Прикосновение - Маккалоу Колин - Страница 47

• Предыдущая
• 47/125
• Следующая

– Просто Элизабет, – поправила она, приветливо улыбаясь ему. – Зовите меня по имени всегда, а не только когда мне плохо. Леди Уайлер, я очень рада вас видеть. Скажите же скорее, что ваш «свободный день» можно растянуть на неделю!

– Откровенно говоря, леди Уайлер уже устала от сиднейской жары. Это лето ее изнурило. Если вы не против, Элизабет, она погостит у вас денек-другой. Увы, меня ждут дела, поэтому я осмотрю вас и постараюсь успеть на обратный поезд.

Объявив, что пациентка в полном порядке, разве что слишком похудела, и выпустив пинту крови, сэр Эдвард удалился.

– Пока мужа нет с нами, зовите меня Маргарет, – заговорщицким шепотом попросила леди Уайлер. – Эдвард – замечательный человек, но с тех пор как ему пожаловали титул, он словно помешался на нем и даже сам величает меня не иначе как леди Уайлер. Наверное, нравится, как это звучит. Понимаете, он рос в бедной семье, его родители во всем себе отказывали, лишь бы выучить его на врача: отец работал в трех местах, а мать стирала и гладила чужое белье.

– Он учился в Сиднейском университете? – спросила Элизабет.

– О нет, что вы! Там в то время не было медицинского факультета – в сущности, когда Эдварду минуло восемнадцать лет, Сиднейского университета вообще не существовало. Поэтому он отправился в Лондон служить при больнице Святого Варфоломея – это вторая по старшинству больница мира, если не ошибаюсь, основанная более тысячи лет назад. А может, это она самая старая в мире, а вторая после нее – «Отель Дье» в Париже. Словом, больница Святого Варфоломея открыта с незапамятных времен. В то время акушерско-гинекологическое отделение только появилось, туда привозили главным образом женщин с послеродовым сепсисом. Большинство пациенток Эдварда рожали дома, а ему приходилось бегать по городу и повсюду таскать черный саквояж – трудный, но бесценный опыт. А когда он вернулся в Сидней, где родился в 1817 году, поначалу ему пришлось еще труднее. Видите ли, мы евреи, а как относятся к евреям, всем известно.

– Как к язычникам-китайцам, – тихо отозвалась Элизабет.

– Вот именно. К нехристям.

– Но мистер Уайлер выстоял.

– О да. Поверьте, Элизабет, он отличный врач! Он на голову выше этих… коновалов, называющих себя акушерами. Однажды он спас роженицу из высшего общества, и на этом его беды кончились. Ему стали доверять, даже забыли, что он еврей. Оказалось, что и евреи бывают полезны, – сухо добавила Маргарет.

– А вы, Маргарет? Вы тоже родились в Сиднее? Выговор у вас английский.

– Нет, мы познакомились в больнице Святого Варфоломея, где я служила акушеркой, потом поженились и вместе отправились на родину мужа. – Ее лицо осветилось. – А как он любит читать, Элизабет! Изучает каждую новую статью, берет на вооружение каждую медицинскую новинку. Например, недавно он прочел, что в прошлом году в Италии одна роженица выжила после кесарева сечения. В сентябре мы уезжаем в Италию к хирургу, который провел операцию, – его тоже зовут Эдвард, точнее, Эдуардо Порро. Если мой Эдвард научится спасать женщин и младенцев с помощью кесарева сечения, он будет вне себя от счастья.

– А его родители?

– Они успели порадоваться тому, как далеко шагнул их сын. Бог был милостив к ним.

– Сколько лет вашим детям?

– Рут скоро тридцать, она замужем за врачом-евреем, а Саймон учится в Лондоне, при больнице Святого Варфоломея. Закончив учебу, он будет помогать отцу.

– Как я рада, что вы здесь, Маргарет.

– И я рада встрече. Если я вам не помешаю, я могла бы пробыть с вами до самых родов.

Губы Элизабет изогнулись в улыбке:

– Нам с Александром вы нисколько не помешаете, Маргарет.

А через два дня состояние Элизабет резко ухудшилось: вместе с приступом эклампсии начались преждевременные роды. Александр дал срочную телеграмму сэру Эдварду в Сидней, но узнал, что приезд врача откладывается на целые сутки. Задачу спасения Элизабет и ребенка возложили на леди Уайлер, а она выбрала своей помощницей Руби. То же предчувствие, которое погнало сэра Эдварда в Кинросс-Хаус, заставило его снабдить жену всем необходимым – на случай, если во время родов самого врача не окажется рядом. Поэтому Маргарет Уайлер заняла место мужа, начала колоть роженице сульфат магния и усмирять судороги, а Руби поручила следить за процессом родов; работая, они перебрасывались отрывистыми и краткими замечаниями.

