И плачут ангелы - Смит Уилбур - Страница 20
- Предыдущая
- 20/130
- Следующая
Из кладок яиц, отложенных пустынной саранчой в рыхлую землю, вылупились бескрылые личинки.
Кладка произошла в необычайно благоприятных условиях. Вдруг подули редкие в то время года ветры и принесли на заросшие папирусом берега рои саранчи, а громадные запасы пищи увеличили плодовитость размножающихся насекомых. Когда пришла пора откладывать яйца, новая прихоть ветра согнала всю массу самок на сухую местность с рыхлой кисловатой почвой, которая прекрасно предохраняла яйца от грибковой инфекции. С другой стороны, близость озера обеспечивала необходимую влажность для оболочек яиц, позволяя созревшим личинкам легко выбраться наружу.
В менее благоприятных условиях гибель яиц и личинок доходит до девяноста девяти процентов, но в этом году земля кишела насекомыми. Хотя кладки располагались на площади в пятьдесят квадратных миль, вылупившееся потомство было вынуждено ползать по спинам друг друга слоями глубиной в десять и двадцать особей — поверхность пустыни словно превратилась в чудовищный единый организм.
Постоянные соприкосновения с собратьями вызвали в кишащей массе личинок чудесную метаморфозу: их цвет изменился, из тускло-коричневого стал ярко-оранжевым и угольно-черным. Скорость обмена веществ резко увеличилась, вызывая нервозность и перевозбуждение. Ножки удлинились, налились силой, с невероятной быстротой выросли крылья, и саранча вошла в стадную фазу жизни. Когда личинки полиняли в последний раз и их крылья обсохли, случился еще один каприз погоды — облака разошлись, знойное тропическое солнце превратило дно долины в духовку, и вся масса взрослой саранчи взмыла в воздух.
В их первом полете жар, впитанный телами из раскаленной почвы долины, лишь усилился в результате мышечной активности. Не в силах остановиться, насекомые летели на юг плотным, затмевающим солнце облаком, растянувшимся от горизонта до горизонта.
С наступлением вечерней прохлады гигантское облако опустилось на землю — и деревья не выдерживали его веса. Толстые, толщиной в туловище человека, ветки ломались под тяжестью массы саранчи. Утром раскаляющийся воздух снова заставил насекомых пуститься в путь, и они поднялись, затмевая небеса и оставляя позади лес, полностью лишенный нежной весенней листвы — голые изломанные ветки выглядели руками калек, вопиющих в пустыне.
Бесконечные рои летели на юг, и вскоре внизу показалась серебристая лента воды — река Замбези тускло серебрилась в тени облака саранчи.
Беленые стены миссии Ками горели под лучами полуденного солнца ослепительной белизной. Крытое тростником жилище, окруженное широкими тенистыми верандами, стояло чуть в стороне от церкви и хозяйственных построек. На фоне поросших лесом холмов здания казались цыплятами, которые сгрудились под крылом курицы, прячась от ястреба.
От переднего крыльца, мимо колодца, до самого ручья тянулись грядки. Возле дома яркие цветные пятна роз, бугенвиллеи, пуансетии и флоксов раскрашивали все еще бурый после долгой зимы вельд. Ближе к ручью росла кукуруза, за которой ухаживали выздоравливающие пациенты, — вскоре на высоких стеблях завяжутся початки. Между рядами кукурузы землю покрывали темно-зеленые листья тыкв. Эти поля кормили сотни ртов: семью, слуг, пациентов и новообращенных христиан, приходивших со всего Матабелеленда в крохотный оазис надежды и поддержки.
На веранде дома за грубо обтесанным столом из тикового дерева собралось все семейство. Обед состоял из подсоленного кукурузного хлеба, запеченного в листьях, и прохладной густой простокваши в каменном кувшине. По мнению близнецов, предобеденная молитва слишком затянулась для столь скудного пиршества. Вики ерзала. Элизабет вздыхала, тщательно рассчитывая громкость, чтобы не навлечь гнев матери.
Доктор Робин Сент-Джон, глава миссии Ками, как положено вознесла благодарность Всемогущему за его щедрость, но продолжала говорить, непринужденно указывая Всевышнему, что дождик в ближайшее время помог бы опылению кукурузы и обеспечил дальнейшее изобилие. Она сидела, закрыв глаза, с безмятежным видом. Кожа на лице была почти такой же гладкой, как у Виктории, темные волосы отливали рыжинкой, как у Элизабет, и разве что налет серебра на висках выдавал ее возраст.
