Кровавый остров - Янси Рик - Страница 1

Copyright © 2011 by Rick Yancey

© М. Моррис, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2015

«У каждого кто-нибудь да есть».

Уже больше трех лет прошло с тех пор, как директор дома престарелых вручил мне тринадцать записных книжек в кожаных переплетах – скудное наследство почившего нищего, утверждавшего, что зовут его Уильям Джеймс Генри. Директор не знал, что с ними делать; и, положа руку на сердце, после прочтения первых трех блокнотов не знал и я.

Взбесившиеся безголовые машины смерти в Новой Англии конца девятнадцатого века. «Философ в области ненормативной биологии», изучающий их – и устраняющий, если понадобится. Крохотные паразиты, неведомым образом дарящие зараженным нечеловечески долгий срок жизни – если, конечно, не решат вдруг прикончить носителя. Вскрытия под покровом ночи, безумцы, человеческие жертвоприношения, чудовища, засевшие в подземных логовищах, – и охотник на монстров, могущий оказаться (а могущий и не оказаться) самым знаменитым серийным убийцей в истории… Определенно, странный и жуткий «дневник» Уилла Генри представлял собой не то вымысел, не то хитроумную и искусно пересказанную галлюцинацию человека, давно простившегося со своим рассудком и не скрывающего собственного безумия.

Чудовищ не существует.

Однако человек, писавший о них, вне всякого сомнения существовал. Я говорил со знавшими его: с парамедиками, доставившими в больницу бесчувственное тело (кто-то, совершая оздоровительную пробежку, заметил старика, лежащего в сточной канаве); с соцработниками; с полицейскими, расследовавшими его случай; с сотрудниками и волонтерами в доме инвалидов и престарелых, в котором Уилл Генри окончил свою необычайно долгую (131 год, по его словам) жизнь, – с людьми, купавшими его, кормившими его, читавшими ему вслух и скрашивавшими его последние дни. Я никогда не сомневался в его реальности – сомневался лишь в нем самом. Кто он был – Уильям Джеймс Генри? Откуда был родом? Что за прискорбные события привели его в итоге на дно канавы – полумертвым от голода, лишенным всего, кроме разве что одежды – да тех тринадцати исписанных от руки блокнотов, что составляли единственное его богатство?

«У каждого кто-нибудь да есть», – сказал директор дома престарелых. Кто-то обязан был знать ответ на все эти вопросы. Я взялся найти этого человека; приманкой для него стали первые три томика дневников Генри, опубликованные мной под видом «Ученика монстролога» в 2009 году. Спустя год я напечатал следующий блок – «Проклятье Вендиго». Невзирая на то, что повествование Генри едва-едва удерживалось на грани между диковинным и безумным, я все же надеялся, что автор сохранил в нем достаточно правды о себе и о своей жизни, чтобы читатель узнал между строк друга, коллегу, родственника – и вышел со мной на связь. Я верил: у бедолаги, что звал себя Уиллом Генри, кто-нибудь где-нибудь да есть.

Неверно было бы думать, что мной двигало лишь любопытство. Уилл Генри умер в одиночестве, всеми оставленный, и лег в братскую могилу без имени – прах к праху таких же бедняков, неоплаканных и забытых. Я прикипел к нему сердцем; и по причинам, которые и сейчас не совсем мне понятны, я хотел помочь ему вернуться домой.

Вскоре после выхода «Монстролога» пришла пора разбирать электронную (и бумажную) почту. В основном мне писали психи (клявшиеся, будто знают, кто на самом деле был Уилл Генри) и жулики (прибавлявшие, что поделятся со мной этим знанием – ясное дело, не безвозмездно). Попалось, впрочем, и сколько-то вполне благонамеренных писем, подкинувших дельные зацепки для дальнейшего расследования. Кто-то предсказуемо обвинял меня в том, что я всего лишь мистификатор и «Монстролога» написал сам. Прошел год, затем два, а к правде я ближе так и не стал; мои собственные исследования также не принесли никаких существенных плодов. В сущности, два года спустя я знал о Уилле Генри едва ли не меньше, чем в самом начале этого пути.

Затем, ранней осенью прошлого года, я получил вот такое электронное письмо от читательницы из пригорода Нью-Йорка:

Сколько-то писем и один телефонный звонок, и вот я уже лечу в Нью-Йорк – поговорить с Элизабет в ее родном Оберне. После весьма приятной беседы (и нескольких чашек кофе в местной забегаловке) она отвела меня на кладбище Фортхилл. Моя проводница – живая и открытая дама средних лет – похоже, уже полностью разделяла мою околдованность тайной Уилла Генри. Она согласилась – как согласился бы всякий разумный человек на ее месте, – что в его записках было куда больше выдумки, нежели правды, однако подлинность ее кровной связи с человеком, которого также звали Уильям Джеймс Генри, не вызывала ни малейших сомнений; связи, что привела меня в Нью-Йорк – и на это кладбище. Элизабет посылала мне, конечно, фото надгробия; но я хотел увидеть его своими глазами.

То был чудесный день: деревья гордо стояли во всей роскоши осеннего убора, а пронзительно-синее небо казалось чистым, как алмаз. И вот, спустя три года и три месяца после того, как я впервые увидел преследовавшие меня с тех самых пор слова («Вот тайны, что я хранил. Вот вера, которой я не предал…»), я стоял у могилы и читал на гранитной плите:

– Я ее не застала, – проговорила Элизабет. – Но папа рассказывал, что личность она была… интересная.