Выбери любимый жанр

Мастер Альба - Шервуд Том - Страница 23


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

23

Юнец, скривив губы в довольной улыбочке, вышел.

– Молодец! – повернулся Беспалый к девушке.

– О, я знаю, – лукаво улыбнулась она. И, подняв пальчик вверх, строго добавила: – Но ты уж про пуговицы не забудь.

НАСЛЕДНИК 

Владелец замка Груф рыцарь Кристофер Альба был весьма скромным и непритязательным человеком. Хотя если принять во внимание знатность его фамилии и военные рыцарские заслуги, то он должен был быть похожим на всех вельмож, волей судеб достигших подобных высот, а именно – властным, надменным, безжалостным. И уж конечно, знатоком наслаждений, которых достаточно в этом мире. Но нет! Ел он простую солдатскую пищу – здоровую, без гастрономических изысков (и повара держал соответственного). Носил одежду, лишённую вычурности – плотную, чёрную, недорогую. Никогда не притеснял своих вассалов и не обременял непосильным налогом крестьян, ремесленников и торговцев. За это все любили его – причём искренне, не напоказ. Единственное, в чём Альба был (впрочем, умеренно) строг – это в соблюдении издавна установленного порядка – в торговле, в сохранении урожая, в соблюдении мельничной очереди, в чистке конюшен, в содержании замка в чистоте и опрятности. Однако строгости-то ему проявлять и не приходилось – имеется в виду применение обычных в те времена наказаний – страшных, часто неизлечимо уродующих тело. Нет, это не было необходимым. Когда-то, ещё только вернувшийся с королевской военной службы, довольно молодой, израненный (а потому сильно хромающий) Кристофер продал соседу несколько своих нерадивых слуг. Просто продал, а не оборвал кнутом кожу, не прижарил на углях, не затравил охотничьими псами. Но вот сосед, однажды взявший новых, недавно купленных людей, в составе прочей свиты на оленью охоту, один раз въехал в болото, так, что конь его мгновенно провалился по брюхо. Поблизости не было ни деревца, ни кустика. Тогда тонущий сделал знак, что-то крикнул, и слуги его тотчас же затолкали в трясину перед конём этих несчастных и безжалостно затопили их. Конь, встав копытами на эту временную и ещё живую опору, вырвался из тяжких болотных объятий, а от бывших Кристоферовых слуг остались лишь громадные, бурые, жадно чавкнувшие пузыри. В замке об этом вскоре стало известно, и всякий разумный человек, от крестьянина до вассала, сказал себе – “лучше дух испустить, чем потерять такого доброго хозяина, как Кристофер Альба”.

И вот ещё странность: этот хромой рыцарь, как уже было сказано, не душил налогами земельный и ремесленный люд, и тот был если не явно доволен – то уж неизменно сыт. А значит, и больше имел сил на обработку земли. И обильнее был урожай, и скот имел больше приплода, и у самих людей чёрного сословия рождалось больше детишек – и в конечном итоге и сам владелец Груфского замка богател год от года.

Соседи же относились к нему с той меченой бесом завистью, которая очень плотно соединена с ненавистью. Потому, если бы они узнали, что владельцу замка и его маленькому сыну грозит смерть, они бы радостно затаились, и не только не оказали бы помощи, а даже и не предупредили. Поэтому затее новоявленного родственника, вероломного супруга Кристоферовой племянницы, а также злодейской шайки Беспалого был предопределён бесспорный успех.

В день, когда младшему Альбе исполнилось десять лет, он решил восстать против некоторых, как он считал, нелепостей в ритуалах его обыденной жизни. Его бунт был ужасающе дерзок, а требование, объявленное мажордому [14], выглядело невозможным. Мальчишка потребовал – ни много, ни мало – права самостоятельно одеваться. Сидя посреди своей громадной, всклокоченной, белой постели, он коротким и жёстким, перенятым у отца жестом пресекал попытки спального слуги подобраться к нему с чулками, паркетными, на войлочной подошве, туфлями и утренней длинной умывальной рубахой.

– Я сам! – негромким, но исполненным упорства голосом повторял он снова и снова и руку держал протянутой к этим утренним предметам одежды.

Слуга, с испугом на побагровевшем лице, спасал от него эту одёжку и глядел моляще на мажордома, а тот озадаченно взирал на мальчишку и лишь качал головой.

– Ваш отец, барон Альба, – говорил он время от времени, – не будет рад нарушению порядка, установленного им самим.