На этот раз судороги повторялись чаще, во время одного из приступов на свет появился младенец – крошечное, тщедушное существо, такое синюшное и безжизненное, что Маргарет Уайлер пришлось оставить Элизабет на попечение Яшмы, а самой вместе с Руби заняться оживлением новорожденной девочки. Пять минут обе женщины трясли и шлепали ее, без устали массировали хрупкую грудку, и наконец малышка вздрогнула, схватила ртом воздух и слабо заскулила. Дальше Руби предстояло действовать в одиночку: Маргарет снова занялась Элизабет. Наконец через два часа судороги прекратились; Элизабет была жива, роковую кому удалось предотвратить.

Повитухи решили перевести дух и проглотить по чашке чаю, который принесла им заплаканная Шелковый Цветок.

– Она выживет? – спросила измученная Руби, которой едва хватало сил сидеть, уронив голову на согнутые колени.

– Кажется, да. – Маргарет Уайлер неотрывно смотрела на собственные руки. – Тремор… никак не могу унять дрожь, – удивленно произнесла она. – Проклятая работа! Не хотела бы я вынести такое еще раз. – Она заставила себя улыбнуться и обратилась к Яшме, сидящей возле Элизабет: – Яшма, ты умница. Без тебя мы бы не справились.

Миниатюрная китаянка просияла, продолжая украдкой щупать пульс хозяйки.

– Ради нее я готова умереть, – выпалила она.

– Маргарет, посмотришь ребенка? – спросила Руби и поднялась.

– Да, сейчас же. Яшма, если заметишь хоть что-нибудь, – зови сейчас же. – Леди Уайлер склонилась над колыбелькой, где лежало хнычущее сморщенное существо, синюшная кожа которого постепенно приобретала розовый оттенок. – Девочка, – произнесла она, откинув простынку, которой Руби укутала младенца. – Недоношенная – ей месяцев восемь или чуть больше. Надо бы согреть ее, но Элизабет жара вредна. Жемчужина! – громко позвала она.

– Да, миледи.

– Растопи камин в детской, положи грелку в детскую кроватку. Потом принеси кирпич, нагрей его и заверни получше, чтобы не обжечь ребенка. Да поживее!

Жемчужина унеслась.

– Яшма, – продолжала Маргарет Уайлер, повернувшись к постели, – как только Жемчужина согреет кроватку, унеси ребенка в детскую, уложи и останься с ним. Следи, чтобы девочке было тепло, но не слишком жарко. Теперь ты отвечаешь за нее – мы с мисс Коствен не можем оставить без присмотра Элизабет. Будь начеку, и если малышка снова начнет синеть, зови нас. Уложите Нелл спать в комнате Крылышка Бабочки – пусть Жемчужина перенесет туда ее кроватку сразу же, как только приготовит детскую для ребенка.

Все было исполнено в мгновение ока; Яшма уступила свое место у кровати леди Уайлер, приняла из рук Руби ребенка и благоговейно залюбовалась искаженным от плача крошечным личиком.

– Малышка моя! – проворковала Яшма, нежно баюкая подопечную. – Вот она, моя девочка!

Она ушла, а леди Уайлер и Руби заняли места по обе стороны от узкой кровати, на которую перенесли Элизабет, едва начались схватки.

– Кажется, спит, – сказала Руби, переводя взгляд с неподвижной Элизабет на осунувшееся лицо акушерки.

– Пока – да. Но бдительность терять нельзя, Руби.

– Хватит с Элизабет детей, – заявила Руби.

– Верно.

– Маргарет, ты ведь мудрая женщина, – начала Руби, стараясь не оскорбить ненароком собеседницу, – то есть я хочу сказать, что ты повидала всякое.

– О да, Руби. Иногда мне думается, что лучше бы я этого не видела.

– И мне.

Сделав первый решительный ход, Руби умолкла, сосредоточенно кусая губы.

– Поверь, Руби, меня ничем не напугаешь и не шокируешь, – мягко произнесла леди Уайлер.

– Речь не обо мне. – Руби не сомневалась, что шокировать приличное общество способна только она сама. – Об Элизабет.

• Предыдущая
• 47/125
• Следующая