Плюс на минус - Громыко Ольга Николаевна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/87
• Следующая

Плюнув на имидж, я отщелкнула замок и второй раз за утро получила дверью по лбу.

— Простите, — бросил ввалившийся в квартиру мужчина, причем по его тону было ясно, что раскаивается он ничуть не больше Сани.

Я всегда относилась к правоохранительным органам с симпатией и уважением. Правда, до сих пор мои контакты с этим славным учреждением ограничивались просмотром сериала «Улицы разбитых фонарей» да вызовами участкового дяди Пети, когда жившие сверху алкоголики устраивали совсем уж разудалый праздник жизни.

Прятать в шкафу убийцу в розыске мне еще ни разу не доводилось.

— Оперуполномоченный Наумов, — представился гость и, не снимая ботинок, по-хозяйски прошел в комнату.

В отличие от дяди Пети, щупленького пожилого милиционера с тихим голосом, которого даже хулиганы стыдились обижать, оперуполномоченный не понравился мне с первого взгляда. И дело было вовсе не в потном свалявшемся свитере, надетом под новый кожаный пиджак. Я как будто очутилась в одной клетке с тигром, который еще не определился, кто перед ним: долгожданный обед или низкокалорийная швабра уборщика.

— Елена Викторовна Коробкова? — для проформы уточнил тигр, то есть Наумов.

— Да, паспорт показать?

— Не надо, — отрезал оперативник с таким видом, словно в прокуратуре на меня уже давным-давно заведено личное дело с номерными фотографиями в профиль и анфас. — Полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь?

— Конечно, — ляпнула я. — В смысле, новости смотрела.

— Новости… — с отвращением повторил тот. — Ладно, начнем по порядку. — Милиционер раскрыл блокнот и щелкнул кнопкой автоматической ручки. — Как давно вы знакомы с Александром Топляковым?

— Меньше суток.

— В каких вы отношениях?

— Вы что, шутите? Я с ним всего-то пару часов общалась!

Причем хватило по горло.

— И какое у вас о нем сложилось впечатление?

— Плохое, — мстительно сказала я. — По-моему, ему еще лечиться и лечиться, причем под пристальным врачебным наблюдением.

— Вы недалеки от истины. — Оперативник продолжал буравить меня взглядом. — Топляков серьезно болен. У него сорвана психика, он неадекватно воспринимает реальность и не контролирует свои поступки, как наркоман во время ломки. Вы ведь не стали бы заступаться за наркомана, правда?

Вся моя решимость куда-то испарилась. Дико захотелось ткнуть пальцем в шкаф и пулей вылететь из квартиры… но тут я вспомнила о гранате. Вдруг у Сани еще одна есть?! Причем — откровенный идиотизм! — первой в голову пришла мысль о восьмистах сорока долларах, которые я копила на ремонт, храня в меховой шапке на верхней полке шкафа. Я представила, как они ошметками разлетаются по комнате (мысль об ошметках собственных почему-то волновала меня куда меньше), и поспешно сцепила пальцы.

— Ну… наверное. Вообще-то у меня нет знакомых наркоманов.

— Как я вам завидую, — фальшиво улыбнулся оперативник. — А я вот часто имел… имею с ними дело, пренеприятные типы. Но доза хотя бы на короткий срок делает их безопасными для общества, в то время как друзьям Топлякова приходится сидеть на мине круглосуточно. Он, не задумываясь, убьет и вас — если вы повысите на него голос, замахнетесь или просто неожиданно подойдете со спины, дотронетесь…

Допрос принимал какой-то странный оборот. Появилось гадкое чувство, что меня пытаются загипнотизировать, сквозь доверительный тон собеседника прорывались издевательские нотки.

— Ой, зачем вы меня так пугаете?! — пролепетала я, прячась от серьезного разговора за образом хрупкой глупенькой блондинки. — Вы думаете, он захочет мне отомстить и придет сюда?! Какой ужас…

— Что вы, Елена Викторовна, не пугаю — предупреждаю! Как говорится: кто предупрежден, тот… — Наумов зачем-то закрыл блокнот, медленно-медленно, чтобы не шуршать, переложил его на диван и потянулся к кобуре. — А сочувствовать таким Топляковым не стоит. Война далеко не всех ломает, она как рентгеновский аппарат: червоточины в людях выявляет. Может, он туда и пошел, чтобы в живых человечков из автомата пострелять…

Мама родная! Оперативник, конечно же, заметил, как я нервничаю и кошусь на шкаф. Наумов уверен, что Саня где-то в квартире, и нарочно его провоцирует! Надеется, что тот сорвется и…

В шкафу чихнули.

