Прикосновение - Маккалоу Колин - Страница 95

• Предыдущая
• 95/125
• Следующая

– И рабочий комбинезон, как на заводе Константайна? Неудивительно, что старик Энгус не желал вас знать.

– Меньше всего на заводе или в мастерской нужна безмозглая женщина в юбке, которую того и гляди затянет в маховик. А комбинезон не вызывает даже скабрезных мыслей, так чем он плох?

– Ничем, – согласился Бэда, громыхая кастрюлями на плите.

– Что на ужин? – поинтересовалась Нелл.

– Баранья нога с картофелем и тыквой, мелкими маслеными кабачками и «зарезанной» стручковой фасолью.

– Зарезанной?

– Нашинкованной тонкими полосками. И конечно, подливка.

– Несите сюда скорее! Я готова съесть целого коня.

Традиционное английское блюдо удалось на славу:

Бэда не преувеличивал, уверяя, что умеет стряпать. Даже фасоль не развалилась. Не жеманясь и не отставая от хозяина, Нелл с аппетитом съела ужин.

– Мне оставить место для десерта или можно попросить добавки? – спросила она, подчищая остатки подливки кусочком хлеба.

– Десерт отменяется – я слежу за фигурой, а вам могу предложить добавки, – с улыбкой ответил Бэда. – Судя по вашему аппетиту, полнотой вы не страдаете.

– Нет, я уродилась в отца – он всю жизнь костлявый.

Когда ужин был съеден, а посуда убрана в раковину – Бэда не позволил гостье мыть тарелки и заявил, что никуда они не денутся, подождут, пока у него не появится настроение, – место на столе заняли вместительный чайник и две фарфоровые чашки с блюдечками и серебряными ложками. Сахарница сияла чистотой, из нового ледника, ящика с крышкой, набитого льдом, достали холодное свежее молоко. Хозяин и гостья еще долго сидели над тарелкой овсяного печенья, испеченного приходящей служанкой, миссис Чарл-тон, и беседовали обо всем на свете, неизменно возвращаясь к страстному увлечению Бэды – социализму и рабочему движению. Нелл даже не пыталась во всем соглашаться с ним и выдвигала логичные возражения, особенно когда речь заходила о китайцах. Время пролетело незаметно. Поскольку оба собеседника были серьезными и одержимыми жаждой знаний людьми, Бэда не давал волю своим плотским желаниям, а Нелл – романтическим мечтам.

И наконец, когда Бэда понял, что уже очень поздно, он решился заговорить о том, что не давало ему покоя. Почему – он и сам не понимал, но не задать этот вопрос не мог.

– А как ваша сестра?

– Если верить маме – отлично. – Нелл помрачнела. – Не знаю, стоит ли рассказывать вам об этом, но Анна почему-то настроена против меня, поэтому я не хотела приезжать на каникулы – думала, лучше поработаю где-нибудь в мастерской.

– Почему она настроена против вас?

– Сама ломаю голову. Понимаете, ее мыслительный процесс мало того что ограничен, так еще и непредсказуем. В газетах называли ее «простушкой», но на самом деле она умственно отсталый человек. Ее лексикон – немногим более пятидесяти слов, в основном существительных, с отдельными прилагательными и глаголами. Тот тип подчинил себе Анну легко, как свою собаку. Ведь Анна, в сущности, очень добродушна и покладиста.

– Значит, и вы верите, что это был Сэм О’Доннелл?

– Ни на минуту не сомневаюсь! – с жаром воскликнула Нелл.

– А ребенок?..

– Долли? Так назвала ее сама Анна, для нее дочь – все равно что кукла. Поэтому папа и вписал это имя в метрику, и теперь она Долли. Сейчас ей восемнадцать месяцев, и, по иронии судьбы, девочка очень смышленая. Она рано начала ходить, говорить и, как пишет мама, уже проказничает. – На лицо Нелл легла тень. – В понедельник я уезжаю домой. Там что-то происходит, а мама в письмах отделывается недомолвками.

– Тяжкая ноша, да?

– Уж во всяком случае, необычная. До сих пор мне не перепадало ни единой унции этой тяжести, но это неправильно. У меня какое-то предчувствие, но я даже не могу объяснить, о чем, потому что это не факты – только инстинкты. А я их ненавижу! – яростно выпалила Нелл.