– Так сходи к нему и узнай, – сказал наконец юный упрямец, – можно ли мне одеваться самому. – И добавил: – Сегодня – и навсегда!

Мажордом величественно удалился. Обернувшись в дверях, чтобы прикрыть их тяжёлые створки, он поймал растерянно-вопрошающий взгляд слуги и дал себе мимолётную вольность: пожал нервно плечами.

Его не было почти час, и всё это время мальчишка сидел упрямо в постели, вытянув словно цапля, тонкие ноги, сложив на груди руки и поджав несговорчиво рот.

Мажордом прибыл. Встал посреди большой спальни, поставил ноги в позицию, положил руки на пояс.

– Его светлость барон Альба позволяет вам одеваться без чьей-либо помощи, – подняв глаза к потолку, проговорил он величественно и протяжно. И добавил: – Но одежда ваша должна оставаться прежней!

Маленький Альба, встав на четвереньки, довольным лягушонком запрыгал к краю кровати, а на последние слова мажордома лишь скорчил гримаску, выражающую небольшую досаду. Это требование – не носить свою неудобную, с бархатом и шнурами одежду, с подвешенной на грудь золотой трёхрядной цепочкой – он высказал ещё год назад, в день девятилетия. И, кажется, вот так же, сидя в постели. Тогда отец был непреклонен – но наследник и не расстроился. Он имел личный тайник – в углу гостевого громадного зала, где стояли собранные в человеческую фигуру древние латы. В этих латах, сзади, за спинной створкой кирасы [15] он прятал свою величайшую ценность: с изрядным трудом добытую одёжку мальчика из простого народа. Надев её, он мог смело нарушить некоторые запреты: мог бегать по замку (а в своём бархате с золотой цепью ему надлежало только ходить, причём неторопливо, с достоинством), мог пробраться на конюшню, или на кухню (где его узнавали, но ни разу не выдали), или даже – вот этого уже не знал никто – сбежать через одну из своих мышиных норок за стены замка, наружу, к реке. Туда, где он был принят в компанию местных, таких же, как он, малышей-оборванцев, вечно голодных и вечно счастливых, и где часами напролёт носился, как ветер, соревнуясь с друзьями в их незатейливых мальчишеских играх. И так же, как они, он был голоден, счастлив, и так же краснели от вольного воздуха его щёки и блестели наследственные, баронские, серо-зелёные глазки.

Так было и сегодня. Если вечером мальчика ждал праздничный ужин, – в меру торжественный, и не очень-то, кажется, вкусный, – то день он непременно желал провести на своё усмотрение. И не просто на этот раз поиграть с милыми его сердцу оборвышами. Ему предстояло совершить первое в своей жизни по-настоящему важное дело. Соответственно, и взялся он за это дело со взрослой серьёзностью, тщательно.

Дело было тайным. Пробравшись в библиотеку, он запер изнутри дверь на ключ, достал пузырёк с чёрной тушью, принесённое с заднего двора большое гусиное перо, лист бумаги и острый осколок стекла. Этим осколком он умело и правильно обрезал перо, заточил и расщепил аккуратненько его кончик. Затем осмотрел лист бумаги – фамильной, с гербом, сложил и оторвал половину. Обмакнул в склянку перо, осмотрел его, приподняв к свету окна, и на той половине листа, что была без герба, довольно ровным почерком вывел:

“Я, наследник Груфского замка, барон Альба-младший, приказываю замковому кузнецу взять мою золотую цепь, разрезать надвое, одну половину отдать мне, вторую расплавить, добавить олова наполовину и отлить цепь заново”.

Затем задумался на минуту, наклонился над листом и прибавил: “И всё сделать тайно”.

И, довольно кивнув, переписал текст этот набело – на второй, гербовой половинке. Письмо, однако, закончено ещё не было. Мальчишка, звеня цепью на животе, слазил в шкафчик, достал новый пузырёк – с красной на этот раз тушью, обрезал перо, очинил его заново и приписал под свежими, влажными ещё строками личную подпись: крупную красную букву “А” – в греческом начертании, из трёх штрихов, где два образуют как бы крышу домика, а третий помещается внутри этой крыши и проведён наискосок от нижнего кончика левого штриха к середине правого.

вернуться

14

Мажордом – главный распорядитель в хозяйстве дома, замка или имения.

вернуться

15

Кираса – кованый панцирь, закрывающий тело от шеи до пояса.

23

Вы читаете книгу


Шервуд Том - Мастер Альба Мастер Альба
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело