Прикосновение - Маккалоу Колин - Страница 52
- Предыдущая
- 52/125
- Следующая
– А ведь ты так и не рассказал мне, как восприняла известие Элизабет. Или она знала про болезнь Анны?
– Вряд ли. Она просто убедила себя, что ребенок немного отстает в развитии. Немного отстает! – Он горько рассмеялся. – Моя жена превратила какую-то паршивую кобылу в идола и усердно поклонялась ему. Чистила, гладила, расчесывала… Скажи, чем лошади так притягивают женщин?
– Силой, Александр. Движением мышц под атласной шкурой. Возможностью подчинить себе эту силу. Хорошо, что ты подарил ей кобылу, – вида конского фаллоса она бы не вынесла.
– Руби, ты можешь хотя бы раз в жизни вести себя пристойно?
– Ха! – воскликнула Руби, сплетая пальцы с пальцами Александра. – А что толку? – Она пересела к нему на колени и прижалась щекой к его волосам – они совсем поседели, так неожиданно и сразу! – А ты так и не понял, о чем все время думает Элизабет?
– Увы!
– После рождения Анны она стала другой. Со мной почти не общается – разве что приглашает меня на завтрак вместе с Теодорой или на ужин с тобой. Прежней близости между нами как не бывало, а раньше мы о чем только не болтали! Обо всем на свете! Но теперь она будто ушла в свой мир, – печально заключила Руби.
– Ты нужна мне, – пробормотал Александр, уткнувшись лицом в ее грудь. – Если ты не против, я приеду к тебе в Кинросс сегодня же, попозже.
– Когда хочешь, – ответила она. – Приезжай, когда хочешь.
Она в одиночку спустилась с горы в вагоне, глядя на Кинросс, освещенный фонарями, издалека похожими на зеленоватые искры. Пыхтели двигатели, сатанинское пламя вырывалось из длинных бараков, где из руды добывали золото «Апокалипсиса», а вдалеке, на холме Суна, в лунном свете поблескивали пагоды. «И я частица этого мира, хотя никогда не хотела к нему принадлежать. Как мстительна любовь! Если бы не Александр Кинросс, я не поднялась бы выше, чем уготовано мне судьбой, навсегда бы осталась дамой полусвета на грани изгнания, если не гибели».
Элизабет начала бывать в церкви с того дня, как узнала о плачевном состоянии Анны. Но не в пресвитерианской церкви: в следующее воскресенье она появилась у англиканской церкви Святого Андрея, ведя за руку Нелл, в сопровождении Яшмы, везущей в колясочке Анну. Китаянка осталась у церковных ворот ждать конца службы – тоненькая, испуганная, незаметная.
Потрясенный и обезумевший от радости преподобный Питер Уилкинс лично приветствовал первую леди Кинросса и сообщил, что скамья в первом ряду всегда к услугам жителей Кинросс-Хауса. По городу уже ползли слухи, что миссис Саммерс уволена, а в особняке на горе творится что-то неладное, поэтому священник проявил особое внимание к новой прихожанке.
– Спасибо, мистер Уилкинс, – сдержанно отозвалась Элизабет, – но мне было бы удобнее занять одну из последних скамей. Моя младшая дочь Анна отстает в развитии, иногда капризничает, и в этих случаях мне хотелось бы иметь возможность незаметно увозить ее из храма.
Так и порешили. Город Кинросс узнал, что Анна Кинросс – умственно отсталый ребенок, что положило конец сплетням и не дало восторжествовать Мэгги Саммерс.
Вопрос с Яшмой решился сравнительно легко: разрыдавшись и бросившись друг другу в объятия, две женщины решили вместе растить Анну; при этом Яшме не понадобилось разлучаться с любимицей, а Элизабет – отказываться от прогулок на Кристал к Заводи. Поход в церковь возвестил о переходе Кинросс-Хауса на новое положение: таким способом было во всеуслышание заявлено о неполноценности Анны и о том, что миссис Кинросс, здоровье которой уже не внушало опасений, все-таки чтит религию – в отличие от ее безбожника мужа. Да пребудет слава в вышних!
Впечатление получилось бы чуть смазанным, заметь кто-нибудь из прихожан, куда направилась Элизабет сразу после службы – в отель «Кинросс», завтракать с Руби, которая оказала ей самый радушный прием с объятиями и поцелуями.
– Значит, возвращаешься к жизни? – спросила Руби, отстранив гостью и оглядывая ее разгоревшимися глазами.
– Да, – улыбнулась Элизабет, – но только если мы и впредь будем подругами и не станем оспаривать Александра друг у друга. Я наконец-то повзрослела.