Я так остолбенела от ужаса, что даже зажмуриться не смогла.

— А ну, выходи, сволочь! — Наумов сделал на зеркало охотничью стойку с пистолетом. — Руки вверх, и чтобы я их видел!

Створка медленно, с дребезжанием отъехала в сторону. Прямо за ней, по-турецки скрестив ноги, сидел голый бритоголовый «браток», в синеву расписанный татуировками вроде «не забуду мать родную», грудастой тетки (видимо, той самой матери), пауков, волков и прочего животного мира. Выглядели они так, словно не шибко умелый, но старательный художник намалевал их шариковой ручкой, а потом поплевал и растер.

— Слышь, начальник, — забормотал мужик, послушно поднимая руки, — ты, того, не надо! Давай по-хорошему договоримся — я ж так, чисто в гости! И вообще, она сама предложила…

Наумов выругался и опустил пистолет.

— Ты кто такой?

— Ну… эта… типа сосед… за сахаром зашел.

— Скажи еще, за нафталином! — Оперативник матюгнулся.

Я сидела ни жива, ни мертва. Федька, конечно, изумительно скопировал жильца из квартиры напротив, но вдруг Наумову придет в голову попросить у него документы?! Конечно, «идущий на дело» любовник вряд ли станет брать их с собой, однако милиционер может предложить ему пройти в «свою» квартиру. Настоящий Ванек (Иван Сергеевич, бизнес-рэкетир, две судимости) в это время обычно прогуливал пса-боксера — задиристого, дурного, как пробка, и даже внешне чем-то смахивающего на хозяина. Если они столкнутся в коридоре…

— Вали отсюда. — Оперативник указующе ткнул пистолетом и спрятал его в кобуру. — У нас с гражданкой Коробковой серьезный разговор.

— Понял! — Просиявший браток схватил первое, что под руку попалось — мой злосчастный пеньюар, — под его прикрытием выкарабкался из шкафа, старательно задвинул за собой створку, улепетнул в прихожую и громко хлопнул входной дверью. К счастью, раздосадованный опер больше на него не смотрел — Федька, по обычаю домовых, не мог переступить порога квартиры.

— Так у нас все-таки разговор — или мне тоже вещи на выход собирать? — «Крушение личной жизни» придало мне смелости.

— Разговор, — нехотя признал Наумов, возвращаясь к блокноту и ручке. — Но знайте, Елена Викторовна: если бы не показания вашего начальника — к которым, впрочем, у меня нет особого доверия, — то не я бы к вам, а вы к нам приехали! Ваше учреждение уже давно вызывает у нас подозрения!

— Это какие? — Об истинных функциях Госнежконтроля знал весьма ограниченный круг лиц, для остальных он расшифровывался как Государственный контроль за недвижимостью и жильем, подведомственная Минстройархитектуры контора. Собственно наш отдел якобы занимался охраной памятников старины.

— Да вот такие! — загадочно припугнул оперативник. — Вы там давно работаете?

— Четыре года.

— И на хорошем счету у начальства, верно?

— Пока не выгоняют, — осторожно сказала я.

— И даже стажеров поручают?

— Ну поручали пару раз…

— То есть на вчерашний день опыт работы с ними у вас уже имелся?

От вопроса веяло каким-то подвохом.

— А что?

— Да или нет?

— Ну… да, — рискнула я.

— Тогда почему вы допустили подобное поведение Топлякова?

— А что я могла сделать? — возмутилась я. — На ботинке у него повиснуть?

— А раньше? Свидетели сообщают, что от напавшего на них инспектора сильно пахло алкоголем. Почему вы не доложили начальнику, что ваш напарник пьян?

— Да Серафим Петрович сам это видел! Он мне Са… Александра таким и подсунул!

— То есть вы утверждаете, — оперативник быстро строчил в блокноте, — что ваш начальник знал, что его родственник неадекватен, и тем не менее поручил ему важное задание?

— Самое обычное, — вступилась я за Серафима. Шеф у меня, конечно, тот еще самодур, но человек он хороший, добрый и даже мягкий — вон тетя Маша не только вьет из него веревки, но и плетет из них макраме. — И ничего подобного я не утверждаю. Между прочим, сантехники еще в худшем состоянии по вызовам ходят!

• Предыдущая
• 12/87
• Следующая