Зеленоватый, усиленный новыми сетками свет газового рожка на стене играл на его густых непослушных волосах, отливающих всеми оттенками рыжего – от меди до старой бронзы. Его глаза, черные, как у Александра, глубоко сидели в орбитах – прищуренные, бездонные глаза, решила заинтригованная Нелл. О том, что он думает, можно судить лишь по его словам – внешне он непроницаем, особенно эти загадочные глаза.

– С возрастом вы научитесь ценить инстинкты, – заметил он, обнажая в улыбке белые ровные зубы. – Ваш мир построен на фактах – это типично для математика. Но все великие философы были математиками, они обладали разумом, способным порождать абстрактные идеи. Инстинкты – это абстрактные, но не всецело оторванные от мыслей эмоции. Мое чутье всегда казалось мне естественным результатом событий или опыта, я считал его никчемным и все-таки в глубине души высоко ценил.

– Карл Маркс не был математиком, – возразила Нелл.

– Так он и не философ. Скорее, исследователь человеческого поведения. Разума, а не души.

– Эти инстинкты… Вы хотите сказать, что я должна поскорее вернуться домой? – спросила она, не скрывая сожаления. – Так вам подсказывает чутье?

– Точно не знаю. Но мне будет вас недоставать. Нет ничего приятнее, чем готовить для едока с отменным аппетитом. Не могу дождаться, когда мне снова выпадет такой шанс.

И тем не менее он ничем не выдал, что относится к ней как мужчина к женщине, за что Нелл была благодарна ему.

– Чудесный вечер, – чуточку высокопарно произнесла она.

– Но он уже закончился. – Он поднялся. – Пойдемте, я провожу вас и посажу на извозчика.

– Я дождусь трамвая.

Бэда вынул из кармана часы, щелчком открыл крышку.

– Нет, только не в этот час. У вас есть деньги на извозчика?

– Господи, ну конечно! – Ее глаза заблестели. – Но инстинкт не позволяет мне кататься в наемных экипажах – терпеть не могу тесные вонючие коляски. И потом, неизвестно, кто сидел в них до тебя.

– Разрешите, я оплачу эту поездку.

– Ни в коем случае! Хотите прибавить ее к моим грехам? Из-за меня вы уже разорились на прислугу и ледник! Сколько стоит доставка льда дважды в неделю – три пенса? Шесть?

– Четыре. Но мне нет нужды экономить: труд членов парламента, в том числе и от рабочей партии, щедро оплачивается и вознаграждается привилегиями. У меня есть сбережения. – Он перевел дыхание, взял Нелл под руку и вывел из дома. – Признаться, я уже всерьез задумался о том, за сколько хозяин продаст этот дом. Если цена будет разумной, я не прочь его купить.

Дочь Александра Кинросса обдумала это заявление, прищурив глаза и поджав губы.

– Сбейте цену, чтобы была не выше двух сотен. Да, дом стоит на участке площадью целый акр, но в промышленном районе. Без канализации. Если кому-нибудь вздумается построить здесь завод, за дом и землю много не дадут – сейчас в цене участки у побережья. Для строительства на этом месте длинного дома с террасами не подойдет форма участка. Предложите хозяину сто пятьдесят – и посмотрите, что он ответит.

Бэда взорвался смехом:

– Сказать-то легко, труднее сделать! Я отродясь не умел торговаться.

– И я тоже, – удивленно отозвалась она. – Но поскольку вы мне нравитесь, Бэда, я готова торговаться от вашего имени.

– Приятно слышать. Вы мне тоже нравитесь, Нелл.

– Отлично. – И она замахала рукой, увидев проезжающего извозчика. – Повезло! Надеюсь, до Глиб он меня довезет.

– Накиньте три пенса чаевых – и он отвезет вас куда угодно. Только пусть не сворачивает на Парраматта-роуд – там орудуют уличные банды.

– Симптом трудных времен, как сказал бы папа. Безработной молодежи надо куда-то выплескивать энергию. Значит, самое время покупать недвижимость. – И она забралась в тесную коляску. – Я напишу вам из Кинросса.

– Да, напишите, – попросил он и посторонился, пропуская усталую лошадь, запряженную в дребезжащую коляску. – Нет, ты не напишешь, – произнес он вполголоса, вздохнул и направился к дому. Ни к чему это – он социалист, сын уэльского углекопа, а она – дочь самого богатого капиталиста Австралии. Ребенок, которому нет и семнадцати, стоящий на пороге жизни. Бэда, как принципиальный человек, твердо решил: он ни за что не позволит Нелл увлечься им, зайти слишком далеко. «Да, вот так. Всего хорошего, Нелл Кинросс».

• Предыдущая
• 95/125
• Следующая