного янтарного тумана окутало телевизор.
Голова старика моталась из стороны в сторону. Глаза его остекленели, тело дрожало, как от холода. Но он продолжал танцевать.
Теперь уже сама земля дрожала от его заклинаний, а в туманном облаке стали проступать черные крылатые тени, которые, казалось, колеблются в такт завываниям старика. Не менее дюжины маленьких теней неуклюже взмахивали крыльями, бились и шарахались из стороны в сторону, с каждой секундой становясь все более плотными.
Пиджибиджи вскрикнул и упал на землю, конвульсивно дергаясь, как в припадке эпилепсии. Изо рта у него шла пена, а скрюченные пальцы бессильно хватали воздух.
Краем глаза Оливер увидел, как напрягся Честер. Через мгновение первая гигантская птица-носорог вынырнула из туманного облака.
— К оружию, — крикнул Хендерсон, но его голос утонул в воплях обитателей деревни. Птицы были уже среди них. Троих игроков окутало зеленое сияние, и они готовились отразить атаку.
Мэри-Эм первая подверглась нападению. Она едва успела выхватить из-за спины алебарду и крепко сжать резную рукоятку своего оружия, как длинный острый клюв оказался в нескольких дюймах от нее. Женщина-воин бросилась на землю и откатилась в сторону, а когда птица неуклюже разворачивалась для новой атаки, ударила ее. Предсмертный крик рухнувшей на землю птицы был похож на безумный хохот.
— Одна готова, — усмехнулась Мэри-Эм и крепче сжала рукоять алебарды. — Идите сюда, птички.
Птица-носорог пикировала на Тони. Парализованный страхом, он застыл на месте. Птица промахнулась.
— Какого черта? — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.
Акация повалила его на землю, не очень церемонясь при этом.
— Послушай, — проговорила она свистящим шепотом. — Ты вор, поэтому они почти не видят тебя. Но это твое качество сейчас нам не поможет — так что не вмешивайся, ладно?
- Предыдущая
- 21/79
- Следующая