— Господи, в мудрости Своей Ты позволил нашей лучшей корове Лютику перестать доиться. Мы подчиняемся Твоей воле, которая превосходит наше скудное разумение, но без молока эта миссия не сможет продолжать работу во славу Твою… — Робин сделала паузу, чтобы смысл ее слов дошел до адресата.
— Аминь! — сказала Джуба, сидевшая на противоположном конце стола.
После обращения в христианскую веру Джуба стала носить мужской жилет, прикрывая гигантские груди размером с дыню, а на шею среди ожерелий из скорлупы страусиных яиц и ярких керамических бусинок, повесила простенький золотой крест на тонкой цепочке. В остальном она по-прежнему одевалась так, как полагается высокородной матери семейства из племени матабеле.
Робин открыла глаза и улыбнулась подруге. Лишь перед самым уничтожением королевства армией БЮАК Лобенгула позволил Джубе принять христианство, хотя женщины знали друг друга много лет, с тех пор как Робин спасла Джубу из трюма арабского работоргового корабля в Мозамбикском проливе. Это случилось задолго до рождения их детей, когда обе они были молодыми незамужними девушками.
С тех далеких времен Джуба, Маленькая Голубка, сильно изменилась. Она стала первой женой Ганданга, одного из великих вождей матабеле, брата короля Лобенгулы, и родила ему двенадцать сыновей, старшим из которых был Базо, Топор, теперь уже и сам индуна. Четверо других сыновей погибли под огнем пулеметов на реке Шангани и переправе через Бембези. Однако после окончания жестокой непродолжительной войны Джуба вернулась к Робин в миссию Ками.
Она ответила улыбкой на улыбку Робин. На полном круглом лице блестящая бархатистая кожа туго натянулась. Черные глаза блестели живым умом, ровные зубы сияли безупречной белизной. На огромных коленях Джуба держала единственного сына Робин Сент-Джон, обхватив его мощными, толщиной с мужское бедро, руками.
Роберту не исполнилось еще и двух лет. Хрупкий мальчик не унаследовал мощный костяк отца, но в его глазах сверкали те же самые странные золотистые блестки. Кожа пожелтела от регулярных доз антималярийного хинина. Подобно многим детям, рожденным женщинами на пороге менопаузы, он выглядел не по возрасту серьезным, точно старый гном, проживший сотню лет. Малыш наблюдал за матерью с таким видом, словно понимал каждое ее слово.
Робин вновь закрыла глаза, и близнецы, оживившиеся было в преддверии последнего «Аминь», переглянулись и снова смиренно опустили головы.
— Господи, Ты знаешь о важном эксперименте, который Твоя покорная слуга собирается поставить сегодня, и мы уверены, что Твоя мудрость и защита пребудут с нами в опасные дни.
Джуба достаточно знала английский, чтобы понять слова Робин, и улыбка сползла с ее лица. Даже близнецы встревожились и с несчастным видом подняли глаза. Когда Робин наконец произнесла долгожданное «Аминь!», никто не протянул руку за хлебом и простоквашей.
— Виктория, Элизабет, можете приступать.
По настоянию матери они хмуро принялись за еду.
— Ты не говорила, что опыт начнется сегодня, — наконец осмелилась подать голос Вики.
— Девушка из крааля Замы превосходно подходит для опыта. Час назад у нее начался озноб, я думаю, к закату лихорадка достигнет максимума.
— Мама, пожалуйста! — Расстроенная Элизабет вскочила и бросилась перед Робин на колени, обхватив ее руками за талию. — Пожалуйста, не надо!
— Элизабет, не говори глупостей, — твердо ответила Робин. — Сядь на место.
— Лиззи права! — В зеленых глазах Вики стояли слезы. — Мы не хотим, чтобы ты ставила опыт. Это опасно! И ужасно.
Суровые складки на лице Робин слегка разгладились. Она положила узкую сильную ладонь на голову Элизабет.
— Иногда мы должны делать то, чего боимся. Так Господь проверяет нашу веру и силу. — Она откинула густые темные волосы с лица дочери. — Ваш дедушка, Фуллер Баллантайн…
- Предыдущая
- 20/130
- Следующая