– Ну и ну! – Руби вынула Анну из коляски. – Тише, кисонька, не плачь! Привыкай, теперь будешь видеть не только Яшму и маму. А ты, Элизабет, в присутствии Нелл думай, что говоришь: дети любят подслушивать, а наша детка не по годам умна. Позавтракаем? Сегодня у нас тосты с грибами и жареная дичь. И нечего воротить нос, Нелл! Смотри, когда-нибудь пожалеешь, что отказывалась от такой роскоши. Я хорошо помню времена, когда краюха черствого хлеба с жестким сыром были для меня вкуснее нектара и амброзии!
Упреки Александра в том, что Анна растет без материнской ласки, Элизабет приняла так близко к сердцу, что даже не желала расставаться с детьми, чтобы сопровождать мужа в Сидней. Александр был страстным поклонником музыки, театра и оперы, и поскольку не понимал, почему должен отказываться от своих увлечений, в Сидней начал ездить с Руби. 1878 год сменился 1879-м, поездки участились, а Александр как-то изрек:
– Теперь, когда сообщение между Новым Южным Уэльсом и Великобританией налажено, английские оперные и театральные труппы будут чаще гастролировать у нас. Корабли могут пополнять запасы угля в промежуточных портах, благодаря Суэцкому каналу плавание продолжается всего пять недель.
В компании Руби Александр посмотрел прекрасную постановку «Венецианского купца», все оперы, которые привозили в город, и блистательную оперетту «Крейсер «Пинафор»» сравнительно малоизвестных композиторов Гилберта и Салливана. Руби и Александр не упустили возможности побывать на Сиднейской международной выставке, разместившейся в великолепном, построенном по такому случаю дворце. В тот приезд отели города были переполнены, и Александру пришлось изменить своим привычным апартаментам. Тем более что останавливаться в его излюбленном отеле стало положительно невозможно: паровые трамваи, снующие по Элизабет-стрит, изрыгали удушливый черный дым и рассыпали снопы искр.
Бродя вместе с Руби по выставочным павильонам и искренне восхищаясь ими, Александр вдруг объявил:
– Скоро я еду в Англию.
Руби замерла:
– С какой стати?
– Хочешь, отвечу честно?
– Да, как всегда.
– Мне осточертел полный дом женщин. Близится новое десятилетие, через каких-нибудь двадцать лет наступит следующий век. Я хочу узнать, что происходит сейчас в Англии, Шотландии и Германии, где появились новые доменные печи, новые конструкции мостов и способы выработки электричества, которое скоро превратится из игрушки в могучую силу. Поговаривают даже, что создаются принципиально новые двигатели, – воодушевленно объяснял Александр. – Если бы не Анна, я взял бы Нелл и Элизабет с собой, поселил их в хорошем доме в лондонском Уэст-Энде, а сам поездил бы по стране. Но это невозможно, и, откровенно говоря, я даже рад. Мне давно пора отдохнуть от женщин, даже от тебя, Руби.
– Понимаю. – Она зашагала дальше. – А ты не мог бы навестить Ли?
– Визит в школу Ли значится первым пунктом моего плана. Если мой приезд совпадет с каникулами, я возьму его с собой. Такая поездка – бесценный опыт для будущего инженера.
– О, Александр, это замечательно! Спасибо тебе!
Он снова остановился и повернулся к ней.
– Я хотел задать тебе один вопрос. Раньше я не решался, чтобы не напоминать тебе о Ли, но он скоро вернется, а мы… уже не просто любовники, теперь я женат. Вот что я хотел узнать: как Ли удается выдавать себя за китайского князя, если он носит фамилию Коствен?
Она рассмеялась так громко и звонко, что проходящие мимо открыто уставились на них; само собой, Александр Кинросс под руку с изумительной красавицей привлекал всеобщее внимание, но обычно за ним следили украдкой, тем более что поговаривали, будто спутница вовсе не его жена.
– Александр, Ли скоро пятнадцать! Ты ждал целых шесть лет! По совету Суна я просто объяснила начальству школы, что Ли будет учиться инкогнито, спасаясь от врагов отца, которые не остановятся даже перед похищением мальчика. Это объяснение известно всей школе, а Ли искренне забавляется, слушая, как товарищи гадают, кто же он такой на самом деле. Будь в школе другие китайцы, ему пришлось бы тяжелее, но лишь в прошлом году учиться приехали двое сыновей богатых купцов из Вампоа, а Ли говорит, что им нет дела до Пекина.
- Предыдущая
- 52/125
- Следующая
